Его голос сорвался. Гидеон отошёл от двери и приблизился ко мне.
Я вдруг поняла, что очень хочу его успокоить.
— Прости, что я… так тебя испугала. Но мне казалось, что я действительно умираю.
— Мне тоже так показалось, — он вздохнул и сделал ещё один шаг в мою сторону.
Химериус уже давно улетел к своему кларнетисту, но какая-то часть моего мозга всё ещё продолжала выдавать комментарии в его стиле: «Его зелёный пылающий взгляд зажёг пламя её сердца, бившегося под блузой цвета коровьей мочи. Склонив голову на его широкую грудь, она дала волю слезам.»
О боже, Гвендолин, ну неужели всегда надо быть такой истеричкой?!
Я ещё крепче вцепилась в край стола.
— Вообще-то, тебе следовало бы лучше знать, что со мной случилось, — сказала я. — Это ведь ты учишься в медицинском институте.
— Да, и именно поэтому мне было ясно, что ты… — он остановился рядом со мной и прикусил нижнюю губу. Этот жест почему-то очень меня растрогал. Гидеон медленно поднял руку — Клинок шпаги вошёл в тебя вот настолько, — он растопырил большой и указательный пальцы правой руки. — Маленькая царапина не могла бы так сломить тебя. А тут ты вдруг совершенно побледнела, и по всему телу у тебя выступил холодный пот. Поэтому мне стало ясно, что Алестер, должно быть, попал в большую артерию. У тебя случилось сильное кровоизлияние.
Я разглядывала его руку, которая покачивалась перед моим лицом.
— Но ты же видел эту рану своими глазами, она совершенно безобидна, — сказала я и кашлянула. Что-то мои голосовые связки переставали меня слушаться. — Это… наверное… просто последствия сильного потрясения. Ну, знаешь, я вполне могла себе вообразить, что серьёзно ранена, и поэтому я выглядела как будто…
— Нет, Гвенни, ты ничего не воображала.
— Но как же тогда получилось, что на моём теле осталась лишь эта маленькая царапина? — прошептала я.
Он принялся расхаживать по комнате из угла в угол.
— Я этого тоже сначала не понял, — возбуждённо сказал он. — Я был так… рад, что ты жива, и поэтому убедил сам себя в том, что когда-нибудь смогу найти логичное объяснение этой маленькой ране. Но затем я пошёл в душ, и там вдруг всё понял.
— Ах, вот в чём всё дело, — сказала я. Я-то ведь ещё не мылась. Мне еле удалось оторвать застывшие пальцы от края стола, и я опустилась на ковёр. Так-то лучше. По крайней мере, колени мои больше не дрожали.
Я прислонилась к спинке кровати и поглядела наверх на Гидеона.
— Скажи, тебе обязательно бегать туда-сюда, как будто ты дикий зверь? Я из-за этого, признаться, сильно нервничаю. То есть, ещё сильнее, чем всегда.
Гидеон присел на колени прямо передо мной и положил мне руку на плечо, не обращая внимания на то, что с этого момента я уже была не в состоянии слушать его внимательно, а лишь сражалась с мыслями вроде «Надеюсь, от меня не очень плохо пахнет», «О, надо не забывать дышать».
— Знакомо ли тебе чувство, когда, бьешься над головоломкой судоку и вдруг находишь то самое единственное число, с помощью которого все остальные поля решаются как бы сами собой? — спросил он.
Я, помедлив, кивнула.
Гидеон гладил меня, и мысли мои витали где-то далеко.
— Уже несколько дней я размышляю надо многими вещами, но только сегодня вечером я нашёл его… это магическое число, понимаешь? Я снова и снова перечитывал эти записи, пока не выучил их наизусть…
— Какие такие записи? — перебила его я.
Он убрал руку.
— Записи, которые Пол получил от лорда Алестера в обмен на генеалогические схемы путешественников во времени. Пол передал их мне в тот самый день, когда у тебя состоялась беседа с графом, — увидев моё вопросительное выражение лица, он криво усмехнулся. — Я бы с удовольствием рассказал тебе об этом, но ты была слишком занята, ты должна была задать мне все эти странные вопросы и в заключение, страшно обидевшись, убежать прочь. Я не мог побежать следом за тобой, потому что доктор Уайт настоял на том, что мою рану нужно срочно перевязать, помнишь?
— Да, это было не так уж давно — в понедельник, Гидеон.
— И правда. А такое впечатление, будто прошла уже целая вечность, тебе не кажется? Как только я вернулся домой, тут же принялся звонить тебе по телефону. Каждые десять минут. Я звонил, чтобы сказать тебе, что я… — он откашлялся и взял меня за руку, — чтобы всё тебе объяснить, но у тебя всё время было занято.
— Да, я как раз делилась с Лесли новостью — что ты оказался таким подонком, — сказала я. — Но у нас ещё есть домашний телефон, знаешь?
Он не обратил на мои последние слова ни малейшего внимания.
— Пока я набирал твой номер и ждал, когда же ты ответишь, я между делом начал читать эти документы. Речь идёт о пророчествах и записях из личного архива графа. Хранителям об этих бумагах ничего не известно. Он сознательно не хотел посвящать в это своих людей.
Я застонала.
— Дай-ка угадать. Ещё несколько заумных стихотворений. И ты не понял из них ни слова.
Гидеон наклонился вперёд.
— Нет, — медленно сказал он. — Совсем наоборот. Смысл довольно прозрачен. Там написано, что кто-то должен умереть, чтобы философский камень мог обрести силу, — он поглядел мне прямо в глаза. — И этот кто-то — ты.
— Ага, — я была вовсе не настолько поражена, насколько, наверное, следовало. — Тогда получается, что цена, которую надо заплатить — это я.
— Я был в полном шоке, когда это прочитал.
Прядь волос упала Гидеону на лицо, но он не заметил.
— Сначала я вообще не мог в это поверить, но пророчества довольно прозрачны. Рубиновая жизнь сгорает, смерть ворона знаменует конец, двенадцатая звезда гаснет, и так далее и тому подобное, и так без конца. Ещё более точными были записи, которые оставил на полях граф. Как только круг замкнётся и сформируется эликсир жизни, ты должна умереть. Это почти дословное описание.
Я лишь сглотнула воздух.
— И как же я должна умереть? — я невольно подумала об окровавленной шпаге лорда Алестера. — Это там тоже было указано?
Гидеон легонько улыбнулся.
— Нет, тут пророчества как всегда расплывчаты, но сам факт подчёркивается снова и снова. Что я, Алмаз, Лев, номер одиннадцать, как-то в этом замешан, — улыбка сошла с его лица, а в голосе зазвучали какие-то новые, незнакомые мне нотки. — Там сказано, что ты умрёшь из-за меня. Из-за любви.
— О. Эм-м. Но, — сказала я невпопад, — но это всего лишь строки из какого-то очередного стихотворения.
Гидеон покачал головой.
— Теперь-то ты понимаешь, Гвенни, что я просто не мог этого допустить? Только поэтому я решился на эту глупую игру и притворился, что солгал тебе, и что чувства мои были лишь подделкой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});