Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Итак, Фарлоу съел свой тяжелый ужин, проглотил кофе и медленно пошел к кровати. В висках стучало от усталости, сказывалась изнурительная работа над сложной проблемой, не дававшая пока результатов.
Ничего неестественного не было в том, что он не мог уснуть, и только где-то около трех сон сморил его. Но вдруг ему показалось, что он проснулся. Я думаю, мы все когда-нибудь испытывали такое ощущение. Просто мы видим сон, что мы проснулись. Мы верим себе, что проснулись, но подсознательно знаем, что это сон. Я сказал об этом Фарлоу, когда он в первый раз заговорил об этом. Он сказал, что это было не так. Хотя он и видел сон, он знал, что проснулся.
Все было как наяву, каждое прикосновение и ощущения этого вновь и вновь повторяющегося сна были настолько реальны, что его собственная комната и каждодневная жизнь после таких снов казались размытыми и блеклыми. Этот мир сновидений был местом ужасов и страхов, и ночью он попадал в эту жизнь, более, непосредственную и волнующую по сравнению с реальной действительностью. Фарлоу верил также и в физическую реальность этого мира, но он напрасно искал на картах и в атласах это мрачное место.
Несмотря на то, что мир сновидений, я буду так его называть, был угрожающим, жутким по настроению, Фарлоу был уверен, что если он сможет сорвать этот зловещий занавес сна, он будет более счастлив, чем те, которые живут обычной жизнью в нашем реальном мире.
Я должен подчеркнуть, что Фарлоу был абсолютно нормальным человеком, как вы или я, даже, возможно, более нормальным, так как его научные работы заставляли его анализировать каждое явление и получать результаты посредством эмпирического метода. И всегда, даже во время пребывания в Гринмэншоне, он сохранял, по мнению доктора Сондкуиста, ясное сознание.
Было что-то такое в его рассказах, чего никто не смог бы опровергнуть, кроме самого Фарлоу, так как только он был участником этих видений. Судя по концу всей этой истории, можно утверждать, что Фарлоу, возможно, был самым здравомыслящим среди нас. И если это так, то какие же ужасы ждут нас за занавесом нашего сознания, и самые самоуверенные из нас должны воздержаться от критики такого человека, как Фарлоу. Я верю, что он благодаря своей сверхчувствительности и совершенству, просто смог переступить через черту, через которую не могли переступить нормальные простые смертные, смог сорвать этот занавес, прорваться сквозь него каким-то необычным способом.
Короче говоря, случилось вот что. Было 10 минут четвертого, когда Фарлоу проснулся. Он включил свет, часы показывали 20 минут четвертого. Значит, все это длилось всего 10 минут, но Фарлоу торжественно, как это могут делать только ученые, упорно уверял меня, что он отсутствовал в течение трех часов. Это было бы смешно, если бы говорил другой человек, так как все мы знаем, что секунда-две во сне для спящего кажутся вечностью, и разбуженный громким шумом мозг мог уложить всю длинную цепочку событий в одну минуту.
Но учитывая замечания Фарлоу о последствиях сна, в которых я не могу сомневаться, я склонен верить ему. Он спал и потом проснулся, и вот что он ощущал. Ему было холодно, он находится в воде и он чувствовал, что его жизнь еще совсем недавно была в смертельной опасности. В рот залилась соленая вода, тяжело кашляя, он лихорадочно бился на берегу. Голыми пальцами ног он чувствовал землю. Когда он открыл глаза, то увидел, что лежит на отмели дикого мрачного берега. Измученный, он пополз по длинному пляжу с белым песком. Затем отдыхал, лежа на боку, и смотрел на розовый рассвет, освещающий небо.
В тот раз на этом все закончилось. Фарлоу проснулся, или точнее, вернулся в обычный мир XX века, кошмар, как считает он. Он сразу же осознал всю реальность своего «сна», понял, что сорвал занавес. Включив свет, он посмотрел на часы. Затем он в ужасе заметил, что между пальцами ног застрял песок, пижама была мокрой от холодной соленой воды.
II
Можно легко представить реакцию Фарлоу на жуткую ситуацию, в которой он оказался. Только Фарлоу мог понять и проанализировать ту ситуацию, в которую он попал. Прошло несколько месяцев, прежде чем он собрался с духом, чтобы рассказать мне о своем путешествии по ту сторону «занавеса», по его собственному выражению.
Две ночи после этого, выходящего из ряда вон пробуждения, он не спал. На третью ночь он был настолько вымотан, что уснул, но ничего не случилось. В течение недели он спал нормально, а затем он испытал второе «пробуждение».
Фарлоу уснул около полуночи и почти сразу же перешел в состояние «пробуждения».
