Читать интересную книгу Новый мир. № 7, 2003 - Журнал «Новый мир»

Разумеется, Паршев совершенно прав, когда говорит, что Россия самая холодная страна мира, однако из данного факта еще не следует, что российские товары неконкурентоспособны. Для столь категоричного вывода необходимо также доказать, что, во-первых, холодность климата действительно является важнейшим фактором, от которого зависят себестоимость и рентабельность всех произведенных товаров и услуг, и что, во-вторых, по холодности своего климата Россия принципиально отличается от всех других стран. Причем доказать надо оба тезиса, из каждого тезиса по отдельности неконкурентоспособность российских товаров не следует. Например, если действительно холод — важнейший фактор, но в России лишь немногим холоднее, чем в Финляндии или Канаде, то мы скрепя сердце согласимся жить немного хуже, чем финны или канадцы. И наоборот — если негативное влияние холода не столь велико и его можно чем-то компенсировать, то даже из уникальной холодности российского климата не вытекает принципиальная неконкурентоспособность всех российских товаров. То же самое относится и к транспортной составляющей теории Паршева.

Но дело в том, что неверны оба тезиса. Если сравнивать средние температуры по всей стране (любопытно, что в книге этот метод применяется только к России, для Канады используются другие оценки), то самой холодной страной мира окажется не Россия, а Дания. Не верите? Тогда посмотрите на карту — и увидите, что в состав Дании входит огромная ледяная Гренландия, в 50 раз превосходящая по площади свою метрополию. Поэтому для оценки климата страны поступим иначе: для каждого жителя страны возьмем температуру того места, где он живет, сложим их между собой, а полученную сумму поделим на количество жителей; соответственно температура в Петербурге или Торонто будет учтена почти пять миллионов раз, а температура на российском острове Вайгач или канадском острове Виктория — меньше тысячи. Разумеется, при расчетах я не доходил до каждого отдельного человека, а разбивал страны на мелкие участки и учитывал их средние температуры (вычисленные по метеостанциям на этих участках) и количества жителей, но и подобные расчеты заняли немало времени. Итоги моих вычислений приведены в короткой таблице.

Страны Средняя температура по стране с учетом плотности населения, °С

Январь Июль Среднегодовая

Россия -12,5 +19,5 +3

в т. ч. Европейская часть России

без Крайнего Севера -9 +20 +5

Канада -7 +19,5 +7

Финляндия -7 +16,5 +4,5

Украина -4,5 +21 +8,5

Таким образом, Россия действительно самая холодная страна мира, но есть регионы, в которых климат близок к российскому, и эти регионы отнюдь не являются самыми дикими или самыми бедными на Земле.

Какие бы теоретические основания и расчеты себестоимости Паршев ни приводил для доказательства второго тезиса, но «суха теория, мой друг, а древо жизни вечно зеленеет». Упрямые факты показывают противоположную тенденцию. Экономические успехи холодных стран выше, чем теплых, причем эта закономерность наблюдается не только для всего списка стран мира, но и в каждом регионе в отдельности. Более того, даже внутри самой России, для которой и была изобретена теория Паршева, благосостояние более холодных регионов чуть выше, чем у более теплых, причем слабая отрицательная корреляция сохраняется и при исключении десяти наиболее обеспеченных регионов, в том числе основных нефте- и газодобывающих, Якутии, Таймыра и Москвы. Исходя из фактов, а не из эмоций, нельзя признать состоятельным и тезис о влиянии континентальности климата на экономику — и во всем мире, и внутри России не обнаруживается убедительной корреляции, ни положительной, ни отрицательной, между благосостоянием и разностью зимних и летних температур.

Нельзя даже уверенно утверждать, что различие между Севером и Югом постепенно сокращается. До середины 70-х годов оно росло, с середины 70-х по середину 90-х — сокращалось (большая часть сокращения приходится на экономический спад в России и бывших социалистических странах), а в последние годы — никакой явной тенденции не обнаруживается. Возвышение «азиатских тигров» уравновешивается дальнейшим обнищанием «стран четвертого мира» с такими же климатическими условиями.

Столь же убедительна и транспортная составляющая новой теории — в мире не наблюдается никакой корреляции экономических успехов ни с плотностью населения, ни с территорией страны. Я не берусь утверждать, что большие ресурсы крупных стран с такой точностью компенсируют транспортные расходы, скорее всего причина в другом — жители всех стран умеют приспосабливаться к своим условиям жизни, извлекать выгоды из преимуществ и компенсировать то, что им недодала природа. Но ведь эти темы и надо обсуждать, а не жаловаться на коварство природы. Она не обделила нас ресурсами — ни лесами, ни пресной водой, ни полезными ископаемыми. А то, что мы не получили в придачу теплого климата и незамерзающих портов, так нельзя же все сразу.

