Только когда Фалон угрожающе шагнул вперед, Джаделл прервал свою речь и поспешно удалился. Таррен и Димон последовали за ним, ухмыляясь, несмотря на хмурый взгляд Фалона.
Шанель опустила глаза, чтобы Фалон не заметил ее реакцию. Ей было одновременно и смешно, и приятно — настолько, что ее гнев моментально улетучился. Его ревность говорила сама за себя. Это укрепляло ее надежду, что этот человек может полюбить ее, или даже уже любит, что не могло не радовать.
Фалон, однако, заметил ее настроение.
— Здесь нет ничего смешного, женщина, — строго сказал он.
— Конечно, нет. Он только дразнил тебя, Фалон. Он говорил это несерьезно.
С минуту Фалон задумчиво смотрел на нее. — Почему ты так считаешь?
— Потому что я не отличаюсь от любой другой женщины Кап-ис-Тра, хоть позолоти меня с ног до головы. Я незаметна…
Взрыв смеха прервал ее слова.
— Если бы ты была незаметна, я не обратил бы на тебя сразу внимание и не захотел с такой страстью, равной которой еще никогда не испытывал. Здесь, женщина, ты не будешь незаметной. Неужели ты и вправду не знаешь, как желанна для мужчин?
Шанель покраснела.
— Хорошо, допустим, я согласна с тобой. Но мне нужно знать — твой собственный брат не будет пытаться ухаживать за мной?
— Нет.
— Тогда почему ты так взбесился?
— Потому что мне не нравится, когда мужчины так на тебя смотрят, даже он. — Фалон вздохнул. — Хотя он прав — я действительно должен к этому привыкнуть и как можно скорее, пока не пораздавал вызовов.
— Ну, сейчас ты же не собираешься этого делать. — Шанель усмехнулась и, шагнув вперед, обняла его. — Надеюсь, ты не думаешь, что я поощряю то, что тебя раздражает.
Ты хранишь мое сердце, керима, и я полностью доверяю тебе.
Услышав это, она обняла его крепче.
— Тогда я должна тебе сказать, что я нисколько не возражаю против твоей ревности. Ты ведь знаешь, что воины Кап-ис-Тра ее не испытывают, так что это для меня необычно, и пока ты будешь держать свою ревность под контролем, я буду ею наслаждаться. Наверно, это нехорошо?
— Желать, чтобы я страдал? Конечно, нехорошо. Она прижалась к нему еще крепче.
— Тогда почему ты не сердишься?
— Я не могу сердиться на то, что доставляет тебе удовольствие. Разве я не обещал сделать тебя счастливой?
Желание подразнить вдруг покинуло Шанель.
— У тебя это получается — отчасти и тогда, когда я не злюсь на твою непреклонность. Но чтобы мое счастье было полным, я должна кое-что услышать от тебя.
Лицо Фалона стало серьезным.
— Скажи что.
Она медленно покачала головой.
— Если я скажу, Фалон, это будет не то. Ты должен сам догадаться.
В доме Фалона четыре комнаты находились исключительно в его распоряжении. В спальне стояла кровать подходящих для него размеров. Глядя на нее, Шанель не могла удержаться от улыбки — даже ее регулируемая кровать была меньше. Рядом находилась большая ванная комната с туалетом и гардеробной. Одна комката была совершенно пуста, и Фалону еще предстояло найти ей применение.
Самая большая комната была предназначена для неофициальных встреч. Она была по площади больше, чем все помещения, принадлежавшие Шанель дома. В комнате стояло примерно с десяток длинных кушеток и стульев, обитых мягким заалскином черного и коричневого цвета. Повсюду стояли разных размеров столы, сделанные из чистого золота, и золотые сундуки, инкрустированные драгоценными камнями. Даже коробки для гаальских камней были сделаны из золота. Толстый слой белого меха, куски которого были подогнаны очень плотно, без малейших щелей, покрывали пол. От одного взгляда на него Шанель стало жарко.
Возможно, дом действительно не достигал размеров дворца, но все же оказался явно больше, чем следовало из слов Фалона. Все потолки были очень высокими. А в каждой комнате, даже в ванной, имелось по два-три больших окна, дававших много света и, по крайней мере, немного воздуха.
Шанель провела рукой по одному из столов.
— Неудивительно, что катратерцы так хотят иметь с тобой дело. Золото только из этой комнаты, вероятно, могло бы поправить их дела в экономике.
Она обернулась, но Фалон ее не слышал. Он был в гардеробной. Затем он вышел, держа в руках какую-то вещь белого цвета. Подойдя к Шанель, он развернул ее и почти благоговейно положил ей на плечи. Это был короткий белый плащ с тремя золотыми цепочками разной длины. Он застегивался с помощью большой круглой броши со сверкающими бриллиантами и едва доходил Шанель до пояса.
Фалон застегнул плащ, и на его лице отразилось волнение.
— Ты даже не представляешь, как я хотел увидеть тебя в моих цветах, Шанель. Я мечтал об этом с первой минуты, как увидел тебя.
— В белом. — Шанель улыбнулась воспоминанию. — У меня как раз есть белое чаури, которое я могу надевать для тебя.
— Насколько я помню, когда ты в последний раз его надевала, это свело меня с ума, и ты сказала, что никогда больше не наденешь белое.
— Ну, стало быть, я изменила свое…
— Фалон! — послышался внезапно женский голос. — Мне сказали, что ты только что вернулся…
Раздался громкий возглас удивления. Шанель обернулась и увидела, что прямо на нее смотрит женщина в длинной юбке с обнаженной грудью. Она была на редкость красива, с большими темно-карими глазами и каштановыми волосами. Волосы были коротко пострижены и едва доходили до плеч — возможно, чтобы они не скрывали великолепные круглые груди. Темные соски контрастировали с бледной кожей, напоминавшей слоновую кость. Ничего подобного Шанель никогда не видела.
Фалон обнял Шанель за талию и развернул ее к женщине, покорно опустившей глаза вниз. Женщина улыбалась, и эта улыбка вызвала у Шанель чувства, о которых она раньше не подозревала.
— Прошу прощения, хозяин, — продолжала рабыня тоном покорности. — Я не знала, что у вас гости.
— Шанель не гостья, Джанья, она моя подруга жизни. — Джанья в изумлении посмотрела на Фалона, но сразу же вновь опустила глаза. — Тебе не нужно склонять голову перед ней, или передо мной, или кем-то еще, поскольку в этот восход тебе подарена свобода.
Женщина подняла глаза и с недоумением посмотрела на Фалона.
— Свобода? Я не понимаю.
Шанель сама была удивлена. Она не ожидала этого, по крайней мере, так скоро. Ради нее он пренебрег обычаями… Он любит ее — это точно.
Однако сейчас Фалона не интересовала ее реакция и не трогала ее благодарность. Сейчас его занимала Джанья.
— Ты можешь оставить этот дом, Джанья. Все права тебе возвращены. Если пожелаешь, я обеспечу тебя эскортом для возвращения в страны крайнего севера, где тебя захватили и продали в рабство.
— Оставить?… Нет!