— Показалось, наверное, — сказала черепаха, — совпадение.
Она снова затуманила глаза.
— Что значит «совпадение»? — медленно проговорил Антон.
Взгляд черепахи опять собрался и глаза её едва заметно сверкнули.
— Неужели понимаешь? — удивлённо спросила она.
— Понимаю! — ответил Антон, понимая, что он конченый псих.
— Как же это может быть? — нагло поинтересовалась черепаха.
— Не знаю?
— Я что, с ума схожу? — спросила черепаха, но по интонации стало понятно, что вопрос она задаёт, скорее, сама себе.
— Нет, это я спятил! — сокрушённо произнёс побледневший Лермонтон, и тут увидел, что за его диалогом наблюдает балансирующий на пороге балкона Игнат.
— Ты это с кем говоришь?
— С черепахой, — признался Антон, и виновато посмотрел на хозяина рептилии.
— Да ты шизик! — однозначно заявил Игнат, — И чего она говорит?
— Говорит, что мы планету губим, а на самом деле являемся паразитами.
— Умная какая.
Черепаха всё это время внимательно слушала, и удивлённо, насколько возможно для черепахи, смотрела на Антона. Она вытянула голову из панциря, как телескопическую удочку, и когда Лермонтон вновь повернулся к ней, возбуждённо затараторила:
— Скажи этому болвану, чтоб выпустил меня! Попроси, пусть он меня тебе подарит! Сделай что-нибудь! Я уже не могу сидеть в этой клетке!
— Игнат, слушай, подари мне её? — подчинился Лермонтон, глядя на черепаху, как на восьмое чудо света.
— Подарить? — Игнат задумался, — Могу продать.
— Сколько?
— Штука!
— За черепаху?
— А ты думаешь? Мы её растили, кормили. Вон какая вымахала.
— Ну, хорошо, — согласился Антон, — только у меня сейчас денег нет.
— Ладно, потом отдашь. А зачем она тебе? Беседы вести? — хихикнул приятель.
Антон ничего не ответил, он уже открыл клетку и аккуратно вынимал черепаху.
— Ты её прямо сейчас заберёшь, что ли?
— Угу, — кивнул новый хозяин говорящей живности.
Достав черепаху, он бережно прижал её к груди, и, потеснив приятеля, направился к двери в коридор.
— Эй! — крикнул ничего не понимающий Игнат, — ты же обещал со мной посидеть? А пиво как же? Там целый холодильник…
Но Антон уже не слушал соседа. Он надел кеды, и, беззвучно прикрыв дверь, побежал к себе, аккуратно держа шевелящуюся живность в руках.
* * *
— И как давно ты начал понимать голоса зверей? — черепаха сидела на кухонном столе в квартире Антона и оценивающе смотрела на уникального представителя человеческой расы.
— С сегодняшнего утра.
— Так, так, — черепаха нервно постучала когтистой конечностью о гладкое покрытие стола.
— А животные, что, всегда понимали язык людей? — заинтересовался Антон, всё ещё подозревающий в себе не случайно открытый дар, а буйное психическое помешательство.
— Конечно. Ты сам подумай, сколько столетий существует человек, и сколько миллионов лет мы населяем планету. Мы в сотни раз умнее вас, мудрее и гармоничнее. Вас, людей, вообще не должно быть.
— Это почему?
— А потому, что вы — парадоксальная ветвь эволюции, возникшая из-за падения метеорита в районе Зимбабве на заре гибели Планеты Хомос.
— Хомос?
— Да, в Солнечной системе до падения метеорита существовала ещё одна планета. Кстати, в честь её мы и назвали вас «Homos» или ещё «Homos Apian», что изначально означает вовсе не «человек разумный», а «человек пчелиный». Мы назвали вас так, потому что вы кучкуетесь, как пчёлы, в ройные сообщества. А с течением времени ещё и научились строить себе жилища, похожие на соты.
Антон взглянул за окно на соседнюю многоэтажку.
— А что с ней стало? С этой планетой?
— Мы её уничтожили. Её магнитное поле неблагоприятно сказывалось на нашем ДНК, из-за чего все животные вырастали исполинских размеров. Мы занимали всё больше места, пищи становилось всё меньше, и мы приняли решение её уничтожить. Всё равно она пустовала, была непригодна для колонизации и подвергалась космической эрозии.
— Кто мы? Черепахи, что ли?
Тут черепаха замерла и через секунду начала хрипло кашлять. При этом она медленно кивала сморщенной, как сушёный инжир, головой, и лапы её судорожно подрагивали. Антон понял, что то, что он вначале принял за кашель, было черепашьим смехом.