Он снова боролся с морскими волнами, снова ползком выбирался на берег, но на этот раз видение длилось дольше. Фарлоу лежал на пляже, отплевываясь от соленой воды, он видел, как медленно поднимается рассвет над диким и красивым берегом, и он знал, что находится где-то на востоке. Но это был не современный восток, а из какого-то античного времени.
Когда из-за тумана поднялось солнце, картина изменилась, как будто кто-то открыл дверь, и Фарлоу проснулся в собственной, постели, снова насквозь промокший. После этого второго «сновидения» Фарлоу первый раз обратился к своему другу врачу, но тот, конечно, был не в состоянии помочь ему. Естественно, Фарлоу не все рассказал ему, боясь, что его примут за сумасшедшего. И так как доктор не знал об ужасных открытиях после пробуждения, он был уверен, что это обычный случай с повторяющимися снами, многие этим страдают.
Другой человек был бы не в состоянии понять эту ситуацию и очень тяжело переживал бы свое состояние. Но Фарлоу был ученым и его мозг автоматически обрабатывал эти данные, противоречащие всем известным законам природы.
Третий сон был повторением предыдущих, но, к счастью Фарлоу, он начался с того момента, когда он уже лежал на берегу. Солнце в небе стояло чуть выше, туман начал рассеиваться. Странно, но страх утонуть в состоянии сна все еще сохранялся. Фарлоу отчетливо осознавал, что уже вполне оправился после борьбы в воде. Судя по этому и по тому, что солнце сильно припекало, он определил, что лежит на песке уже три часа.
Таким образом, стало очевидно, что сны прогрессируют во времени, и это напоминало кинофильм, каждый показ которого удлинялся еще на один эпизод. Конечно, чтобы понять это, Фарлоу понадобилось много времени, так как сначала Фарлоу не обращал на это внимания. В четвертом сне солнце уже стояло в небе значительно выше, туман еще больше рассеялся, и когда он прогнулся в своей комнате XX века, он обнаружил, что одет в хлопчатобумажную блузу античного покроя без воротника, в мешковатые панталоны из какого-то темного, совершенно ему не известного материала, но ноги, как в первый раз, были голыми. Самым необычным на этот раз было то, что он был абсолютно сухим. Фарлоу объяснил это тем, что его сны были физическими, и он сделал вывод, что солнце на берегу высушило его.
На этом этапе он еще пытался объяснить свои страхи, и одна мысль очень волновала его — физическое состояние его сна в одном случае переносится в реальную жизнь, а в другом нет. Это, естественно, относилось к воде на коже, когда он просыпался, и к тому, что он по-прежнему был в пижаме.
Если действуют те же правила переноса одной субстанции из сна в другое измерение, значит, по теории он должен был быть одетым в рубашку и брюки.
Его аналитические рассуждения на этом этапе разбивались вдребезги об одно противоречие: что происходило с пижамой, когда он «лежал» на берегу. Или их было две, и они существовали в различных плоскостях? Но как бы Фарлоу ни анализировал это, все логические доводы рассыпались как карточный домик, к каким бы обстоятельствам он их ни применял — будь то мир сновидений или реальность. Граница между ними становилась неясной.
Прошло несколько месяцев, прежде чем Фарлоу, наконец, доверился мне. Всегда стройный, прекрасно сложенный, он за последние недели превратился в больного, с синими кругами под глазами, я никогда не видел его таким. Несколько вечеров прошли в бессвязных, с недомолвками разговорах, прежде, чем он заговорил на эту тему без обиняков, но как только это произошло, речь его потекла, как вода из крана.
Он больше всего боялся, что я сочту его за сумасшедшего, но после того, как я внимательно слушал его несколько вечеров, изредка задавая уточняющие вопросы, он успокоился. Если и существовал в мире здравомыслящий человек в полном смысле этого слова, так это был Фарлоу. Он описал мне около полдюжины своих снов, которые привели его на берег. Там было тепло и уютно, на горячем песке. И он был рад, что теперь эти сны или видения, как хотите называйте их, сразу начинались на берегу, и ему не приходилось испытывать неприятные ощущения при пробуждении.
Насколько он мог судить (так как он никогда не засекал время по часам), длительность каждого сна отпечатывалась в мозгу как три часа, но действительное время в реальной жизни составляло не больше 10 минут. Он не придавал этому большого значения, но как-то сказал мне, что знает, что если во сне он окажется далеко в море и не доплывет до берега в отпущенные ему три часа, то утонет. Я не понимал, чем он это обосновывает, и решил отвлечь его от этой навязчивой мысли. Но хотя я говорил мягко, и, как мне казалось, здраво, он со вздохом отверг все мои возражения. Он был уверен, что будет именно так, сказал он, и что бы я ни говорил, я не смог его переубедить.