Но люди распорядились всеми этими благами по-своему. Наступило время Великой Смуты, когда каждый старался убить каждого, а ближний оценивался лишь как возможность получить от Конвертера еду, оружие и одежду. Безумие овладело людьми.
И в это страшное время появился Спаситель – неведомый человек, сумевший организовать людей и лесных в сообщества, заложивший города Новый Рим и Сан-Бонифаций, создавший духовенство и Орден святого Людовика, а также Братства святого Матвея и Антея.
Он направил деятельность роботов в новое русло; оставаясь неузнанным, этот бессмертный знал все обо всех, именем его вершилась история планетоида, и он стал оправданием этой жизни.
Затем возникла легенда, что однажды Хозяин придет и объявит о себе. Он будет узнан сразу, и если кто к этому времени уже объявит себя Создателем, появление истинного Хозяина расставит все по своим местам. Именем Его пилигримы с тех пор искали признаки Создателя. Многие заявляли: я – Хозяин, но никто еще не доказал этого.
Артемида, оставшаяся целью движения, постепенно приближалась. Роботы, принявшие новые законы, установленные Хозяином, следили за функционированием большого корабля. Когда путешественники достигли Артемиды, планетоид перешел на стационарную орбиту, став искусственным спутником. Еще много времени никто не интересовался новой планетой. Новое мировоззрение исключало знание подобного рода, все уже давно были убеждены, что живут на старой Земле, и никакие сведения о каких-либо новостях из космоса никого не могли взволновать. Было слишком много забот и интересов в реальном мире.
Жизнь продолжалась, проходили столетия. Роботы-пилигримы, созданные для обслуживания планетоида и безразличные к моральным оценкам явлений, старались сохранить стабильность вновь созданной цивилизации. Они выявляли наиболее активных людей, умственно и физически одаренных более остальных, потенциальная деятельность которых могла бы угрожать социальному равновесию, – этих людей после соответствующих испытаний изолировали.
Так возник город Назарет.
Бесцельность существования плюс пассионарная активность горожан создавали проблемы иного рода. Существованию назаретян мешала банальная скука. Безделие породило безудержную погоню за развлечениями. Со временем среди горожан нашлись любопытные, желавшие посетить Артемиду. Некоторые погибли, но большинство выжили и возвращаться назад не пожелали. Подобный исход не противоречил правилам Хозяина, которые соблюдали пилигримы. Тем более это была еще одна возможность освобождения от самых опасных и энергичных, от тех, кто не доказал, что он Хозяин, но мог тем не менее быть источником беспокойства и бед.
Таково было положение вещей к настоящему моменту.
Было еще кое-что. Например, Лука узнал, что лесных изначально не существовало.
Учитывая то, что в длительных космических экспедициях рождаемость редко могла восполнить естественную убыль экипажа, на корабле имелся генетический банк данных всех членов экипажа, которых клонировали по мере надобности. После мятежа контроль над клонированием исчез, уцелевшие и окончательно обезумевшие генетики занялись новыми исследованиями, начали материализовывать собственные фантазии и в конце концов заселили корабль мутантами – порождениями мифологии и земной фантазии, – не сумевшими мирно ужиться с обычными людьми.
Проповедники новой религии первое время старались убедить паству в том, что, раз лесные не созданы по образу и подобию Создателя, души их звериные либо отсутствуют вовсе, посему Церковь благословляет уничтожать их как зверей, а не как людей, ибо Хозяин побудил создать их как наказание за грехи, которые едва не погубили людей. Несколько теологов, чьи души не очерствели в том аду, в котором все пребывали в Смутное время, утверждали, что для человека взять на себя смелость решать судьбу существ, частью имеющих божественный облик, значит присваивать себе божественные привилегии. В конце концов епископы на очередном Вселенском Соборе решили, что лесные как творение Создателя имеют человеческую душу, поэтому их можно убивать не как животных, лишенных души, но так, как человек по каким-либо причинам убивает человека. Спор был благополучно решен, хотя было много недовольных, не желавших ни при каких обстоятельствах признавать лесных равными себе.
Как и наоборот.
Лука, отвлекаясь, думал о том, что сам он волею судьбы был короткое время осужден пребывать на острие жизни, что теперь все кончается, и если у него и возникала прежде мысль о своей новой и необычной роли, о том, что ему, возможно, и впрямь уготовано быть новым Хозяином мира сего, то теперь уж точно об этом следует забыть.
Сквозь полупрозрачный перламутровый купол, накрывший информационный центр, где они сейчас пребывали, мелькали тени – разумеется, не людей, а роботов. Пилигримов здесь было много, и их одинаковость производила странное ощущение, будто бы попал в зазеркалье, где все ненастоящее, где все – обман, наслоенный на обмане, но обман, крепко спаянный временем, традицией и ложью.
Оставив пока все полученные сведения на периферии сознания, Лука обдумывал простую мысль: зачем роботы допустили их в этот информационный купол? Зачем дали им возможность получить информацию об истории корабля по имени Земля? Ответ напрашивался сам собой: их тем самым списали, вычеркнули из жизни, подарив, как на казни, последнее слово, только уже для приговоренного, а не услышанное от него.
Никто в Назарете не располагал этими знаниями, а тем более никто ни о чем не догадывался в мире лесных и римлян. Ни его, Луку, ни других теперь не выпустят отсюда. Вероятно, давным-давно Хозяином даны четкие указания на подобный случай, иначе и быть не могло: в мире, длительное время существующем на последней стадии напряжения, малейшее сотрясение может вызвать обвал, крушение, новую волну цунами, которая окончательно сметет хрупкое равновесие. Пусть это равновесие и выгодно лишь неведомому Хозяину да роботам.
И как ни лелеял Лука надежду, как ни напрягал воображение, представить, зачем бы еще роботам оставлять их в покое, он никак не мог. Но все равно мысль билась словно птица в клетке, летала и кружилась, и все равно неизбежно с каждой точки своего полета возвращалась к темному центру, к предчувствию близкой смерти, для которой он, не скопивший никаких жизненный ценностей, едва ли был интересной добычей, и тем не менее его-то скорее всего наметила она в первую очередь.
Став прозрачной, лопнула мембрана входа. Вошел пилигрим и остановился у входа. Сдвинув со лба упавший капюшон плаща, а заодно и прядь волос, мешавших смотреть, пилигрим пристально оглядел всех поверх длинного носа. Усмехнулся, словно бы прочел во взглядах, перекрещенных на нем, понимание того, что сам только хотел сообщить. Ничего не сообщил, только пригласил следовать за собой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});