Более того, она не так щедро одарила другие страны, как кажется Паршеву и его поклонникам. Климатические описания, самый цитируемый раздел книги, полны ошибок и передержек: например, сравнение климатов Монреаля и Варшавы верно с точностью до наоборот — в Монреале лето существенно теплее, чем в Варшаве, а зима существенно холоднее (в январе соответственно — 10,5° и — 4°), хотя, действительно, средние температуры в течение года близки между собой (в Варшаве на 1–1,5° теплее); в «субтропическом» Бергене летом холоднее, чем в Архангельске; центральная часть Канады («Великие равнины»), основной сельскохозяйственный район, чью пшеницу мы ели в брежневские годы, имеет столь континентальный климат, что аналоги в России можно найти только за Уралом; количество осадков не учитывается вовсе, поэтому Иордания, ббольшая часть территории которой приходится на сухие степи и пустыни, у Паршева попадает в список стран с самым благоприятным климатом, и т. д. Пренебрежение к точности приводимых данных вообще отличительная черта этого бестселлера. Расчеты вклада энергозатрат в себестоимость товаров и услуг Паршев начинает с утверждения, что «в основном наша тепловая и электроэнергия вырабатываются из топливного мазута, как во всем мире», на самом деле в России в основном используют газ, в США и Китае — уголь, во Франции — атомную энергию, теплоизоляция почему-то сводится к количеству рядов кирпичей, доля транспортных затрат оценивается без учета типа продукции и т. д.

Тем не менее не стоит отказывать Паршеву в наблюдательности и умении подмечать то, мимо чего проходит ббольшая часть специалистов и дилетантов. Одно замечание о том, что цели производства определяются за пределами экономики, а при разных целях могут быть и разные стратегии, и даже несколько различающиеся экономические законы, уже выделяет эту книгу из бесчисленных дилетантских экономических прожектов. Вполне заслуживает внимания и паршевская критика хода российских реформ, содержащая немало точных наблюдений и здравых соображений (чередующихся с конспирологическими изысканиями), включая и его главную мысль о пренебрежении географическими (в том числе климатическими) факторами. Однако сам проект, которому посвящена основная часть книги, не выдерживает никакой критики. Вообще, трудно серьезно обсуждать экономический проект, в котором высказывания типа «оценка труда рынком самая справедливая» или «пока объективной оценки умного труда человека всем обществом не придумано, все идеи об отмене рынка — архиблагоглупость» сочетаются с восхищением сталинской экономикой. Примиряющее их утверждение, что «в плане понимания законов рынка И. В. Сталин был рыночником, грамотным и последовательным», также в комментариях не нуждается.

В книге «Почему Америка наступает» мы встречаемся с новым Андреем Петровичем Паршевым. Этот Паршев, в отличие от прежнего, не думает, что «в основном наша тепловая и электроэнергия вырабатываются из топливного мазута, как во всем мире», читает статьи в специальных журналах, ищет информацию на профессиональных сайтах Интернета и даже иногда сопоставляет найденные сведения между собой. В его новой книге встречаются таблицы и графики (хотя, к сожалению, источники данных по-прежнему указываются от случаю к случаю) и сталкиваются различные точки зрения. После чтения некоторых высказываний Андрея Петровича мне даже захотелось пожать ему руку. Несколько смущают цитаты из чужих текстов, приведенные без кавычек[32], но будем считать это издержками роста.

Однако достижения Паршева-исследователя идут не на пользу, а во вред Паршеву — писателю и пропагандисту. Для читателя, склонного доверять эмоциональным пассажам и художественным образам, новый Паршев скучен, ибо изучать таблицы ему неинтересно, да и в новых подтверждениях избитых штампов антиамериканской пропаганды у него нет нужды. А перед более вдумчивым читателем новый Паршев предстает в виде унтер-офицерской вдовы, которая сама себя высекла. Ибо для опровержения второй идеи-фикс, одолевшей Паршева, почти не нужно дополнительной информации, хватает сведений, содержащихся в самой книге. Однако я все же не буду заниматься подобной эквилибристикой и приведу некоторые сведения, о которых книга умалчивает.