— Ну почему же только черепахи? — еле успокоилась разумная живность, — когда я говорю «мы», я имею в виду всех животных.
— Но тогда, если вы все разумны, и если обладаете такой мощью, что способны уничтожить неугодную вам планету, почему вы ничего не противопоставляете людям, которые, как ты сама утверждаешь…
— Сам! — поправила рептилия.
–..сам утверждаешь, угнетают вас, едят, и вообще являются паразитами?
Черепаха хитро прищурилась, и, клацнув лапой по столу, провозгласила.
— Вот! Вот самый правильный и главный вопрос! Мы, все звери, насекомые, птицы и рыбы живём в тесной связи с природой и не имеем ни малейшего права уничтожать её, или какую-то её часть, ибо тогда гармония нарушится, и всё превратиться в хаос. Если бы мы уничтожили людей, что мы без труда можем сделать, мы бы уничтожили себя! Разрушили бы свою карму и никогда не попали бы в царство божие!
— Не понял? Как, в царство божие? Разве звери попадают на небо?
— Конечно же, звери попадают на небо. Даже более того: только звери и попадают на небо! — назидательно ответила черепаха, — Ведь что такое религия? Как ты думаешь, откуда она взялась?
— Религия? Я не знаю, — опешил Антон, — древние придумали.
— Религию, как идею, в мир людей принесли мы — Животные! Это потом вы всё извратили и подрихтовали под себя. Вспомни древний Египет: божества с головами животных и птиц — это её отголоски ещё не до конца загубленные вашей цивилизацией. Но чтобы ты понял, мне нужно разъяснить тебе всё по порядку.
Антон изобразил на лице сосредоточенность и готовность внимать любому сказанному слову.
— Итак, — начала черепаха, — когда человек расселился по всей планете и начал показывать свою настоящую суть, мы приняли решение приобщить людей к знанию. Дать человеку шанс стать вечным существом, как любой из нас. Ведь вы не вечны, в отличие от животных.
— Почему? — изумился Лермонтон.
— Потому что вы грешны!
— А вы разве нет? Ведь, если судить о животных с точки зрения человека, они тоже не праведны!
— Да? — хмыкнула черепаха, — чем же?
— Ну… вы едите друг друга! — нашёлся Антон.
— Правильно едим, потому что знаем, что родимся снова и снова, и для зверя съесть другое животное не есть грех, а есть благо! Таким образом, мы скорее проходим круги очищения и приходим к состоянию нирваны.
— А люди?
— Люди — создания низшего порядка! Когда вы едите живое существо, вы грешите, потому что совершаете сознательный акт насилия и движет вами лишь жажда насыщения желудка. Ваш мозг примитивен. Вы ничего не соображаете, пытаясь заместить это никчёмными попытками постичь суть вещей через их разрушение.
Вы придумали утопические науки, которые кажутся вам озарением разума, на самом деле являясь лишь бессмысленной вознёй во благо своих примитивных желаний. Мы кинули вам спасительный трос в глубокий колодец ваших заблуждений, в виде религии, которая, по сути, является нормой жизни живых существ, показали основные принципы, по которым должно существовать разумное сообщество. Но вы ничего не поняли. Из истин вы почерпнули лишь самую малость, тут же выдумав сотни догматов, оправдывающих ваше невежество.
— Что-то я не пойму…
— Конечно, как и все вы.
Черепаха надолго замолчала, закрыв глаза. Антон тоже сидел молча, пытаясь проанализировать глубину своей психической травмы. И всё-таки он не мог понять, из-за чего он сошёл с ума. Неужели он сейчас и впрямь сидит и разговаривает с черепахой? Неужели её слова — правда, и человек лишь мнит себя разумным, на самом деле находясь на эволюционной ступени ниже какой-то черепахи?
— На самом деле, — продолжила черепаха, — даже в нынешних священных книгах любой религии есть, хоть и изрядно подкорректированные невежественными человеками, основные принципы жизни, следуя которым вы, люди, могли бы обрести бессмертие. Они довольно просты, но, судя по всему, неприемлемы для вас полностью. То есть некоторые из вас могут следовать нескольким заповедям, но одновременно нарушать другие, кажущиеся незначительными. И это самое серьёзное заблуждение. В человеческом сознании уже изначально существует некий парадокс. Человек мнит себя единичным существом и желает того или иного. Уже само желание чего-либо есть грех как таковой.
— Почему?
— Очень просто. Например, человек хочет обрести вечную душу?
— Допустим, — согласился Антон.
— И что он для этого будет делать?
— Он начнёт следовать заповедям.