— Теперь, когда вы рядом со мной, Кларри, я готов бросить вызов целому миру.
Глава двадцать первая
Осень 1909 года
Весть о предложении Герберта вызвала бурю среди родных и близких. Берти был в бешенстве, Вэрити билась в истерике, Ландсдоуны выражали надменное осуждение. Только Уилл прислал письмо с искренними поздравлениями. Знакомые прихожане смотрели на них косо и ворчали что-то неодобрительное, когда Герберт настаивал на том, чтобы Кларри и Олив сидели в церкви рядом с ним, а не позади, как остальная прислуга. Даже Долли не скрывала своего неодобрения.
— Это как-то неправильно, — сказала она Кларри. — Ты была одной из нас, а теперь я должна кланяться тебе, как будто ты особенная.
— Все будет не так, — возразила ей Кларри. — Я не буду спрашивать с тебя больше, чем когда была экономкой.
— Так уже не будет никогда, — обиженно фыркнула Долли, как будто Кларри ее оскорбила.
Долли уволилась через месяц. Следуя совету Кларри, Герберт не стал сразу же подыскивать ей замену.
— Пока мы с Олив сами справимся на кухне. Лучше подождем до свадьбы, чтобы новая кухарка не застала меня в роли экономки.
Олив, которую неожиданные перемены в судьбе сестры привели во взвинченное состояние, болезненно восприняла уход Долли.
— Она была моим единственным другом, — жаловалась Олив со слезами на глазах. — Теперь мне даже поболтать не с кем.
— У тебя есть я, — напомнила ей Кларри. — Скоро мы станем жить совершенно по-другому, тебе уже не нужно будет зарабатывать на жизнь. Ты сможешь вернуться к занятиям музыкой и рисованием. Разве это не замечательно?
Олив эти слова как будто приободрили. Но если бы внимание Кларри не было так поглощено недоброжелательностью со стороны родных и близких Герберта, она заметила бы нарастающую противоречивость в отношении Олив к приближающемуся бракосочетанию.
А Вэрити и Берти не скрывали своей враждебности. По напряженному выражению лица Герберта Кларри догадывалась, что его старший сын делал невыносимым его присутствие в офисе, и Герберт все чаще оставался дома, работая в кабинете. Вэрити больше не привозила к нему внуков, и приглашений посетить Танкервилл тоже более не поступало.
Однажды в отсутствие Герберта в дом ворвался Берти с намерением поговорить с Кларри без свидетелей. Он застал ее одну в кухне.
— Я знаю, что вы задумали, Белхэйвен, — заявил он, презрительно выпятив жирный подбородок. — Вы охотитесь за деньгами моего отца. Вы вознамерились прибрать к рукам то, что по праву принадлежит мне!
— У меня и в мыслях этого не было, — возмущенно ответила Кларри.
— Вы пытаетесь занять место моей бедной матушки. Это отвратительно. Только не притворяйтесь, будто любите моего отца.
— Это не ваше дело, — сдавленным голосом сказала Кларри.
— Именно мое.
Берти со злостью прижал ее к столу и сжал пальцами ее подбородок словно тисками.
— Не надо изображать передо мной целомудренную девицу! — прорычал он.
Кларри испытала страх. Она физически ощутила его ненависть.
— Мне ничего от вас не нужно! — крикнула она. — Я лишь хочу жить в мире и согласии с вашим отцом.
Берти дико захохотал.
— Я не верю вам. Как вам удалось его окрутить? С помощью черной магии? Вы опоили моего отца приворотным зельем?
Неожиданно свободной рукой Берти вцепился в волосы Кларри и резко притянул ее к себе. Прижав губы к ее губам, он чуть не задушил ее поцелуем. С отвращением оттолкнув его от себя, Кларри схватила кухонный нож.
— Не подходите ко мне! — прошипела она.
— А то что? — спросил Берти ледяным тоном.
— А то ваш отец узнает о том, что здесь произошло, — ответила она.
Они с презрением смотрели друг на друга. Берти первый отвел взгляд.
— Сколько вы хотите получить за то, чтобы отступиться и оставить моего отца в покое? — спросил он. — Я заплачу вам достаточно, чтобы вы сняли себе жилье — себе и своей несчастной сестре. Устрою вас в пансион, и вы ни в чем не будете нуждаться. Я знаю, вам именно это и нужно.
Кларри подавила в себе желание плюнуть ему в лицо. Сначала он ей угрожает, потом унижает омерзительным поцелуем, теперь же пытается ее подкупить. Берти не заслуживал даже презрения.
— Мне не нужны ваши деньги, — запальчиво ответила она. — И ваше наследство тоже. Если это все, что беспокоит вас и вашу жену, то советую вам обсудить денежные вопросы с отцом. Меня это не касается.
Берти смотрел на нее с недоверием.
— Теперь, полагаю, вам лучше уйти, — сказала Кларри.
— Сучка! Выскочка! — крикнул он. — Если вы выйдете замуж за моего отца, я сделаю все, чтобы вы были отвергнуты обществом. Никто в этом городе, кто хоть чего-то стоит, не пустит вас к себе на порог.
— Вот и ладно, меньше забот, — насмешливо ответила Кларри.
Берти развернулся на каблуках и с гордым видом удалился.
Через несколько минут, когда в комнату, хлопнув дверью черного хода, вошла Олив, Кларри все еще трясло.
— Я только что видела, как уходил мистер Берти. За ним словно черти гнались. Чего он хотел? — спросила Олив встревоженно.
— Он пытался запугать меня, чтобы я не выходила замуж за его отца, — ответила Кларри, стараясь скрыть свое потрясение.
Подойдя ближе, Олив увидела, как огорчена ее сестра.
— Ах, Кларри, ты полагаешь, что разумно будет довести дело до свадьбы? Похоже, все настроены против тебя.
Лицо Кларри стало решительным.
— Со временем они привыкнут. Это далеко не первый случай в истории, когда богатый человек женится на своей экономке.
— Да, конечно. Но кое-кто настроен против нас не столько потому, что мы слуги, а из-за нашего наполовину индийского происхождения, — печально сказала Олив.
— А ты не слушай эти разговоры, — рассердилась Кларри. — Я горжусь своим происхождением. И людям, которые действительно хорошо к нам относятся, — Герберту и Уиллу — нет до этого никакого дела.
Олив тяжело вздохнула. Кларри протянула к ней руки, и, помешкав секунду, Олив позволила сестре ее обнять.
Заканчивалась осень, но, несмотря на решительный настрой Кларри, их с Гербертом помолвка затягивалась, и окончательная дата бракосочетания по-прежнему была не определена. Кларри уже начинала думать, что Герберт пожалел о своем необдуманном предложении, пойдя на попятный под давлением осуждающих его родственников. Ее терзал страх, что Берти снова начнет ей досаждать. Ему нельзя верить. Будучи служанкой, а не женой Герберта, она была беззащитна перед угрозами его старшего сына.