Подросток как раз стремится к последовательности (согласованности) в возникновении собственного «Я». Если он старше других детей в семье, он также будет помогать формировать вновь появляющиеся и возникающие собственные «Я» младших братьев и сестер. Подростки показывают свою значимость посредством своего участия в ежедневных взаимодействиях с обществом путем воплощения своего собственного проявляющегося чувства (смысла) собственного «Я» для рассмотрения и обоснования родителями и другими членами семьи и посредством примеров процесса повествовательной структуры родители – ребенок (Haden et al., 1997). Мать, скорее всего, будет первым собеседником с ребенком, когда он находится еще в утробе, а старший брат или сестра могут быть первыми равными и, таким образом, влиятельными, ролевая модель для собственного «Я» которых, по сути, четко отличается от родительской (Cicirelli, 1976). Вероятно, одним из самых значительных преимуществ в моделировании рассказа является относительная безопасность (сохранность), в которой он существует. Дети могут наблюдать динамичный процесс беседы между родителем и ребенком, включая его врожденные самоутверждающиеся свойства, без риска проявления собственного «Я».
Согласно мнению ведущих теоретиков, к концу подросткового периода собственное «Я» относительно установлено у большинства лиц (Erikson, 1956; Nurius & Markus, 1990).
Точная роль устного рассказа в формировании личности ребенка не определена, но некоторые теории относительно ее имеют общие точки зрения. Развитие языка, как отмечено автобиографической памятью, является ключом к формированию чувства собственного «Я» (Fivush, 1994; Fivush & Haden, 2003; Fivush & Nelson, 2004; Meares, 1998; Nelson, 2003). Устный рассказ матерей для маленьких детей, общение между ними обладают взаимно детерминированной взаимосвязью с автобиографической памятью, в которой вид рассказов, передаваемых детям, будет воздействовать на ее структуру. Автобиографическая память будет влиять на то, как рассказ воспринимается и обрабатывается (Fivush & Nelson, 2004а; Nelson, 2003). Наконец, в процессе созревания детей процесс устного повествования внутри семьи становится более динамичным, ибо подростки способны оценить рассказ на более глубоких уровнях значимости (Meares, 1998) и внести свои собственные повествования в копилку семейного, так как они ищут способы излагать и обосновывать проявляющееся собственное «Я».
Утверждение ролей
На индивидуальном уровне понимание, которое является сущностью предполагаемого собственного «Я», и преобразование собственного «Я» в относительно стабильную систему мыслей, эмоций и предполагаемых поведений является существенным в социальной идентичности, но это только начало. Собственное «Я» является неотъемлемым в настоящее время и, кроме всего, еще и социальным творением. Смысл того, кто мы есть, может быть установлен к концу подросткового возраста (Erikson, 1956), но наше представление другими, и даже, как мы видим сами себя, часто является достаточно ситуационно-специфичным (Baumeister, 1986). Это видно из того, как мы описываем себя другим, в зависимости от того, кто спрашивает (Fiske, 2004). Например, личность может описать себя такими характеристиками, как «добросовестный» или «надежный» во время рабочего интервью и как «сердечный» и «нежный» при первой встрече, несмотря на то, что все эти четыре характеристики могут существовать одновременно как часть его собственной концепции. Это также наблюдается и в различных формах собственного «Я» (например, способы, которыми мы категоризируем различные аспекты собственного «Я»).
Согласно Баумейстеру и Лири (Baumeister, R. & Leary, М., 1995), а также Брауну (Brown, 1998), мы сначала понимаем собственное «Я» на самом личном уровне, уровне физического тела. Телесное собственное «Я» включает те предметы, которые являются физическими частями нашей личности до тех пор, пока они остаются частями нашей личности (например, волосы – часть телесного собственного «Я» до тех пор, пока они не выпадают, не острижены или каким-либо другим способом не уничтожаются). Фиске (Fiske, 2004) также включает материальные предметы в телесное собственное «Я» до тех пор, пока они имеют существенное значение для личности и существуют в некоторой целостности по отношению к собственному «Я». Внутреннее собственное «Я» (Baumeister, 1998; Brown, 1998) является, вероятно, наиболее интенсивным личностным компонентом собственного «Я», так как оно включает эмоции и знания, лежащие глубоко внутри личности (Fiske, 2004). Здесь, в пределах внутреннего собственного «Я», существует самая большая возможность для саморефлексии и самой высокой способности проникновения в суть. Фиске (Fiske, 2004) отмечает, что социальные аспекты телесного собственного «Я» и внутреннего собственного «Я» являются также подсказкой тому, что является самым основным по отношению к собственному «Я» для любой личности. Наконец, существуют межличностное собственное «Я» и социальное собственное «Я». Межличностное собственное «Я» (Baumeister, 1998; Brown, 1998) – это собственное «Я», которое мы используем наиболее часто, когда взаимодействуем с другими; это коллекция собственных «Я», сохраненных для отражения нашей наследственности и заимствования множества ролей, которые мы играем в течение всей жизни. В любой данный момент личность может играть роли «отца», «сына», «мужа», «работника», «студента» или какие-либо другие. Вся эта коллекция ролей, которыми мы владеем, составляет наше межличностное собственное «Я», в то время как наше социальное собственное «Я» является более значительным, культурным представлением того, как мы определяем сами себя (Fiske, 2004).
