— Да, Монтроуз, вы правы. Обычно я развлекаюсь иначе, — согласился Бэрримор.
— Конечно, ваши забавы требуют проявления мужественности? — Губы Томаса презрительно скривились, однако голос оставался спокойным.
— Несомненно, мой дорогой. Как же иначе? — Хеллсгейт самодовольно усмехнулся и огляделся, надеясь получить одобрение своих сторонников.
— Позвольте сказать, что я сильно сомневаюсь в этом. В обществе ходят совсем другие слухи о вас.
Улыбка увяла на лице Бэрримора.
— Например, все уверены, что вы источник той грязной лжи, которую распространяли в Брайтоне, — продолжил Томас спокойным голосом.
Раздались смешки среди окружавших людей, которые, как стая шакалов, стремящихся воспользоваться чьей-то слабостью, уставились на лорда. Томас глядел на него с презрением.
— Вы хорошо знаете, — он покачал головой, — что я говорю правду, не так ли, Бэрримор? Вам будет приятно узнать: я поговорил со своими осведомителями и пообещал им, что приму меры, чтобы вам впредь затруднительно было общаться с женским полом. И, будьте уверены все сделаю для этого.
Тонкие ноздри Бэрримора побелели. Глаза сузились.
— Я требую сатисфакции, — прошипел он.
— Надеюсь, не в связи с тем, что сообщили о вас девицы в борделе «Дайлс». Говорят, что вы получаете удовольствие в постели, только причиняя женщине боль.
Бэрримор вскочил с места; его жилистая фигура напряглась от гнева.
— Вы ответите за все, лживый пес!
На губах Томаса обозначилась довольная улыбка.
— Я готов!
— Когда?
— Прямо сейчас.
Бэрримор нахмурился. Хотя он был известен своей вспыльчивостью, однако инстинкт самосохранения предупреждал — держись подальше от этого человека. Уж слишком в разных они весовых категориях.
— Здесь не то место, где мы могли бы фехтовать без риска привлечь внимание властей… — Голос лорда внезапно охрип.
— Какой риск? — тихо переспросил Томас. — Думаю, никто на нас не обратит внимания. А что касается фехтования… Поскольку вызов сделали вы, то кодекс джентльмена обязывает вас согласиться с тем, что выбор оружия за мной. Мы будем драться на кулаках.
Бэрримор повертел головой, ища у своих компаньонов поддержки, в которой он нуждался, чтобы отвергнуть это нелепое требование. Однако жаждущая крови толпа была согласна с предложением Томаса.
— Где? — резко спросил Бэрримор.
— Здесь и сейчас. Снаружи.
— Ты пожалеешь об этом, Монтроуз. Я сверну тебе шею! — пообещал Бэрримор, проходя мимо Томаса, который кивком указал на поляну.
Сняв плащ, лорд кинул его одному из приятелей. Какой-то пьяный джентльмен поднял руку и помахал над головой толстым кошельком.
— Ставлю сто фунтов на Бэрримора! — крикнул он.
— Пятьдесят — на Монтроуза!
Толпа зашумела, делая встречные ставки, и мужчины, толкая друг друга, окружили дуэлянтов плотным кольцом.
Томас снял с плеч плащ. Чья-то рука услужливо схватила его. Он повернулся и посмотрел на своего противника.
Бэрримор разминался, двигаясь назад и вперед на носках; его тело раскачивалось из стороны в сторону, руки сжимались и разжимались, голова совершала кругообразные движения. При этом он оценивающе посматривал на противника. Лорд был известным забиякой и искусным фехтовальщиком; многолетние занятия способствовали быстроте его движений.
Томас стоял неподвижно. Его поза была расслабленной, плечи — слегка сгорблены, руки — свободно опущены. Он выглядел слишком худощавым при таком высоком росте и ширине плеч, но все его тело, казалось, было наполнено силой.
Бэрримор со скоростью молнии бросился вперед, намереваясь нанести удар в подбородок Томаса.
Однако он пришелся в пустоту. Лорд повернулся, недоуменно вертя головой и не понимая, куда исчез его противник. А тот стоял все такой же расслабленный, с настороженным выражением лица. Бэрримор нанес еще удар, затем серию жестоких резких ударов под разными углами, почти пренебрегая собственной защитой.
Толпа закричала, подбадривая бойцов и требуя крови. Многие были недовольны тем, что бой принял какой-то односторонний характер. Бэрримор бросался на Томаса, стараясь поразить в низ живота, но безуспешно. Тот ловко отражал мощные удары, отражая их до того, как они достигали цели.
— Проклятый пес! — задыхаясь, прошипел Бэрримор утомленный тщетными усилиями. Насмешливые крики из толпы подстрекали его. Безумная злость и гнев затмили его разум. Заметив на земле толстую палку, он поднял ее и, размахнувшись, нанес удар по ребрам Томаса.
Тот выхватил палку из рук Бэрримора и запустил ее поверх голов орущей толпы. Впервые страх поколебал самоуверенность его противника. Томас продолжал спокойно стоять. Его глаза насмешливо блестели.
Бэрримор зарычал и снова бросился на него, намереваясь свалить его на землю. В этот момент он увидел, как Томас поднял свою большую загорелую руку и попытался увернуться, но не успел. Удар открытой ладонью пришелся по его щеке. Ноги подогнулись, а голова откинулась назад.
Томас подхватил Бэрримора, когда тот упал на землю, и поставил его на ноги, поддерживая одной рукой за испачканную белую рубашку. Другой рукой начал хлестать его по щекам то открытой ладонью, то тыльной ее стороной. Еще, еще и еще. Ритмичные удары хорошо были слышны, так как толпа внезапно притихла.
Вцепившись в лицо Монтроуза, лорд пытался добраться до его глаз, смотревших на него холодным, пронизывающим, безжалостным взглядом. Его ногти царапали кожу. Появилась кровь, стекающая багровыми ручейками по щекам, но Томас, казалось, не замечал этого. Сознание Бэрримора затуманилось от продолжавших сыпаться на него безжалостных ударов, он безуспешно пытался вырваться из неумолимого захвата. Лорда терзала не столько боль, сколько сознание того, какое жалкое зрелище он представлял сейчас. Так бьют только собаку или слугу.
— Ты ответишь за все, Монтроуз! — отчаянно хрипел он. — От тебя отвернется общество, я добьюсь этого!
Поднятая рука Томаса остановилась на полпути. Бэрримор внутренне восторжествовал. Он победил! Дружба с принцем-регентом давала ему возможность любого шантажировать этой угрозой. Монтроуз должен сдаться или будет морально уничтожен. Лорд обладал достаточной властью, чтобы заставить этого гиганта прогнуться перед ним.
Он самодовольно улыбнулся. Из рассеченной губы на подбородок стекала кровь. Ну ничего, этот мерзавец расплатится сполна!..
И тут же Бэрримор застыл.
Томас, продолжая сжимать кулак, наклонился к нему, так что их лица приблизились вплотную.
— Ты глупец! — сказал он низким голосом. — Тупой осел! Я герой войны, слава Богу! — Он глухо выругался. — Думаешь, что кто-нибудь поддержит тебя, грязная свинья? Ты пьянствовал и посещал публичные дома, а я воевал за этих людей в это время! Безжалостно убивал французов. За них. За принца-регента. За империю. Ты думаешь, теперь, когда Наполеон собирает свои войска, в свете будут потворствовать твоим прихотям, твоему оскорбленному самолюбию? Если узнают, что я избил тебя, то все будут только довольны!