доверия, — бросаю и направляюсь к походной колонне, где, похоже, только меня и ждут.
На смех пробирает истерический, потому что нервы ни к чёрту. Нет, ну не могу! Эти дуры рогатые, надувные фигуры с ночного купания к лошадям присобачили, обвязав всё. Прямо в надутом состоянии. Конечно, не пропадать же добру.
Слышу Лихетта следом подрывается.
— Принцесса то же самое сказала, что нет нам доверия, — балакает в спину. — Крииис?
Встаю, оборачиваюсь. Смотрим друг на друга.
— Ну что? Что? Что тебе от меня надо⁈ Говори прямо, — хочется сорваться, едва держусь.
Глазами хлопает, слюнку сглатывает. И бурчит, взгляд опуская:
— Принцесса освободила нас от службы.
— И? — Развожу руками.
— Теперь мы вольные, хм… наёмники мы, — тяжело ей дались эти слова. Будто с болью.
— Ну поздравляю, как раз вчера об этом мило болтали, перед тем, как я пошёл на секс — казнь. Кх. Видишь, на ловца и зверь бежит, — язвлю.
— Я не знаю, что делать. Мы не знаем, — признаётся Лихетта. — Когда новость дойдёт до нашего рода, возврата нам не будет всё равно. Мы бездомные теперь.
— Так и чего от меня хотите? Дружеского совета?
— В Кусубат нам дороги нет, — отвечает, вздыхая, и дальше просит слёзно: — Крис, возьми на службу, иного господина из людей ни одна из нас не признает.
Ещё немного, и действительно разрыдается. Наверное, она выглядит сейчас так, как я себя чувствую. Хотя нет… смятение уже отступило. Мысли светлеют. Когда есть хоть какая — то ясность дальше идти легче.
Вот именно. Дальше надо идти, но уже без чертовки.
Молчу, думаю, уже на Лихетту не глядя. А что? Взять на службу таких боевых баб идея неплохая. Можно ли верить? Сотница доказала свои добрые намерения хотя бы тем, что выложила мне секрет Имиры и Ханы, хотя вначале пути упёрлась и промолчала, когда поинтересовался о настроении рыжей суки.
Да и какой смыл им врать? Она даже про обмен сообщениями секретными рассказала. Вдобавок, все остались со мной. Принцессу без охраны даже на прогулках по дворцу не оставляют, не то что бы во враждебном королевстве, зная и про разбойников, и про вампиров — «рыцарей», возможно, идущих по следу.
Лихетта терпеливо ждёт, затаив дыхание. Суккубки тоже все у лошадей замерли, сюда смотрят. Походу, понимая, что прямо сейчас решается их судьба.
Набираю полную грудь воздуха, косые мышцы болят, вот, млять, потрахался на свою голову. Выдыхаю.
— Ладно, сестра, — говорю спокойным тоном.
Суккубка прям засияла, глаза зелёные блестят. Нет, соплей мне сейчас уж точно не надо! Собственных хватает.
— Строй воительниц, — командую строго.
— Где⁈ — Восклицает радостная.
— Да прямо здесь, — киваю на дорожку между домами. Тут и лужайка рядом у дворика, место подходящее.
Сотница не окликает своих, вообще голоса не подаёт. Лишь короткий жест в её исполнении. И вся толпа девиц рванула к нам бодренько лёгким, но стремительным бегом.
Спустя минуту девушки выстроились в одну шеренгу на лужайке, справа во главе строя встала Лихетта. Взгляд серьёзный. А у остальных в большей степени вопросительный.
Так. Все пятнадцать боевых самок здесь. Даже хромая Вусала прискакала одной из первых, покривилась чуть — чуть, да и только. Девушки в боевом облачении, как на охоту к великану шли. После замеса в селе у половины вещей просто других нет. Остальные теперь на постоянном стрёме.
Выхожу на середину строя, как мать его командир полка, лицом к воительницам поворачиваюсь, окидываю присутствующих взглядом, легко выдерживая ответное внимание. Вдыхаю полной грудью и чувствую.
Грудь моя тлеющая неожиданно легко наполняется теплом и отрадой. А тут, обламывая столь сказочный момент, с дороги раздаётся от Первого советника:
— Мы едем или что?
Сжав зубы, борюсь с рвением окунуть его в заводь башкой до самого ила.
— Заткнись и жди! — Кричу через плечо грозно.
— Пап, — слышу негромкое, но предостерегающее от Инессы.
— Поговори мне ещё, — бурчит Белоис на дочь и послушно затыкается.
Выдыхаю остатки пара и даже выдавливаю неловкую улыбку. Девушки впились в меня ещё сильнее. Ждут. Серьёзные, встревоженные, будто припёртые к стенке. Но я же добряк. Как могу бросить этих грозных на вид лапонек, но таких ранимых в душе курочек? Конечно, нет.