Мире (Meares, 1998) определяет развитие схем с момента начала автобиографической памяти, приблизительно в возрасте четырех лет. Его рассуждения обращены к автобиографической памяти в качестве реквизита как для проявления собственного «Я», так и для производства повествования. Однако не является совпадением то, что мы сначала осознаем социальные роли (т. е. наше место среди личностей) в приблизительно том же самом возрасте, когда мы осознаем себя как людей, существующих в соответствии континууму во времени (Nelson, 2003). Не является совпадением и то, что устный рассказ в семье предусматривает первую структуру для нашего понимания того, что составляет роль, а под ролью понимается набор поведений, связанных с различными схемами, с которыми мы сталкиваемся и которые развиваем (Fiske, 2004).
Не существует единого межличностного собственного «Я» (Baumeister, 1998). Личность может реалистично позиционировать себя, а также может претендовать на многие межличностные собственные «Я». Пока маленький ребенок слушает рассказы своей матери, отца, старших братьев и сестер, он будет познавать предполагаемые поведения, связанные с разнообразными ролями, начиная с только что перечисленных: мать, отец, брат, сестра. Если бабушки и дедушки или другие старшие родственники живут в семье, ребенок будет узнавать и об этих ролях. Таким образом, в «средней» полноценной семье со средним достатком в Америке, в которой оба родителя работают полный рабочий день, а мать, кроме того, еще выполняет и большую часть домашней работы, ребенок будет познавать, что роль матери включает работу, приготовление пищи, уборку в доме и вождение детей в школу. Отец может косить газон, выбрасывать мусор или наказывать детей, если они плохо себя ведут. Это будет особенно заметно, если мать уставшая («подожди немного, пока отец не придет домой»), или альтернативно, если к приходу отца она начинает новый рассказ («маленький Джонни не сделал то, что я просила сделать его днем. Можешь ты с ним поговорить, пока я накрываю на стол?»).
Дети познают не только посредством семейных рассказов о событиях повседневной жизни. Они будут обогащать свое познание и от рассказов о событиях прошлого, свидетелями которых они были или не были, а также и в результате рассуждения о будущем. Как установлено ранее, когда родители вовлекают детей в рассказ о прошлом, они помогают тем самым маленьким детям начать понимать собственное «Я» в определенный момент прошлого времени, связанный с каким-то событием (Fivush & Nelson, 2004).
Рассказывая о событиях прошлого, ребенок может не только представить себя чем-то существующим в прошлом, но также и чем-то тем, что однажды будет существовать в каком-нибудь событии в будущем (Fivush & Nelson, 2004). Способность к такому воображению собственного «Я» приводит непосредственно к дискуссии схем и ролей. Посредством их определения, роли сами являются одной из категорий схем. Они являются эвристическими для межличностного собственного «Я» или, более точно, межличностных собственных «Я». Посредством поглощения устных рассказов, позднее, становясь в них участниками, маленькие девочки познают предполагаемые модели поведения, связанные не только с ролью дочери, но также и с ролью сестры, жены и матери. Точно так же маленькие мальчики узнают больше, чем быть сыновьями; они познают и роли брата, мужа и отца. Действительно, все способы будущих собственных «Я» становятся возможны посредством участия в устном рассказе в семьях, так как собственное «Я» развивается. К концу подросткового возраста собственное «Я» стабилизируется, усваиваемые роли относительно укореняются в сознании детей – будущих взрослых (Erikson, 1956; Nurius & Markus, 1990).