— Почему бы и нет? — спросил я. — Он мог видеть отчет экспедиции, там этот разворот зафиксирован. Я, например, видел.
— Ты! — возразил Мефодий. — А он не мог. Ты посмотрел дату написания?
— Неужели до?
— За полгода до. Не до разворота, разумеется, а до возвращения «Луары».
— А еще? — спросил я, помолчав.
Мефодий рассеянно посмотрел на меня и снова стал поглаживать свою устрицу. Он словно раздумывал, продолжать ли.
Дашка сидела, подперев кулачком подбородок и взглядом поощряла мое любопытство. Сама она почему-то не хотела поторапливать и понукать Мефодия.
— Что еще он видел? — повторил я.
— Знал, — поправил Мефодий. — Это не одно и то же…
— Пусть так. Что еще он знал, хотя и не видел? Битву на Альте и бегство Святополка на восток?
Мефодий громко хмыкнул, оставил в покое устрицу, привстал и опять наполнил наши чары.
— Легче перечислить то, чего он не знал, — заявил он, садясь. — Он ничего не знал про дядю Бена — или почти ничего, и это очень странно. Он ничего не знал про меня. Но это уже не так странно, потому что я родился после разворота. Который, кстати, никаким разворотом не был, а только выглядел — этого он тоже не знал. И еще ему пришлось выдумывать скальных червей, чтобы заштопать дыры и убрать противоречия, но ему было невдомек, что он выдумывает. Он полагал, что знает. Вот, вроде бы, и все… Впрочем, ты все равно еще не читал.
— Ты мог бы дать мне эту книгу и раньше, — проворчал я.
— Я надеялся, что ты сумеешь улететь отсюда, — возразил Мефодий. — Я недооценил глупость нашей администрации. Теперь тебе придется узнать все и принять решение… Мужайся, потомок! — Он поднял чару и улыбнулся мне.
Я посмотрел на Дашку. Она тоже сочувственно улыбнулась мне и тоже подняла чару.
«Неужели тоже прабабушка?» — подумал я, ощущая некий нехороший холодок в животе.
19
…Их было пятеро, оставшихся в живых участников Последней Звездной: сестры-близняшки Бекки и Сара Айсфилд, Люська (Люсьен) Молодцов-Пуатье, Мефодий и дядя Бен. Все они, кроме дяди Бена, родились на «Луаре».
— Бенджамин Смоллет, если тебе что-то говорит это имя, — сказал Мефодий и выжидательно посмотрел на меня. Мне это имя ничего не говорило, и он продолжил.
Когда стало ясно, что такелажники не успевают взять рифы и столкновения с Деймосом не избежать, детей стали спешно загонять в шлюпки. Дядя Бен уже тогда был старик, и в нештатной ситуации толку от него на борту было чуть. Но управлять шлюпкой он все-таки мог, а «Луару» все еще надеялись спасти.
Из четырех шлюпок только две успели задраить люки и отдать концы. И только одна — та, которой управлял дядя Бен, — благополучно опустилась на Марс. Вторая сгорела: она слишком рано вышла из тени гондолы. Если я видел вблизи поверхность Фобоса, я в силах представить себе, как это произошло. Большая красивая вспышка, облачко подсвеченного пара и пять душ в безвоздушном пространстве — четверо из них вполне безгрешны… И все же лучше так, чем когда рвется парус и на гондолу обрушивается мгновенная перегрузка. У такелажников — самая легкая смерть…
— Я просматривал отчеты комиссии ООМ по расследованию, — прервал я. Там фигурируют ДВЕ сгоревшие шлюпки.
— Конечно, две, — Мефодий усмехнулся. — А вам разве не показывали часовню Гвоздя из Левой Стопы Спасителя? У подножия Съерры, на западной границе Карбидной Пустоши? Всем туристам показывают.
— Ну и что? При чем тут часовня?
— Вспомни, как она выглядит: может, поймешь.
— Ладно, будем считать, что понял…
Дядя Бен управлял шлюпкой, а что управляло дядей Беном, для Мефодия так и осталось загадкой. Может быть, случай. Может быть, интуиция. Может быть, Бог. Все, что угодно, только не здравый смысл.
Шлюпку он посадил в местах необитаемых и диких. На западе громоздились отвесные рыжие скалы; не очень высокие, но вполне непроходимые. Не рискуя садиться там, дядя Бен израсходовал последние капли горючего на горизонтальный полет. На восток, насколько хватал глаз, простиралась бурая безжизненная равнина с белыми проплешинами. То, что они сначала приняли за испарения, оказалось тяжелым удушливым слоем ацетилена. Идти в ту сторону без кислородных масок было не самым легким способом самоубийства, а кислорода у них оставалось в обрез… Рация принимала хрипы, щелчки, свист и обрывки развлекательных передач на русском и польском языках (дядя Бен знал и тот, и другой), но то ли ничего не передавала, то ли дядю Бена никто не хотел слушать. Чего у них было достаточно, так это воды и консервов. Можно было либо сидеть в верхней, носовой рубке (расходуя кислород лишь на малышек Айсфилд, а самим обходясь респираторами) и ждать, пока их найдут, либо двигаться на север или на юг, стараясь, опять-таки, держаться повыше, где не так чувствуется ацетилен.
В конце концов дядя Бен и Люська пошли разведать дорогу на север, а Мефодий, как старший, остался с двойняшками. Люське Молодцову было всего лишь девять, а ему аж одиннадцать лет (биологических).
На третий день, не дождавшись Люськи и дяди Бена, Мефодий сам отправился в недолгую разведку. На восток: скорее из любопытства, чем из практических соображений. Дошел до первой проплешины и сразу же повернул обратно: дышать было невозможно. Однако, прежде чем повернуть, откопал свою первую устрицу и почти доволок до шлюпки. Устрица рассыпалась в прах с изумительно чистым музыкальным аккордом, когда он, послюнив палец, потер какой-то завиток.
Потом он еще два раза ненадолго покидал двойняшек и откопал еще две устрицы. Эти он сумел принести. Одна оказалась безголосой. Вторая спела им что-то похожее на волшебную сказку, но очень короткое.
В одну из ночей Мефодий наблюдал восход блистательного Деймоса в новом облачении. Это был один из первых таких восходов, если не самый первый. Мефодий ни разу не видел парус «Луары» на таком расстоянии и в таком состоянии — и не знал, что означает странный вид светила. Ему он не казался странным: просто не соответствовал тому, что было написано в учебнике астрономии. Но вокруг было много такого, что не соответствовало учебникам, и ко всему надо было привыкать.
Ни Люська, ни дядя Бен так и не вернулись.
Спустя еще неделю, когда иссякли не только кислород, но и вода (Ребекка-таки частенько писалась, и трусики надо было стирать), Мефодий собрал тележку, погрузил на нее двойняшек, напялил на них респираторы и покатил на юг. «Покатил» — это, пожалуй, сильно сказано: гораздо чаще приходилось перетаскивать на руках поочередно Ребекку, Сару и тележку. За несколько дней они таким манером преодолели несколько километров. Это был скучный, долгий, почти непосильный путь. Хорошо хоть Мефодий догадался соорудить что-то вроде тента над тележкой: малышки прятались там от пугающих необозримых пространств…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});