— Как я понимаю, вы, воительницы, Кусубата выразили желание служить мне, — начал официозно. — И, тем не менее, я должен спросить. Если у кого — то из вас есть отличное от сестёр мнение, делайте шаг вперёд и говорите. Любую из вас я отпущу с миром и дам монет на первое время, даже если та выразит своё негативное мнение обо мне напоследок.
Замолчал. Затаив дыхание, жду. Звук ударов нескольких топоров по деревьям стал доноситься, как по заказу. Птички с новой силой запели под шелест листьев на слабом ветру. С дороги лошади копытами забили…
Никто даже не пошевелился. Только локоны их волосы колышутся. Ох уж эти решительные бабские взгляды! За мгновение можно затушеваться, потеряв контроль. Спасает лишь то, что я всё ещё злой и одновременно удовлетворённый.
— Так, замечательно, все остаются, — заключил после минутный паузы, вдохнул поглубже и продолжил важно: — Тогда зарубите себе на носу, леди, от вас потребуется лишь три вещи: преданность мне и общему делу, беспрекословное выполнение моих боевых приказов и естественно опрятный внешний вид со всеми вытекающими. Ничего постыдного, порочащего честь воина, неблагородного или подлого я от вас не потребую. К тому же не приветствую. Если вас всё это устраивает, проведём церемонию вступления в ряды моей особой гвардии.
Девушки расслабились, но в глазах некоторых все равно тревога. И только Лихетта улыбается уже открытой улыбкой.
Но я серьёзен.
Вынимаю из кармана ленточку, перевязываю светлые волосы в хвост. За этим делом все молчаливо смотрят. Наверное, и Белоис, который с лошадьми копытом бьёт, тоже сверлит мой затылок.
Перемещаю с Утёса целую ленточную катушку и ножницы. Начинаю нарезать. Суккубки наблюдают, молча, с интересом.
Пятнадцать красных лент в оранжевую полоску заготовил. И, демонстрируя охапку, объявил торжественно:
— Те, кто носят эти ленточки с гордостью — одна большая семья. И неважно, кто в ней, люди, фелисы, суккубы или гарпии.
— Гарпии? — Ахнули девицы.
— Кх, оговорился, — быстренько исправился и к концу строя двинул ленточки вручать.
— Ага, так мы и поверили, — прогнусавила Зоррин.
— Тш, — шикнула на неё Лихетта угрожающе. И девушки стали продирать горлышки и покашливать, расслабив, наконец, свои булочки.
Слева крайняя в строю Селина стоит. К ней и подхожу первой.
— Повяжи себе, — протягиваю девушке ленточку.
— Сам мне повяжи, — выдаёт вдруг воительница серьёзно.
Так, до этого я только гарпиям сам повязывал. Что ж.
— Запястье, шея, волосы? — Спрашиваю.
Селина косу чёрную из — за спины выправляет, толстую почти до пояса. После ночных купаний переплела, похоже.
— Сюда, — подала мне её.
Ух. Вяжу туда, где и верёвочка у неё плетение на конце косы фиксирует. Много оборотов делаю, бантиком завершаю аккуратным.
— Готово, теперь ты моя семья, — заявляю с лёгкой и доброй улыбкой.
А Селина берет за косу и ленту мою целует. Слёзки на глазах блестят.
Переборов внезапно подступивший ком в горле, я к следующей суккубке приставным шагом подхожу.
Зоррин без слов запястье подаёт, глаз с меня тёмно — карих не сводя. Вяжу, стараясь сильно не стягивать, хоть материал здесь и хлопковый, дышащий. Узелок в конце поменьше делаю, чтобы не мешался.
— Добро пожаловать в семью, — шепчу ей.
И эта целует ленточку, часто моргает.
К третьей встаю напротив…
И так всех прошёл. Вусалу, Дильбар, Гульшат, Дениз, Зейнеп, Исидору, Каринэ, Лауретту, Муниру, Пенелопу, Рики и Туллию.
И все в слёзы, мать их. Какие бы воины не были, один хрен бабы.
Лихетта замыкающая строй получает ленту последний. Косы быстренько высвободила со скруток на затылке и одну светло — русую подала, чтобы вручил ей символ нашего братства.
Повязал на косу, целует ленточку, как все. С зелёных глаз чарующих слёзы сыплются.
— Теперь ты моя семья, Лихетта, — говорю и ей ставшую ныне ритуальной фразу. — И на тебя возлагаю дальнейшее руководство отрядом воительниц, как и прежде.
— Спасибо Крис, для меня это честь, — выдавливает женщина.
Чувствую, как тяжело ей с комом в горле хоть что — то говорить.
Возвращаюсь к центру строя, встаю вновь перед всеми. М — да. Расклеились бабы.
Смотрят на меня,