Потерянный, бледный, с мертвым взглядом. Я видела, как Егор был по-настоящему раздавлен. И во мне не было ни капли жалости. Вытащив ключи от квартиры из сумочки, я швырнула их прямо на асфальт так, что они звонко проскользили почти к самым его ногам.
— Лайк за любовь тебе, Егор.
***Я знала, что он не поедет за мной и не появится в своем доме раньше меня. Так как мои документы и кое-какие вещи, в спешке собранные в побеге от бабушки, оставались у Егора, я намеренно не отдала ему вторые ключи. У меня было меньше часа, чтобы успеть забрать свою сумку и не пересечься с его семьей, поэтому все о чем попросила Машу, так это вернуться в поселок как можно быстрее. Она молча без вопросов кивнула и лишь иногда в дороге осторожно дотрагивалась до моих сжатых до белых костяшек в кулак пальцев.
Хоть боль обволакивала каждый сантиметр тела и разбирала его на кусочки, но во мне еще были силы сопротивляться ей. Я знала, что стоит выпустить тот тайфун душащей горечи, то не смогу не то, что двигаться, я перестану дышать, но мне нужно было это время. Поэтому, как только Машка притормозила у знакомых ворот, я за считаные секунды оказалась у Егора в комнате, хватая то, что принадлежало мне. Каждый новый вдох давался с трудом, и я уже испытывала не боль, а агонию. Смятые белоснежные простыни на полу, полупустая пачка сигарет — воспоминания, которые нещадно били меня прямо по сердцу, ребрам, животу. Егор разрушил мой мир. И мне захотелось сделать то же самое… Ну, или хотя бы попытаться…
Перед тем как уйти из дома Королевых навсегда, сесть обратно в машину и сжаться в безжизненный комок, исходясь в безмолвном крике, я оставила на столе в гостиной открытый конверт с ДНК.
Глава 42
Он меня уничтожил. Так легко и быстро. Я сопротивлялась ровно до того момента, как за мной захлопнулась дверь Машкиной машины у ворот дома Королевых.
Дальше было все как в тумане. Огни домов, трасса, Машин дрожащий голос рядом: «Кирочка, милая, не плачь». Но глупо было просить меня не плакать. Я ведь и не плакала. Я выла. Внутри меня царапалось, кусалось, раздирало огромными ядовитыми когтями разочарование.
Оказавшись в нашей съемной с Машкой квартире, я медленно сползла по двери, едва переступив порог.
— Я же никому, Маш… Только ему…
Она лишь молча уселась рядом со мной на придверном коврике, прислонившись головой к моему трясущемуся плечу.
Он звонил мне с той самой секунды, как я уехала из клуба. Телефон гудел почти без остановки, а мне было страшно взять его даже в руки. Четыре буквы его имени, и я бы уже не выла, а истошно кричала. Поэтому я попросила Машу просто отключить мой мобильный, наплевав даже на то, что мне также продолжала звонить бабушка.
Да и что теперь я могла ей сказать? Что она оказалась права, говоря о моей неадекватной зависимости от него? Что я действительно ничего не видела и не замечала? Что я действительно думала лишь о том, как не вылезать из его постели?
Козырей, что «он не такой, он другой, ты просто не понимаешь» — у меня теперь не было. Он оказался именно таким и никаким другим. Меня подвело доверие. Слепое доверие к нему и чувства, за которыми я шла, не задаваясь никакими вопросами.
Самой сложной оказалась ночь. Ночь без него. Я даже старалась дышать через раз, боясь закрыть глаза, потому что раздробленные болью воспоминания и мысли о нем, мелькали сотнями картинок. Я любила его. Я растворилась в нем, и поэтому не могла думать о себе. О том, что мне нужно отыскать хоть граммы гордости. Поэтому, закусив зубами угол подушки, я всю ночь лежала, свернувшись калачиком и раскачивалась из стороны в сторону, чтобы не уснуть.
— Кир, — Машка очень осторожно погладила меня по голове, присев на мою кровать, где я так и пролежала всю ночь в одной скрючившейся позе, — мне на работу нужно, но, если хочешь, я останусь.
— Не надо, — прохрипела я, с трудом разъединив сухие губы.
— Ты мне звони. Я сразу приеду, если что, — она пригладила мои спутавшиеся в клубок локоны.
