за косу подымают с земли. Через месяц, а то и раньше, кран снимут – и дом готов.
Это примененное к домам знаменитое правило выделки пушек (берут дырку, обливают чугуном, вот и пушка): взяли кубический воздух, обвинтили сталью, и дом готов. Трудно отнестись серьезно, относишься с поэтической вдохновенностью к какому-нибудь двадцатиэтажному кливландскому отелю, про который жители говорят: здесь от этого дома очень тесно (совсем как в трамвае – подвиньтесь, пожалуйста) – поэтому его переносят отсюда за десять кварталов, к озеру.
Я не знаю, кто и как будет переносить эту постройку, но если такой дом вырвется из рук, он отдавит много мозолей.
Бетонная стройка в десяток лет совершенно меняет облик больших городов.
Тридцать лет назад В. Г. Короленко, увидев Нью-Йорк, записывал:
«Сквозь дымку на берегу виднелись огромные дома в шесть и семь этажей…»
Лет пятнадцать назад Максим Горький, побывавши в Нью-Йорке, доводит до сведения:
«Сквозь косой дождь на берегу были видны дома в пятнадцать и двадцать этажей».
Я бы должен был, чтобы не выходить из рамок, очевидно, принятых писателями приличий, повествовать так:
«Сквозь косой дым можно видеть ничего себе дома в сорок и пятьдесят этажей…»
А будущий поэт после такого путешествия запишет:
«Сквозь прямые дома в неисследованное количество этажей, вставшие на нью-йоркском берегу, не были видны ни дымы, ни косые дожди, ни тем более какие-то дымки».
Американская нация.
О ней больше, чем о какой-нибудь другой, можно сказать словами одного из первых революционных плакатов:
«Американцы бывают разные, которые пролетарские, а которые буржуазные».
Сынки чикагских миллионеров убивают детей (дело Лоеба и компании) из любопытства, суд находит их ненормальными, сохраняет их драгоценную жизнь, и «ненормальные» живут заведующими тюремных библиотек, восхищая сотюремников изящными философскими сочинениями.
Защитники рабочего класса (дело Ванцетти и других товарищей) приговариваются к смерти – и целые комитеты, организованные для их спасения, пока не в силах заставить губернатора штата отменить приговор. Буржуазия вооружена и организована. Ку-клукс-клан стал бытовым явлением.
Портные Нью-Йорка в дни маскарадного съезда кланцев публиковали рекламы, заманивая заказчиков высоких шапок и белых халатов:
– Вельком, Ку-клукс-клан!
В городах иногда появляются известия, что такой-то куксин вождь убил такого-то и еще не пойман, другой (без фамилии) изнасиловал уже третью девушку и выкинул из автомобиля и тоже ходит по городу без малейшего признака кандалов. Рядом с боевой клановской организацией – мирные масонские. Сто тысяч масонов в пестрых восточных костюмах в свой предпраздничный день бродят по улицам Филадельфии.
Эта армия еще сохранила ложи и иерархию, по-прежнему объясняется таинственными жестами, манипулированием каким-то пальцем у какой-то жилетной пуговицы рисует при встречах таинственные значки, но на деле в большей своей части давно стала своеобразным учраспредом крупных торговцев и фабрикантов, назначающим министров и важнейших чиновников страны. Дико, должно быть, видеть это средневековье, шествующее по филадельфийским улицам под окнами типографии газеты «The Filadelfia Inquirer»[18] выкидывающей ротационками 450 000 газет в час.
Рядом с этой теплой компанийкой – странное существование легализованной, очевидно, для верности наблюдения, рабочей компартии Америки и более чем странное – осмеливающихся на борьбу профессиональных союзов.
Я видел в первый день приезда в Чикаго, в холод и проливной дождь, такую дикую картину.
Вокруг огромного фабричного здания без остановок ходят мокрые, худые, продрогшие люди, с мостовых зорко смотрят рослые, жирные, промакинтошенные полисмены.
На фабрике забастовка. Рабочие должны отгонять штрейкбрехеров и оповещать нанятых обманным путем.
Но останавливаться они не имеют права – остановившегося арестует полиция на основании законов против пикетчиков. Говори – на ходу, бей – на ходу. Своеобразный десятичасовой скороходный рабочий день.
Неменьшая острота и национальных взаимоотношений Америки. Я писал уже о массе иностранцев в Америке (она вся, конечно, объединение иностранцев для эксплуатации, спекуляции и торговли) – они живут десятками лет, не теряя ни языка, ни обычаев.
В еврейском Нью-Йорке на Новый год, совсем как в Шавлях, увидишь молодых людей и девушек, разодетых не то для свадьбы, не то для раскрашенной фотографии: лакированные башмаки, оранжевые чулки, белое кружевное платье, пестрый платок и испанский гребень в волосах – для женщин; а для мужчин при тех же туфлях какая-то помесь из сюртука, пиджака и смокинга. И на животе или настоящего или американского золота цепь – размером и весом цепей, закрывающих черный ход от бандитов. На помогающих службе – полосатые шали. У детей сотни поздравительных открыток с сердцами и голубками – открыток, от которых в эти дни беременеют все почтальоны Нью-Йорка и которые являются единственным предметом широкого потребления всех универсальных магазинов во все предпраздничные дни.
В другом районе так же обособленно живут русские, и американцы ходят в антикварные магазины этого района покупать экзотический самовар.
Язык Америки – это воображаемый язык Вавилонского столпотворения, с той только разницей, что там мешали языки, чтоб никто не понимал, а здесь мешают, чтоб понимали все. В результате из английского, скажем, языка получается язык, который понимают все нации, кроме англичан.
Недаром, говорят, в китайских лавках вы найдете надпись:
«ЗДЕСЬ ГОВОРЯТ ПО-АНГЛИЙСКИ
И ПОНИМАЮТ ПО-АМЕРИКАНСКИ»
Мне, не знающему английский язык, все-таки легче понимать скупослового американца, чем сыплющего словами русского.
Русский называет:
трамвай – стриткарой,
угол – корнером,
квартал – блоком,
квартиранта – бордером,
билет – тикетом,
а выражается так:
«Вы поедете без меняния пересядок».
Это значит, что у вас беспересадочный билет.
Под словом «американец» у нас подразумевают помесь из эксцентричных бродяг О̕Генри, Ника Картера с неизменной трубкой и клетчатых ковбоев киностудии Кулешова.
Таких нет совсем.
Американцем называет себя белый, который даже еврея считает чернокожим, негру не подает руки; увидев негра с белой женщиной, негра револьвером гонит домой; сам безнаказанно насилует негритянских девочек, а негра, приблизившегося к белой женщине, судит судом Линча, т. е. обрывает ему руки, ноги и живого жарит на костре. Обычай почище нашего «дела о сожжении в деревне Листвяны цыган-конокрадов».
Почему американцами считать этих, а не негров, например?
Негров, от которых идет и так называемый американский танец – фокс и шимми, и американский джаз! Негров, которые издают многие прекрасные журналы, например «Opportunity»[19]. Негров, которые стараются найти и находят свою связь с культурой мира, считая Пушкина, Александра Дюма, художника Генри Тэна и других работниками своей культуры.
Сейчас негр-издатель Каспер Гольштейн объявил премию в 100 долларов имени величайшего негритянского поэта А. С. Пушкина за лучшее негритянское стихотворение.
Первого мая 1926 года этот приз будет разыгран.
Почему неграм не