– Господа офицеры! Я принял решение разделить эскадру, – сообщил присутствующим адмирал Дрейк. – Половина кораблей во главе с «Посейдоном» под командой коммодора Хин ли, как и намечалось, посетит порты наших колоний на островах. Вторая часть эскадры, которую возглавлю я сам на вновь обретенной «Принцессе», будет крейсировать вдоль побережья, чтобы перехватить испанские галеоны, где-то затаившиеся от нас с настоящей добычей. Как вы знаете, золота не было ни на проклятой бригантине, ни на кораблях той испанской эскадры, которую мы захватили в честном бою. Золото – добычу приисков за год – испанцы просто обязаны вывезти в метрополию, доставить своему королю. Наша задача перехватить их. Все наши корабли, слава Богу, целы, хотя и имеют некоторые повреждения. Самая большая наша потеря – отряд флагманской морской пехоты. Потеря эта существенно снижает наши возможности в абордажном бою, ведь галеоны с богатой добычей нельзя топить огнем орудий, их следует брать на абордаж. Однако я принял решение поручить единственному оставшемуся в строю флагманскому пехотинцу – лейтенанту Руссу набрать на кораблях, отправляющихся на острова, два взвода самых лихих молодцов и пройти с ними ускоренную подготовку по программе флагманской морской пехоты. Лейтенант! Приступите к выполнению приказа немедленно по окончании военного совета.
– Есть, сэр!
Михась ответил адмиралу автоматически. Решение адмирала разделить корабли означало, что не сегодня завтра Джоана отправится на острова, к отцу, а Михась будет гоняться по океану за призрачным испанским золотом. И они расстанутся, быть может, навеки. Такой беспросветной тоски и отчаяния Михась не испытывал за всю свою короткую, но бурную, наполненную непрерывными опасностями и трудностями жизнь.
После военного совета он задержался в адмиральском салоне, поскольку ему следовало согласовать с командирами кораблей технические детали по набору из их команд кандидатов во вновь формируемую роту флагманской морской пехоты. Когда он вышел на палубу, то увидел Джоану, стоящую у трапа. Она готовилась спуститься в шлюпку, чтобы переехать на «Посейдон». Ее вещи уже были упакованы и погружены. Но Джоана медлила, словно ждала кого-то. Увидев Михася, девушка жестом попросила сопровождавшего ее офицера «Посейдона» подождать у трапа и решительно шагнула навстречу дружиннику.
– Я покидаю вас, лейтенант, – произнесла она глухим безжизненным голосом. – Спасибо вам за все, что вы для меня сделали. Если Бог даст, мы с вами еще увидимся.
Но ее глаза, полные слез, выражали столько любви и горя, что Михась чуть было не кинулся к ней, чтобы обнять ее, прижать к своей груди. Но он тут же подавил свой порыв, поняв, что таким образом только скомпрометирует девушку, и общество непременно будет судачить о том, чем же занималась леди с бравым капралом две недели на фактически пустом корабле?
– Благодарю вас, миледи. Я по-прежнему готов пожертвовать жизнью ради вас, – запинаясь, выговорил он приличествующую случаю фразу, а затем, внезапно для себя, добавил по-русски: – Я люблю тебя, Джоана! Я вернусь к тебе, чтобы разделить радость или горе, чтобы навек попрощаться или соединиться навек!
И случилось чудо! Ее глаза засияли, сердцем она поняла, что он сказал ей на незнакомом языке.
Девушка вскинула руку, прощаясь и с Михасем, и с офицерами, направилась к трапу. Возле самого борта она обернулась, вновь посмотрела на Михася, и взгляд ее выражал одновременно и боль, и надежду. Она произнесла звонко и отчетливо, не стесняясь присутствующих:
– Да хранит вас Господь, лейтенант Русс! – и добавила, забавно коверкая слова: – Русский дружинник!