Рамсес попытался ласково улыбнуться, но тут она совершила ошибку.
— Займет ли царевич твое… — Исет тут же поняла, какую допустила оплошность. — Я имела в виду, как он займет в жизни достойное место, если будет расти без отца?
Однако было уже поздно. Исет себя выдала, и Рамсес отвечал холодно:
— К счастью, фараонов охраняют боги. Нашему сыну не придется расти без отца.
Я двинулась вперед и присоединилась к Рамсесу у края причала. Он спросил — и его слышали все визири:
— Царица-воительница готова к отплытию?
Тяжесть диадемы не помешала мне гордо вздернуть голову.
— Царица готова показать пиратам-шардана, что Египет не позволит разбойникам грабить народ.
По небу тянулись длинные облака, поднималось солнце, вокруг перекликались ибисы — прекрасный день для отплытия. Мы поднялись на борт «Благословения Амона»; Хенуттауи зашептала что-то на ухо Исет. Впрочем, какие бы планы ни вынашивала жрица Исиды, мои друзья смогут ей помешать. Я махала Уосерит рукой, пока мы не вышли из лагуны, — вдали еще долго виднелись бирюзовое одеяние и темноволосая голова, прильнувшая к плечу Пасера.
Рамсес стоял рядом со мной. Корабль быстро скользил по реке, на мачтах, словно женские кудри, развевались голубые с золотом флажки.
— Сколько я помню, Уосерит и Пасер всегда друг друга любили, — заметил Рамсес. — Ты никогда не интересовалась, почему они не поженятся?
Я поплотнее закуталась в плащ и ответила, тщательно подбирая слова:
— Видимо, боятся навлечь на себя гнев Хенуттауи.
— Хенуттауи может выбрать себе в мужья кого угодно, — убежденно сказал Рамсес. — Она, конечно, не станет возражать.
— Станет, если Уосерит выйдет за человека, который интересует Хенуттауи.
Рамсес уставился на меня.
— Пасер?
Я кивнула.
— И откуда ты об этом знаешь?
— Уосерит рассказала.
Мы спустились в каюту. Под изображением богини Сехмет, разящей своих врагов, стояла кровать.
— О чем она еще рассказывала?
Я посмотрела ему в глаза и решила рискнуть.
— Пасер нужен Хенуттауи только потому, что сама она его не интересует. Так считает Уосерит.
Мы уселись в кресла перед столиком для игры в сенет.
— Хенуттауи меня иногда настораживает, — признался Рамсес. — Она красива, но из-за ее красоты проглядывает что-то темное. Ты не замечала?
Я сдержалась и не стала рассказывать все, что знала о Хенуттауи, хотя мне и хотелось встряхнуть Рамсеса, чтобы он очнулся и понял, какова его тетка. Но вместо этого я произнесла:
— Я бы отнеслась к ее советам с большой осторожностью.
Три дня мы плыли по реке. Останавливались по ночам — готовили еду на берегу, пили шедех из дворцовых подвалов. Я была здесь единственной женщиной и, если не считать мальчика, нанятого изображать царевну в Северном море, самой молодой. Мы пели песни, ели жареную утятину на взятой из дворца посуде; у воинов, сидевших вокруг костров, тек по пальцам жир.
На четвертую ночь Рамсес объявил:
— Местные жители сообщили, что всего несколько дней назад шардана напали на судно, шедшее в Аварис, к моему отцу.
Среди воинов, сидевших у костров, пронесся возмущенный ропот.
— Завтра пошлем лазутчика, — решил Аша.
В серебристом лунном свете он казался старше своих девятнадцати лет. Когда мы учились в эддубе, по нему сохли все девушки. Интересно, есть ли у него кто-нибудь, собирается ли он жениться?
— Лазутчик пойдет сушей, — продолжал Аша. — Как только мы найдем пиратов, отправим вперед «Благословение Амона», а остальные корабли будут держаться неподалеку, за излучиной. Потом снова пошлем человека, он даст сигнал, что пираты приближаются к нашему купеческому кораблю, и мы тут же атакуем.
Аша вскочил на ноги; по пустынному берегу эхом отдались одобрительные крики воинов.
Поздно ночью мы вернулись в каюту. Рамсес обнял меня сзади и гладил мои плечи. Мы дышали в лад, наши тела разделяла только моя набедренная повязка. Он медленно потянул за ее край, и она упала на пол. Я вздрогнула от его прикосновения, а Рамсес поднял меня на руки и опустил на кровать. Он прижался ко мне всем телом, вдыхая запах моей кожи, умащенной жасмином. Корабль стонал и скрипел — и нас никто не мог подслушать. Наконец мы уснули, обнимая друг друга.
Утреннюю тишину прорезал громкий крик. Мы сели на кровати, ничего спросонья не понимая. Кто это кричал — зверь, ребенок?
Крик раздался снова, и мы бросились одеваться. На берегу рыдал мальчик, наряженный в женское платье, парик и украшения. Здоровенный воин тряс его за плечи.
— Отпусти его! — приказала я.
Мальчик изумленно разинул рот, словно я спасла его от нещадной порки. Я сошла на берег, и он бросился к моим ногам.
— Не желает он, государь, — объяснил воин. — Перетрусил. Мы пообещали его отцу, конюшему, семь золотых дебенов, если мальчишка прогуляется по палубе; конюший божился, что сынок его не робкого десятка!
Мальчик снова заревел, жалобно запричитал, и я погладила его по щеке.
— Тише, ничего с тобой не случится.
— И что теперь? — спросил воин. — Шардана вот-вот подойдут близко. У молоденькой девушки может груди не быть, но если нарядить взрослого мужчину…
— Нарядим женщиной воина, пусть стоит спиной к борту, — предложила я.
Мой собеседник презрительно фыркнул.
— А если они разглядят его ручищи? Нужно найти кого-нибудь, кто сойдет за женщину. Мы же изображаем корабль, который везет царевну с приданым! — Воин с мольбой посмотрел на Рамсеса. — Что же делать, государь?
Наверное, став отцом, Рамсес все же изменился. Вместо того чтобы рассердиться на мальчишку, он смотрел на него с жалостью. Мальчик снова захныкал. Я оторвала его от своего подола и решительно заявила:
— Придется мне!
Рамсес встревоженно взглянул на меня.
— Ты ведь понимаешь, как это опасно. Нужно будет взять оружие.
— Я привяжу к бедру нож.
Услышав наш разговор, воин даже поперхнулся.
— Но ведь ты… Ты — женщина! Царевна! Ты подвергаешь себя опасности.
— У нас нет выбора! — ответила я. — Пираты уйдут, и мы только зря потеряем время.
Щеки воина раздулись так, что он стал похож на кобру.
— Пусть мальчишка нацепит парик и делает, как договорились! Ты понимаешь, глупый, что твой отец ждет золотые дебены? Если ты вернешься с пустыми руками, он разозлится!
Мальчик смотрел на него вытаращенными от страха глазами и трясся.
— Я сама ему заплачу, — решила я. — И буду ходить по палубе. А как явятся пираты, спрячусь в каюте.
Воин посмотрел на Рамсеса.