услышав знакомое слово.
— У нас говорят, разговаривать не умеет, надо учить материться, — смеется Нина Волокитина. — И вот он где-то услышал и кричит: «Сука».
— Олежка, скажи «сука», — просит сына Елена.
— Баба су-у-ука, — тянет Олежка. Все смеются.
ХОРОШО БИЛИ
Мать Сергея Сорокина, Татьяна Рекунова работала парикмахером, потом на заводе, на мойке. Сейчас на пенсии. Татьяна рассказывает, что в последние годы часто слышит про рак. «Все помирают. Раки эти в основном. Рак, рак, рак. У всех рак. Не знаю, может, из-за карьера это?»
У Татьяны было двое мужей, оба пили и сидели за убийство. «Сережке одиннадцать лет было, когда его отца посадили, — вспоминает Рекунова. — Когда мы жили с Сорокиным, торговали вином. А тут залезли к нам, вино украли, а нас подперли и хотели поджечь. А у мужа винтовка была. Он винтовкой выстрелил, попал в одного и убил. Посадили. Через восемь лет он вышел и сам себе по пьяни кишки вспорол. Царствие ему небесное. А со вторым мужем мы в параллельном классе учились.
Детская любовь. Он в какой-то драке кого-то убил, посадили тоже. Потом освободился и почти сразу умер».
Татьяна тяжело переживает случившееся с сыном. Это второй ребенок, которого она «потеряла». Другой ее сын, брат Сергея, погиб в лесу при непонятных обстоятельствах.
В день убийства пенсионеров Рекунова не видела Сергея, но уверена, что ее сын невиновен. Его «явку с повинной» объясняет коротко: «Хорошо били».
«Когда Серегу забрали, я была дома. Его там допоздна держали, но нас туда не пускали. Работники говорили, что сильные крики слышали, видимо, его били. Сергей безвредный, никогда ни с кем не дрался, маменькин сынок. Он не мог убить человека! И мне врать бы не стал. Когда освободился, рассказывал, как его в лесу заставляли признаться в убийстве. Когда нам свидание дали, он даже кашлянуть не мог — ребра. Я адвокату сказала свозить его на снимки. Бьют-то они так, что нет синяков. Ну там нашли, что два ребра у него сломаны. А его менты напрягли, чтобы он сказал, что ехал на мотоцикле и упал. Мол, на момент задержания уже были сломаны ребра. А у него мотоцикла-то нету даже! Я следователю говорила об этом. А он мне: “Выйди из кабинета, не выйдешь, я тебя за шкирку выкину!” Ну и пришлось мне выйти».
Рекунова пыталась поговорить с продавщицей Зенковой. «Я пришла к ней: “Зачем ты так говоришь? Тебе Сережка дорогу перешел?” — “Не, отвечает, — он парень хороший, но просто мне сказали: “Знаешь его? Он был в окошечке?” Ну лицо-то темно, ну я сказала, что он”. Я говорю: “Ты странная, а если бы про меня говорили, тоже бы я в окошечке торчала?” Ну ее уволили потом из магазина, она уехала из села. А там над окошечком в магазине была камера, но эти записи не смотрели. Я Цамбуеву (следователю) сказала про камеру, он говорит: “А мне зачем, мне достаточно улик, ты не лезь, не мешай следствию”».
Рекунова, как и Сорокин, писала письма в генпрокуратуру, уполномоченному по правам человека, в Следственный комитет РФ и даже Жириновскому. Без толку.
«Мы тут в итоге сами нашли подозреваемого. Парень один залазил к этим старикам, его родители после этого происшествия быстренько дом продали и уехали. А отца этого парня, Д., посадили. Он зарезал соседа, слухи ходят, что этот сосед якобы знал, что тот убил. Никто эту версию в полиции не проверял. У бабушки под ногтями эпителию-то нашли, они якобы не принадлежат нашему. А я у этого Д. после убийства видела царапину на щеке. А его жена сказала, мол, мы с ним подралися».
Татьяна вызывается проводить меня к бывшей главе администрации Ольге Треневой, той самой, которая присутствовала во время задержания Сергея Сорокина.
УБИЙЦУ НАШЛИ НЕЧАЯННО
Ольга Тренева сейчас работает фельдшером «скорой помощи» в местной больнице. Она хорошо помнит день, когда задержали Сергея Сорокина. Рассказывает, что знала его по долгу службы. В должности главы Тренева много общалась с местными жителями и лично проводила беседы с пьющими семьями. По ее словам, пьянство в Букачаче — серьезная проблема. С семьей Сорокина Тренева общалась за неделю до задержания, проводила с Сергеем и Еленой воспитательную беседу.
— Лена мне зубы показывала, а Сорокин тогда сидел красный весь, ему стыдно было. Я с ним жестко разговаривала, мол, прекращайте, заберем ребенка. Ну пообещали, что пить не будут. А в тот день медсестра позвонила, мол, опять пьют. А тут сотрудники сидели у нас, которые расследовали убийство, и я им предложила со мной поехать, побоялась одна, пьют же. Ну вот мы и поехали. Дома была одна Лена с глубокого похмелья. Мы ее забрали, поехали в администрацию. Едем, и Сорокин идет. И я сотрудникам показала на него. И все, мы Лену привезли, я с ней побеседовала минут пятнадцать и ушла на обед. Я не знаю, сколько Сорокин отсутствовал. И я не видела, когда его привезли. Потом только услышала от кого-то, что нашли, кто убил Баранова и Михайлову. Вот так и получилось, что нечаянно я их попросила со мной съездить, и убийцу нашли.
— Вас эта случайность не удивила? Вы думаете, это Сорокин и другие?
— Не могу сказать, не знаю. Севостьянов, ну тоже злоупотреблял... Но парни на виду были, в жестокости никогда не замечались. С Севостьяновым я не пересекалась никогда. Подойницына тоже не видела, только слышала, как он освободился. Сорокин и Севостьянов вроде как спокойные парни.
Тренева рассказывает, что в селе все знали, что у Михаила Баранова есть деньги. Поэтому убить его мог кто угодно. «Ветеранская пенсия, он многим деньги занимал. Бабушка, бедная, божий одуванчик была. »
— Какое мнение у вас? Это случайное убийство или спланированное?
— Случайное.
— Тех посадили или не тех?
— Ничего не могу сказать, не знаю. На сто лет у нас тут убили ребенка-инвалида. Подростка, лет семнадцативосемнадцати, никого не нашли. Сонную ему перебили или что. А на сто пять лет — вот это. Взять эти два случая — они не раскрыты.
— То есть вы считаете, что дело не раскрыто?
— Ну кто знает? Два суда было, и непонятно, что там, может, еще будет суд. Один живет там, этот там, третий там. Вот это как-то не связывалось. Вот как так, ведь Сорокин мог на других показать, почему на этих-то?