— Повесить перед строем, сержант, точнее, бывший сержант, вас, кажется, должны были за изнасилование двух девочек-близнецов, дочерей маркиза де Лондвиля? Но вы бежали под крыло графини д'Оранж.
— Кто вам сказал об этом? — свирепо взглянул на Кодьяра сержант.
— Разве я ошибся? Или, может быть, ошиблись те, кто намеревался отдать вас в мои руки еще там, в Париже?
— В каком-таком Париже? Графиня, эта ведьма, разболтала? Де Ляфер права: как только вы начинаете врать, шрам ваш отплясывает иудину пляску.
— Следовательно, я не ошибся, — спокойно констатировал капитан, давая понять, что на самом деле никто ничего ему не говорил. Просто он догадался, с кем имеет дело, основываясь при этом на рассказах о беглом сержанте-насильнике, прижившемся в Пьмонтском пехотном полку.
— Каждого, кому посчастливится узнать во мне «приговоренного сержанта», я, с Божьей помощью, отправлю на тот свет, — прохрипел сержант, уже не скрываясь от графини.
— То же самое должен был сделать и я: отправить вас. По просьбе наших общих знакомых. Но решил не делать этого. Мы расстанемся с вами до лучших времен, сержант. Тем более что, убив меня, вы не сможете получить свой куш. А он солидный.
Пока графиня шла длинной, ведущей к крыльцу аллеей, до нее все время долетали обрывки фраз. Уловить весь смысл разговора она не могла, но то, что судьба швырнула ее в объятия отъявленных негодяев, ей уже было понятно. И тем не менее она решила крепиться, играть роль железной заговорщицы-графини до конца.
Диана всегда старалась выглядеть предельно мужественной, когда понимала, что опасность серьезная и шансов на спасение почти нет. «Уйти» она должна была такой, какой представала в воображении многих людей, сочинявших о ней всяческие легенды по парижским и варшавским салонам.
— Что за свинюшник вы здесь устроили?! — остановила она сугубо женским вопросом другого поляка, сонная рожа которого открылась ей из ближайшей двери. — Какое из стойбищ вы отвели здесь мне? Где оно?
Ее комнату на втором этаже Диане указал сам капитан. Войдя в нее, графиня оглянулась и увидела, что, вслед за Кодьяром, в комнате очутились сержант, Кшысь и еще два поляка — они молча, внимательно следили за каждым ее движением, и глаза их горели алчным огнем вожделенного обладания женщиной.
«Неужели набросятся?! — ужаснулась графиня. — Не может быть, не решатся!».
— Вы свободны, капитан. Комната меня вполне устраивает, — графиня пыталась вести себя как можно естественнее. Только в этом она видела свое спасение. Что бы эти мужланы ни замыслили, она должна оставаться для них не пленницей, а властной, своенравной графиней и прелестной женщиной. — Вы не расслышали моих слов, капитан?
— Расслышал, — небрежно обронил Кодьяр, показывая, что хозяин положения все же он. И не двинулся с места.
Графиня остановилась у окна и посмотрела вниз. Крона молодого клена почти достигала подоконника. В ее тени — какой-то куст. Рядом — тропинка, ведущая, очевидно, к задней калитке. А ведь если выброситься на эту крону и скатиться на куст, можно оказаться на земле. И даже обойтись без переломов. Что ж, она может решиться и на такой побег, готова и к такому исходу. Но не выбрасываться же из окна при этих негодяях!
— Вы задержитесь здесь ненадолго, мадемуазель, — дышал ей в затылок капитан. — Но думать о побеге не советую. По беглым у нас в полку обычно стреляют. А поймав, как правило, вешают. Я прав, сержант?
— Бывало, что и ловили, — двусмысленно процедил тот.
— Так вы что, так и будете все топтаться в комнате дамы? — сурово спросила графиня, все еще глядя в окно. — Кто-то есть среди вас старший? Возможно, вы, монсеньор, именующий себя капитаном?
Графиня подошла к высокой кровати и, взгромоздившись на нее, уперлась плечами в стенку.
— Прикажите остальным удалиться. И откройте окно, здесь невыносимый мужской дух.
— Выйдите, — резко бросил капитан. Он только и ждал повода выставить их.
— Графиня, наверное, считает, что мы похищали ее только для того, чтобы отдыхала и мутила нам мозги, — осклабился сержант.
— Пошел вон, — с той же небрежностью бросил капитан. — Мне нужно допросить графиню.
— «Допросить», — демонстрировал свои желтые лошадиные зубы сержант. — Любой бы не отказался допросить эту фуфу. Но, поскольку все равно никто из нас не первый… Так и быть, по старшинству чина. Но вторым «допрашивать» буду я.
Он вновь заржал, сгреб в охапку двух поляков и вместе с ними вышел из комнаты.
8
— Вы только что из Украины, полковник?
— Можно считать — да, ваше величество.
— Как ведут себя турки? Мне доложили, что османы усиливают гарнизоны в Молдавии и в Причерноморье.
Король принимал Хмельницкого в особняке какого-то местного графа. В небольшом кабинете, один-на-один. Землистое лицо пятидесятилетнего монарха было сурово безучастным. А каждое слово, обращенное к генеральному писарю реестрового казачества, он произносил так, словно объявлял сейму указ, провозглашавший начало величайшей из войн — «во имя славы Христовой и спасения мира славянского».
— У меня такие же сведения. Они явно готовятся к войне, причем делают это осмотрительнее, чем раньше.
— Вы сказали: «осмотрительнее»? Что за этим скрывается?
— После битвы под Хотином [29], когда султан Осман II «освятил» свое оружие позором невиданного поражения, турки действительно стали вести себя осторожнее и дальновиднее. Они понимают, что, имея сильные гарнизоны в Хотине, Сороках и в других крепостях на севере Молдавии и в Украине, способны держать в страхе всю Южную Подолию, постоянно заставляя нас оттягивать свои войска от Белгорода, Очакова и Перекопа.
Говоря все это, Хмельницкий даже позволил себе пройтись по залу. И король не мог не заметить, что в его присутствии полковник держится слишком спокойно и непринужденно. Очевидно, потому, что понимает: не ему нужен король, он — королю.
Владислав IV поднялся и тоже решительно прошествовал мимо Хмельницкого. Поняв, что он направляется к двери, полковник удивленно смотрел ему вслед. Обиделся? Прерывает аудиенцию? Но тогда король не сам должен был бы уходить, а выставить его.
— Вам случалось бывать в Турции. Вы жили там, владеете турецким, — король остановился у самой двери и теперь медленно возвращался по ковровой дорожке к креслу, поставленному, подобно трону, в центре комнаты. Для Хмельницкого не было секретом, что многие польские шляхтичи пытались подражать королю и даже обставляли у себя собственные тронные залы. — Поэтому вы, наверное, лучше любого из военачальников Польши понимаете, что именно происходит сейчас в Турции, на что султан рассчитывает, и чего реально стоит ожидать от него.