10
…После этой загадочной улыбки полковника Хмельницкого и наступило молчание — долгое, для обоих изнурительное, из которого обычно трудно найти выход.
— У меня уже была возможность удостовериться, что наши беседы остаются сугубо между нами, — наконец решился заговорить король, считая, что молчание достаточно четко отделило исторические экскурсы-шутки от неминуемого трагического будущего. — И все же хотел бы особо предупредить вас, полковник, об исключительной конфиденциальности того, что сейчас будет сказано между нами.
— Можете в этом не сомневаться. Ни под какими пытками.
— То, что я желал бы видеть вас не только во главе выступающего против турок казачьего войска, но и вообще во главе всей польской армии — вам прекрасно известно. И понятно.
Хмельницкий скромно промолчал. Не знал, но, конечно, догадывался, предполагал. И хотелось верить, что так оно и есть на самом деле. Во время предыдущих бесед король говорил об этом общепринятыми в таких случаях намеками. Теперь это высказано со всей возможной прямотой.
— Однако может случиться так, что мне не удастся убедить сейм начать эту войну. — «Не удастся победить сейм!», — уточнил Хмельницкий, внимательно слушая при этом короля. — И я не смогу повести свои войска в украинские степи. Тогда возможен особый вариант.
Король вновь выдержал паузу и пристально всмотрелся в лицо Хмельницкого, как бы спрашивая: «Стоит ли открывать тебе все свои карты? Готов ли ты к этому? Достоин ли?»
Хмельницкому же показалось, что по лицу самого короля пробежала едва заметная, хитроватая ухмылка ростовщика, который решился дать взаймы, прекрасно понимая, что не только не спасет этим человека, а еще основательнее закабалит.
— Могу я узнать, что это за «особый вариант», ваше величество? Чтобы не прибегать к сомнительным догадкам.
— Он возможен лишь при условии, что оба мы будем верны своему рыцарскому слову и рыцарской чести. Абсолютно доверяя при этом друг другу.
— Само собой разумеется, ваше величество.
— Этот «особый вариант» заключается в том, что вы соберете реестровых и нереестровых казаков — и как можно больше, несколько полков, — и сделаете вид, будто готовите восстание против Польши [34]. Думаю, что создать такую видимость вам будет нетрудно. Насколько мне известно, недовольных мною в Украине всегда хватало. Впрочем, сами вы тоже не против сформировать войско и пойти с ним войной на поляков, на своего короля. Разве не так, полковник?
— Во всяком случае, до сих пор я не предпринимал ничего такого, что давало бы вам повод…
— Согласен, не предпринимали, — нетерпеливо перебил его король. — Но есть немало казачьих старшин, хоть сейчас готовых взбунтовать чернь, чтобы избавиться от влияния польской короны. Поэтому слушайте меня внимательно, полковник. Если мои планы здесь, в Варшаве, будут сорваны, я извещу вас об этом. И тогда вы сразу же приступите к созданию повстанческих отрядов. При моей тайной поддержке, естественно. Это немедленно поднимет вас в глазах украинского казачества до величия нового вождя, несмотря на то, что в бой рваться вы не станете, а ваши отряды будут долго гарцевать у крымских границ. Тем временем появление ваших неплохо вооруженных полков позволит мне увеличивать свое войско. Сформировав его вокруг верных мне отрядов наемников, я поведу всю эту рать в Украину. И только мы с вами будем знать, что в эти дни мы выступаем как союзники.
— Но, собрав отряды, я вряд ли смогу достаточно долго удерживать их от восстания. Они начнут громить все окрестные владения польской шляхты.
Король хмыкнул и вновь загадочно улыбнулся.
— Если к тому времени, пока мои войска войдут в границы земель Запорожского казачества, вы успеете разорить нескольких зазнавшихся польских князьков, я, не беря большого греха на душу, смогу простить вам это. В крайнем случае, прикажу казнить предводителей двух-трех небольших отрядов.
— Зато войска окажутся почти у границ Крымского ханства, не вызвав при этом ни особых приготовлений ордынцев, ни резких протестов Стамбула, — продемонстрировал полковник полное понимание замыслов короля. И в то же время давая понять, что предводители мелких отрядов и местных бунтов для того и существуют, чтобы в нужное время их головы становились платой за нервы короля.
— Татары, конечно же, с нетерпением будут ждать, когда мы перебьем друг друга, чтобы окончательно разорить наши земли. Но я потому и король, что умею быть великодушным. Не вступая в битву, я официально вызову вас на переговоры. А вы, к тому времени уже будучи польным гетманом моих войск, столь же великодушно примете королевский вызов. Мы быстро, в течение ночи, договоримся, а на рассвете двинем наши объединенные войска на Перекоп, Козлов, Бахчисарай, Кафу, — возбужденно излагал свой план король. Увлекшись, он встал и почти пробежался по залу. — Мы огнем и мечом пройдемся по Крыму, блокировав вашими казацкими чайками все его побережье. И не уйдем с полуострова до тех пор, пока окончательно не уничтожим орду, не сбросим татар в море. Пока, — потряс он крепко сжатыми кулаками, — не очистим Крым настолько, чтобы весь мир снова признал его славянской землей. И чтобы впредь полуостров оставался таковым, славянским, во веки веков!
Какое-то время они молча смотрели друг на друга. Оба понимали: с этих минут пути к отступлению, к традиционной польско-украинской розни, к вражде, у них нет. Ибо сказано и услышано.
— Я верно понял вас: истинность замысла заключается не в том, чтобы начать войну с Турцией, которую мы пока что вряд ли победим сейчас, а в том, чтобы предать огню и мечу магометанский Крым? Повергнуть его, истребить все, что способно держать в руках саблю и лук и выйти к берегам Черного моря, не опасаясь удара в спину?
— Именно так все и задумано, полковник, — обнял его за плечи король. — Если наш молниеносный поход удастся, сейм охотно выставит в три раза большую армию, чем обычно. Нас поддержит множество других стран, так что Турция не посмеет пойти против нас, против всех. А коль посмеет, устроим ей Грюнвальд где-нибудь в окрестностях Белгорода-на-Днестре, Измаила или Килии. Как только почувствуем силу — сами спровоцируем наступление турецких войск, чтобы не дать им вместе с татарами собраться в огромную орду. Под этим знаменем борьбы с магометанами поднимем болгар, валахов, молдаван, угров, германцев, казачий Дон…
11
День медленно переходил в тихий летний вечер. Вместе с последним угасанием солнечного света, лилово возгоралась луна, и сияние ее постепенно разливалось по аллеям и лужайкам парка. Даже листья клена, росшего под окном, отсвечивали так, словно его крона превратилась в большой, сияющий шар.