Мы поднялись ещё на несколько метров. Арсеньев потерял фонарик. Я достал свой, направил отверстие металлического цилиндра вниз и нажал включатель.
Это было похоже на грязевое извержение, но в чёрной массе не было спокойного движения, послушного силе тяготения. Она вздувалась огромными пузырями, взбухала, а из глубины вздымались всё новые волны, заливая берег.
— Все назад! — раздался вдруг громкий голос.
Я и сейчас вижу эту сцену. Арсеньев оторвался от моего плеча. Широко расставив ноги, он передал сумку Солтыку, схватил лучемет и выстрелил.
Белая молния с ядовитым шипеньем ринулась вниз. Грудь обдало страшным жаром. Арсеньев снова нажал спуск, и вторая молния, словно осколок солнца, вонзилась прямо в центр чёрной, набухшей массы. Потом настала тьма. Я знал, что нельзя смотреть на дуло ружья при выстреле, но не мог справиться с собой, и теперь перед глазами у меня плясали чёрные и золотые круги. Я долго ничего не видел, хотя судорожно нажимал кнопку фонаря. Наконец это прошло.
Каменное русло было пусто. Насколько хватал луч света, догорали вздрагивающие остатки массы, груды побелевшего шлака, кучки липкой золы. Клубы бурого дыма смешивались с туманом. С камней стекала грязная, как бы помутневшая от ила вода. Кое-где ещё отвратительно шипели недогоревшие остатки массы. Мы спустились и, войдя в русло, направили свет фонарей в обе стороны. Чёрная масса исчезла. Мы поднялись на противоположный склон. Арсеньев осмотрел свои ноги: на штанинах комбинезона блестели какие-то слизистые пятна, а сапоги стали пепельно-чёрными.
— Профессор, вы упомянули об электрическом ударе? — накинулся я с вопросами. — С вами случился удар? И с вами, инженер? Как это могло произойти?
— Вперёд, вперёд, — ответил астроном, счищая со скафандра остатки липкого вещества. — Нам надо торопиться, разговаривать будем потом.
Другая стенка чёрного ущелья была менее крутая, и мы, одолев её за полчаса, очутились на равнине, затянутой беспокойно волнующимся туманом. Теперь на ходу можно было разговаривать.
— Счастье, что наши скафандры обладают изолирующими свойствами, сказал Арсеньев, — а то бы мне плохо пришлось, да и вам, Солтык, не лучше!
— У меня началась судорога, и я не мог открыть рта, — признался инженер. — А потом получился такой удар, что меня совсем парализовало. Думал, задохнусь! Все мускулы сделались какими-то деревянными.
— К счастью, эти существа не имели дела с хорошим синтетическим волокном, — вставил Райнер.
— Какие существа? Неужели вы считаете, что эта чёрная каша — живая? удивился я.
— Я думаю, что это река живой протоплазмы. Вы видели, как она двигалась, как реагировала на прикосновение, стараясь поглотить то, что её раздражало? И это ей чуть было не удалось!
— Значит, вы думаете, что он... что оно... — Я не мог подобрать местоимения. — Что это какое-то животное? Вроде угря или ската?
— Скаты живут на Земле, а мы на Венере. Это не животное и не растение, а просто живая протоплазма.
— В голове у меня не укладывается, чтобы это могло быть живым, — сказал я. — Ведь и вода в реке движется, а её никто не называет живой.
— Тут уж дело в словах, — заметил Арсеньев. — У этой чёрной массы есть некоторые черты живой субстанции, но мне не кажется, чтобы у неё был... Погодите, что это за свист?
Сумерки сгущались всё быстрее. Становилось темно. Мне уже давно казалось, что вокруг творится что-то странное, но только после слов Арсеньева я услышал свист, источник которого должен был находиться поблизости.
На левой руке у меня был магнитный компас, которым я не пользовался, так как гирокомпас Сперри был гораздо надёжнее. Теперь я взглянул на своё запястье, и у меня перехватило дыхание: я увидел, что светящаяся, словно натёртая фосфором стрелка моего магнитного компаса превратилась в туманный светлый кружок. Она вращалась с невероятной скоростью, издавая тихое, но отчётливое звяканье.
— Профессор, посмотрите...
В тучах появились летучие отсветы. Серебристые облака висели во тьме тяжело и неподвижно. Зловещий, без теней, отблеск был на всём вокруг. Вся окрестность как бы плавилась и растворялась. Атмосфера приняла какой-то странный вид: наверху появились складчатые драпировки, зыбкие столбы, испускавшие мутно-серебристый свет. Всё вокруг нас поочерёдно светилось: то верхние, то нижние слои пара беззвучно вспыхивали, и в этом трепете искр, серых теней и перламутровых вспышек то здесь, то там порхали огненные бабочки и шарики, очень медленно опускаясь в блеске фиолетовых огоньков. Мы невольно замедлили шаг. Я слышал, как Арсеньев объяснял Райнеру, что это разновидность электромагнитной бури.
— Обратите внимание на ритмическое угасание света.
Да, это было так. Обороты компасной стрелки ускорились ещё больше, но каждую минуту или две изменяли направление, и каждый раз при этом зловещий свет на время тускнел. Высоко в небе плыли облака, видимые даже сквозь, туман, — так ярко они блестели. Мне было тревожно от царившей вокруг полной тишины: казалось, она предвещает что-то недоброе. Арсеньев перестал разговаривать с Райнером об ионизации, фотонах и электронных орбитах. Мы остановились. Рассеянный свет медленно угасал, иногда вдруг опускался, как бы падая на землю, а тем временем в высоких слоях атмосферы сгущалась чёрная мгла.
Окружающий нас воздух ещё сохранял полную неподвижность, но оттуда, с огромной высоты, начал доноситься очень отдалённый, глухой шум, переходивший в завыванье.
— Боюсь, что нам придётся вернуться в ущелье, — сказал Арсеньев.
Мы стояли в нерешимости, не зная, что делать. И вдруг воздух разорвал вой, похожий на вой пикирующего самолёта. Туман заколыхался и поплыл. Последние разбросанные источники электрического блеска угасли. Из мрака нёсся могучий вихрь. Мы едва устояли на ногах, схватившись за руки. Кто-то зажёг фонарь; туман в луче света уже не клубился, а быстро мчался, как струи мутной воды, выпущенной из шлюзов.
Никто из нас не произнёс ни слова. Мы повернули и, подталкиваемые страшным ветром, побежали, спотыкаясь и шатаясь, обратно к ущелью. Вихрь пронзительно свистел в антеннах шлемов, воздух, набухший и твёрдый, как надутый парус, бил в спину, хлопая складками комбинезонов. Не знаю, долго ли мы мчались так, но вот в темноте замаячило как бы неподвижное облако, вращавшееся на месте с головокружительной быстротой. Это был вихрь сгустившегося тумана, образовавшийся между краями ущелья. По мере того как мы спускались, давление ветра ослабевало. Порывы ветра вызывали здесь, у краёв обрыва, эхо, как от паруса, ловящего ветер. Двигаясь ощупью, мы собрались под нависшей скалой. В белом столбе света фонаря, зажжённого одним из товарищей, туман бурлил, словно кипяток. Над нами, на погружённой во мрак равнине, раздавались пронзительные завыванья, визг, писк и хохот. Казалось, там сражаются целые стада гиен и шакалов. Потом тьма на миг озарилась, словно туман наполнился пылающей ртутью. Загремело. Гром накрыл нас, как крышей, и вдруг что-то стало часто ударять меня по плечам и рукам, а в луче света заблестели косо летящие капли.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});