Но на выходе из комнаты все же задержалась:
— Он, кстати, удалил все. Вплоть до аккаунта своего и…
Где-то под ребрами меня хлестануло болью, словно плетью.
— Маша… — всхлипнула я, — прошу…
— Прости-прости, — виновато затараторила она, — я просто… — в комнате повис ее тяжелый вздох. — Козел он, короче…
— Маша-а, — я снова начала задыхаться от удушающего взгляда разноцветных глаз у меня в подсознании.
За моей спиной тихо закрылась дверь, а мое лицо уткнулось в подушку, которая за одну ночь впитала такое количество воя и стонов, что могла уже просто резонировать ими.
Час. Два. Три. Я не считала, сколько кубометров слез влилось в мою постель, но надежда, что душ поможет хоть немного восполнить запасы жидкости в организме, заставила доползти до ванной. Мои пальцы прикоснулись к практически зажившей татуировке. Боже, как мне хотелось ее стереть, вырезать или зачеркнуть черными линиями, чтобы не видеть ее контуры и перестать ощущать связь с тату на его теле. Обжигающие капли не особо приводили меня в чувство. Лишь немного подтолкнули к решению, что нужно все-таки вернуться в дом к бабушке и собрать оставшиеся вещи, чтобы окончательно пеерехать к Маше. Да и жить по факту мне больше было негде. Оставаться в бабушкином доме — равно мазохизму, слишком много пронизывающих воспоминаний.
Я все делала на автомате: душ, одежда, телефон, такси. Вновь включенный мобильный молчал, поэтому поездка до посёлка прошла в относительной тишине, под монотонный гул радио. Но каждая молекула моего тела налилась свинцом, а боль под ребрами сдавила легкие так, что я застонала и вцепилась пальцами в спинку пассажирского сидения, когда увидела знакомый черный кроссовер перед бабушкиным двором.
— С вами точно все в порядке? — таксист подозрительно покосился на меня, а потом и на черную машину.
«Со мной уже никогда ничего не будет в порядке», — я едва нашла в себе силы кивнуть и вышла из такси.
Каждый мой шаг, каждое движение было пыткой. Я извивалась внутри от запредельного для меня ощущения боли, продолжая делать каменные шаги вперёд мимо кроссовера. Боковым зрением я выхватила движение возле машины. Вдох. Боль. Выдох. Шаг. Боль. Шаг. Вдох. Боль. Хотелось ускорить шаг, но не вышло. Он уже был слишком близко.
— Не смей! Не трогай! — мой истошный крик заполнил пустую улицу, когда меня с грубой силой дернули за запястья.
— Ты будешь со мной разговаривать. Хочешь ты этого или нет, — стальной тон родного голоса легко давил меня морально.
Особо не церемонясь, Егор волоком потащил меня к своей машине. Я умудрилась легко выдернуть свою ладонь из цепных оков, но не успела шагнуть от него и на миллиметр, как меня обхватили спереди ручищей, жёстко прижимая спиной к своей груди и выдавливая остатки кислорода из моих легких.
— В этот раз ты не сбежишь, — хрипло зашипел он прямо мне в ухо, пока я бесполезно брыкалась ногами в воздухе.
От него шел дикий запах сигарет. Едкий, горький, невыносимо противный.
— Егор, мне больно, — я отчаянно пыталась вырваться и наполнить сжимающиеся легкие воздухом.
Но он уверенно тянул меня к своей машине. Удар дозы адреналина: и все, что я смогла придумать — это вонзить свои зубы прямо в руку, грубо обвивающую меня за плечи.
— Сука! — зарычав, Егор дернулся, а я смогла выскользнуть из-под мужской руки и просто бегом броситься к бабушкиному дому, надеясь, что у него хватит ума не следовать за мной в таком состоянии. Его поведение явно указывало на то, что в этот момент, как минимум, неадекватен.
Но, видимо, ума не хватило. Я на одном дыхании успела заскочить в дом и пролететь по ступеням к себе на второй этаж, как за спиной уже слышался тяжелый шаг. Егор буквально ворвался в мою спальню, хлопнув дверью так, что звуковая волна от удара завибрировала где-то глубоко внутри меня.
— Какого черта ты… — я испуганно застыла в глубине комнаты, а он, смотря звериным взглядом, двинулся на меня.