Читать интересную книгу Море и жаворонок. Из европейских и американских поэтов XVI–XX вв. - Антология

пылая возмущеньем,

Явились девять Муз к Фортуне и рекли:

«О ты, владычица и моря, и земли!

Ты возжигаешь свет созвездий путеводных,

Ты правишь судьбами созданий земнородных,

Богиня мощная! под этою Луной

Все сущее тебе покорствует одной;

Велишь ты – и цари сражаются с царями,

И корабли плывут, одевшись парусами,

И пахарь дотемна на пашне спину гнет,

Купец торгуется, солдат на смерть идет;

По прихоти твоей ведутся в мире войны,

Мятутся и кипят народы беспокойны;

О ты, во всех краях у всех земных племен

Издревле чтимая под тысячью имен

То щедрой, то скупой, то праведной богини, —

Внемли, заступница, и помоги нам ныне.

Когда-то нами был на воспитанье взят,

Взлелеян меж сестер, взращен, как младший брат,

Безвестный юноша Ронсар, вандомец родом;

Он доступ получил к священным нашим водам,

Он упражняться мог на арфе золотой;

Счастливец! он не раз уверенной стопой

Взбирался на Парнас. Веселий наших зритель,

Он лавровый венок носил, как победитель,

И, влагой чистых струй Кастальских упоен,

На травах при луне пускался в пляску он.

И этот наш Ронсар, певец неблагодарный,

Наивно соблазнясь приманкою коварной

Придворных милостей (несчастный дуралей!),

Стал домогаться вдруг чинов и должностей.

А наших ласк бежит, пренебрегает нами,

Ничуть не дорожит парнасскими дарами,

Отрекся от Камен, страшится, как чумы,

Священных тех высот, где обитаем мы.

Кастальского ключа забыл он вкус блаженный,

И арфу разломал рукою дерзновенной.

Внемли, Богиня, нам, и пусть твой грозный бич

Сумеет дерзкого отступника настичь;

Иль безнаказанной останется обида,

Что смертный учинил нам, дочерям Кронида,

Богиням девственным, кому со всех концов

Возносятся хвалы бесчисленных жрецов?!

Припомни, что и ты своею славой громкой

Обязана лишь нам, – иначе для потомка

Не сохранился бы, запечатленный в стих,

Правдивый перечень превратностей твоих;

Никто не верил бы в самодержавный Случай,

Не почитал тебя богинею могучей.

Пообещай же нам, что все его мечты,

Как дым, развеются, бесплодны и пусты,

Что жизнь его пройдет в одних надеждах тщетных.

В тенетах неудач, в заботах беспросветных,

Что просьбами его наскучит Меценат

И в гневе от него отворотит свой взгляд.

Богиня, сделай так; в твоей же это власти —

На грешника навлечь все беды и напасти».

Умолкнул Музы глас; Фортуна внемлет ей

И к просьбе снизойти стремится поскорей.

Уже вокруг нее разнузданно и дико

Теснится и шумит чудовищная клика

Лихих приспешников, готовых – лишь скажи!

Сорваться и лететь по знаку Госпожи

Без колебания, куда б ни повелела,

На дело доброе иль на худое дело.

Меж ними – страсть, дуэль и ненадежный друг,

И немощь бледная, и гложущий недуг,

И буря грозная, и кораблекрушенье,

И беспощадный бой, сулящий пораженье,

Досада жгучая, что не дает уснуть,

Отчаянье, клинок направившее в грудь,

Измена суженой, имения утрата,

Проклятие отца, потеря друга, брата,

Обида лютая, опала без причин —

И тысячи других напастей и кручин.

Короче говоря, все лихо и все горе,

Что стережет людей на суше и на море,

Толпою окружив своей царицы трон,

Как стража грозная, стоит со всех сторон.

А между этих зол – утехи и забавы,

Приманки роскоши, богатства, власти, славы —

Тех выгод, что всегда на ниточках висят

Под сводом царственных сверкающих палат,

На ниточках простых, двойных или крученых,

Порою шелковых, порою золоченых,

Которые Судьба, слепая госпожа,

Срезает наугад в единый взмах ножа,

И вот, кто был в парче, бредет в лохмотьях грязных…

Так много жребиев вокруг разнообразных

Столпилось, как весной былинок на лугу.

Как желтого песка на нильском берегу.

И вот из всей своей неисчислимой дворни

Фортуна выбрала того, что попроворней,

Лакея верного, что промаха не даст

И службу сослужить для Госпожи горазд.

Призвав его, велит: «Злосчастье, собирайся;

Незримым обернись и мигом отправляйся

В Париж; там силою своих коварных чар

Проникни в малого по имени Ронсар.

Явись к нему с утра, когда он спит в постели,

И поселись тайком в его душе и теле,

В глазах, в ушах, в устах, чтоб он нигде не знал

Удачи, чтоб, о чем бедняга ни мечтал,

Чего б ни затевал, все было зря. Лети же

С попутным облаком, чтоб завтра быть в Париже!»

Так молвила Судьба, давая свой наказ

Злосчастью ловкому, пролазе из пролаз.

В тот ранний час, когда встает заря младая,

Пифона старого на ложе покидая,

И утренний певец, под небосвод взлетев,

Над крышею Дора заводит свой напев,

Злосчастье гнусное ко мне в окно влетело,

Легло со мной в постель, в мое проникло тело,

Быстрее молнии пронзив меня насквозь, —

И, словно черный яд, по жилам растеклось.

Я пробудился вдруг, неясную истому

На сердце чувствуя, и, выходя из дому,

Споткнулся о порог – первейший знак, что зло

В то утро по пятам уже за мною шло.

Вдруг, невесть отчего, мороз прошел по коже,

Я книгу выронил от зябкой в пальцах дрожи,

На солнце яркое с надеждою взглянул,

Хотел было чихнуть, – но так и не чихнул.

С того дурного дня я весь погряз в заботах,

В корыстных хлопотах, в завистливых расчетах;

Злосчастье, что ни день, мытарило меня,

Кормя посулами, надеждами дразня.

Вас, дорогой Одэ, я утомил собою,

Наскучил королю вседневною мольбою —

И милостью его давно бы стал богат,

Когда б не спутник мой, незримый супостат.

Но на мою беду, Злосчастье не дремало

И случай ухватить никак мне не давало.

Возникни при Дворе какой-то ложный слух —

Я первый узнаю, чтоб мчаться во весь дух

За мнимой выгодой; а верное известье

Меня конечно же