– Пойди скажи доктору Лейтону, что в нижней рубке есть больная! – распорядился корсар.
– У вас много негров на борту? – не смогла удержаться от вопроса Марианна, при этом слегка нахмурив брови.
– А что? Вы их не любите? – отпарировал Язон, от которого не ускользнула мимика молодой женщины. – Я происхожу из страны, где они буквально кишат, и, по-моему, я рассказывал, что моя кормилица была негритянка. Обстоятельство, не совсем обычное для Англии или Франции, но в Чарльстоне и на всем Юге вполне нормальное. Однако чтобы ответить на ваш вопрос, я скажу, что здесь их двое: Тоби и его брат Натан. Ах нет, я забыл: их трое. Я взял на борт еще одного в Чьоджии.
– В Чьоджии?
– Да, одного эфиопа! Бедняга сбежал от ваших добрых друзей турок, где он был рабом, и я нечаянно встретил его в порту, куда пришел за грузом. Да вот, вы можете его увидеть вон там, он сидит верхом на рее.
Что-то вроде холодка, который не имел ничего общего с окружающей температурой, довольно низкой для этого времени года, пробежало по Марианне. Так поразивший ее человек – ей показалось, что у него действительно были светлые глаза, – оказался беглым рабом. А другие слуги, о которых упомянул Язон, тоже были беглые? Она с неприязнью вспомнила, о чем говорил Жоливаль. И поскольку она не могла вынести ни малейшего сомнения в порядочности любимого, она решила сделать обходной маневр.
– Я заметила его. Ваш «бедняга» довольно красив… и так отличается от этого, – добавила она, показывая на Тоби, опорожнявшего ведро за борт. – Он тоже беглый раб?
– Среди негров существуют различные расы, так же, как у белых. Эфиопы считают себя потомками царицы Савской и ее сына от Соломона. У них обычно более тонкие и благородные черты, чем у других африканцев… и также дикая гордость, непримиримая с рабством. Иногда у них более светлая кожа, как у этого, например. Что касается Тоби и Натана, почему вы думаете, что они беглые? Они от рождения служат моей семье. Их родители были совсем молодыми, когда мой дед купил их.
Холодок превратился в лед. У Марианны появилось ощущение, что она проникла в новый и не вполне нормальный мир. Она никогда не представляла себе, что Язон, гражданин свободной Америки, мог рассматривать рабство как вполне естественное явление. Конечно, ей было известно, что торговля, по выражению Жоливаля, «черным деревом», запрещенная в Англии с 1807 года и вызывавшая недовольство, но допускавшаяся во Франции, полным ходом процветала на Юге Соединенных Штатов, где черная рабочая сила представляла гарантию богатства страны. Конечно, она знала, что Язон, «южанин», родившийся в Чарльстоне, вырос среди негров, работавших на отцовской плантации. (Он ей как-то рассказывал со своеобразной нежностью о своей черной кормилице Деборе.) Но этот вопрос, который внезапно предстал перед нею в своей грубой реальности, всегда казался ей абстрактным, каким-то безжизненным. Теперь она оказалась перед лицом другого Язона Бофора: владельца рабов, говорящего о купле или продаже человеческих существ без большего волнения, чем если бы речь шла о паре быков. Видимо, такой порядок вещей был для него естественным. Учитывая состояние их теперешних отношений, для Марианны, возможно, лучше было бы скрыть свои впечатления. Но она не умела противиться побуждению сердца, особенно когда дело шло о любимом человеке.
– Рабы! Как странно звучит это слово в твоих устах! – прошептала она, инстинктивно отмечая неестественный церемониал и наивную жестокость, которые он установил между ними. – Ты, который всегда был для меня прообразом, даже символом свободы! Как только можешь ты произносить его?
В первый раз с начала их беседы она ощутила на себе откровенно изумленную синеву его взгляда, простодушного по натуре; но язвительную улыбку, которую он ей продемонстрировал, никак нельзя было назвать дружеской.
– Ваш Император должен произносить его так же легко, он, который, став Первым консулом, восстановил рабство и упраздненную Революцией торговлю! Я допускаю, что с Луизианой он избавился от многих проблем, но мне никогда не приходилось слышать, чтобы жители Сан-Доминго сильно восхваляли его либерализм.
– Оставим в покое Императора! Речь идет о вас, о вас одном!
– Не слишком ли большую честь оказываете вы мне, упрекая меня и моих соотечественников за наш образ жизни? Дальше идти некуда! Тем не менее попытаюсь объяснить: я знаю негров лучше, чем вы… Это в большинстве славные люди, и они мне нравятся, но их разум развит не больше, чем у маленького ребенка, и тут вы не в силах ничего изменить! Они великодушны, капризничают, грустят, веселятся, но ими необходимо руководить!
– Ударами бича? Колодками на ногах и худшим обращением, чем с животными! Ни один человек, какого бы цвета он ни был, не появляется на свет для рабства… И мне хочется знать, что подумал бы о вашей точке зрения тот Бофор, который во времена Короля Солнца покинул Францию, чтобы избежать гонений?
По тому, как сжались челюсти Язона, Марианне следовало понять, что его терпение истощается, но она сама ощущала необходимость прийти в ярость! Она стократ предпочла бы добрую стычку лживой протокольной учтивости!
С потемневшими глазами и внезапно прорезавшейся презрительной складкой в углу рта корсар пожал плечами.
– Это тот Бофор, бедная дурочка, который основал нашу плантацию Фай-Бланш, и это еще он купил первых рабов. Но неграм не пришлось жаловаться на свою судьбу! Можете спросить у Тоби и Натана! Если бы я вздумал освободить их, когда наше имение сгорело, они умерли бы перед моей дверью!
– Я не говорила, что вы были из плохих хозяев, Язон…
– А о чем же тогда вы говорили? Во сне я слышал, что ли, намеки на кандалы и на обращение как с животными? Но я действительно удивлен, сударыня, найти в вас такую пылкую поборницу свободы! Обычно это слово редко употребляется женщинами в вашем кругу. Большинство предпочитает и даже превозносит некую сладость и прелесть рабства! И тем хуже, если вы не любите это слово! После всего этого, может быть, вы и не настоящая женщина! Зато вы свободны, сударыня! Абсолютно свободны, нельзя быть более свободной, чтобы все разрушать, все уничтожать вокруг вас, начиная с вашей же жизни и жизни других! Ах, какая превосходная вещь – свобода женщины! Она дает ей все права! И она создает забавные автоматы, жадно привязанные к их коронам и их павлиньим перьям!..
Приход Жоливаля оборвал диатрибу Язона, кричавшего в ярости так громко, что весь корабль мог его слышать. Он слишком долго сдерживался и теперь открыл шлюзы своего гнева. Увидев появившееся благодушное лицо виконта, он вне себя заорал:
– Отведите эту даму в ее каюту! Со всеми почестями, полагающимися независимой посланнице империи свободы! И чтобы я ее больше здесь не видел! Командный мостик не место для женщины, даже свободной! И никто не может заставить меня выносить ее присутствие! Я тоже свободен!