Этот вид вкупе с медлительностью произвел на меня впечатление, которого я не забуду никогда. Когда я возвращался к Аструпу, мое внимание привлек небольшой черный предмет в ста ярдах в стороне. Поспешив к нему, я обнаружил смешное маленькое существо – мускусного теленка. Бедняжка бродил гдк-то в то время, как его родители наслаждались послеобеденным отдыхом, и не знал о случившемся с ними несчастье. Я поднял его, связал ноги ремнем от ружья и отнес туда, где лежали взрослые быки. Затем я вернулся к Аструпу. Собаки, казалось, просто обезумели от радости. Когда я выстрелил в первый раз, Аструп выбрался из своего убежища и уже знал о моей удаче. Это может показаться смешным, но я подошел к собакам, погладил каждую по голове и рассказал о том, какое их ждет пиршество.
Мы забыли об острых камнях и натруженных плечах и поспешили к тому месту, где лежали убитые быки. Собак мы привязали и оставили в овраге, чтобы они не перевозбудились при виде дичи. Затем я взял камеру и заснял быков. Сделав это, мы немедленно принялись свежевать нашу добычу. Сняв и отрезав шкуру с одного из быков, я бросился с ней к собакам. Они все спали, утомленные жарой и тяжелым путешествием.
Тавана была как всегда настороже и первой увидела меня и приветствовала мое приближение радостным лаем, поднявшим на ноги Льва и разбудившим всех остальных. В первое мгновение они ничего не поняли, затем их осенило – я принес мясо, сырое, свежее, теплое, окровавленное мясо, которого они не пробовали в течение долгих утомительных дней, и воздух наполнился радостным лаем. Даже Пау занял свое привычное место и вышел вперед, чтобы получить первый и лучший кусок. Через несколько мгновений остались только кости: одна во владении Пау, другая под охраной Льва.
Затем я вернулся к Аструпу, чтобы помочь ему. Через два часа мы сняли шкуру с обеих туш и, оставив задние четверти и вырезку для себя, снесли одну из туш вниз к собакам. Снова точно такое же дикое возбуждение при нашем приближении. Остановившись на некотором расстоянии от них, мы раскачали тушу и бросили ее в середину стаи. В одно мгновение она скрылась за мохнатыми телами и напряженными лапами стаи прожорливых волков. Радостный вой и лай смолкли, и были слышны только хруст костей и иногда глухое рычание. Каким бы диким не выглядело это зрелище, я все-таки сел поблизости на камне и смотрел на пиршество своих верных спутников. Несмотря на свое волнение, они повиновались моему голосу.
Когда Лев высвободился из упряжи, я оттащил его от еды, и достаточно было одного приказания, чтобы он лег у моих ног и терпеливо ждал, пока я не надену ее обратно. Лев – густошерстый, длинногривый, белый вожак путешествия на мыс Йорк, был моим фаворитом до покупки Налегаксоа и всегда оставался вожаком упряжки в пути. Он был самой умной и самой сильной из моих собак. Он никогда не путал своих постромок и не пытался съесть свою упряжь. Один только раз – во время своего гастрономического восторга над тушей мускусного быка – он выскочил из своей упряжи. Но Лев, как сказал Аструп, «не был энтузиастом, и шишка привязанности у него не развита». Когда наконец с едой было покончено, на земле остались только белые изгрызенные кости. Все съедобное исчезло, и собаки так наелись, что казалось вот-вот лопнут.
Аструп в это время, благодаря присущему ему чувству прекрасного, нашел поблизости, около небольшого ручейка, местечко, покрытое травой и цветами, разостлал на нем шкуры быков и поставил палатку, которую мы взяли с собой в качестве кухни. Он пригласил меня улечься на меховой кушетке, а сам принялся жарить котлеты. Это было великолепно! Аструп едва успевал жарить котлеты, с такой скоростью они исчезали. Вкусные, нежные, сочные – они превосходили все, что я пробовал в этом роде до сих пор. Усталость, боль в ногах – все куда-то исчезло под магическим влиянием обильного количества свежего мяса для собак и прекрасного обеда для нас самих.
Мы убили бы своих собак, если бы заставили их пуститься в путь после такого пиршества. Так как я не хотел оставлять их в этом месте, нужно было подождать несколько часов, пока они будут в состоянии двигаться. Мы также воспользовались возможностью немного отдохнуть. И люди, и собаки были удивительно освеженными, когда снова пустились в путь. Перед нами виднелись еще несколько вершин, но, наконец, все сомнения испарились: за следующей непременно откроется давно желанный вид.
Мы старательно взбирались на изрытый подъем по выступающим скалам и сугробам мокрого снега. Вершина была покорена. Несколько шагов вперед, и скалистая площадка, на которой мы стояли, опускалась гигантской стеной высотой 3800 футов до уровня бухты. Мы стояли на северо-восточном берегу Гренландии и, смотря вправо, видели позади могучего ледника и широкого устья бухты громадные ледяные поля Северного Ледовитого океана, простирающиеся до самого горизонта. Мы прошли 36 миль на северо-восток от лагеря на морене, где остались сани.
С края отвесной скалы, на которой мы стояли, при ярком свете ясного солнечного дня, открывшаяся перед нами панорами была великолепна, выше любого описания. Не проронив ни слова, мы сняли свои тюки и присели на них, чтобы запечатлеть в нашей памяти каждую подробность. Величие этого вида заставило нас забыть все перенесенные нами испытания, и щестинедельную борьбу на ледяном покрове.
Нашим наблюдательным пунктом был гигантский утес, возвышавшийся почти вертикально над бухтой и большим ледником, впадавшим в нее справа от нас. Мы думали, что внутренний лед остался позади, однако здесь был мощный ледяной поток, самый обширный из всех виденных нами в Гренландии, спускавшийся с ледяного покрова в море. Еще правее, на юго-востоке, позади тысяч валунов на первом плане, через впадину среди холмов, виднелось среднее течение широкой ледяной реки, ярко блестевшей на солнце.
По ту сторону ледника, ограничивая фьорд с востока, высился и выступал на несколько миль дальше в бухту длинный ряд отвесных бронзовых утесов. Они возвышались над ледником на высоту более 4000 футов и оканчивались мрачным мысом, круто спускающимся к воде. Эти дикие утесы держали на своих громадных плечах большой выступающий вперед язык внутреннего льда. На расстоянии примерно пятнадцати миль к северо-востоку от нас утесы оканчивались мысом; его я назвал Ледниковым. Темные облака, находившиеся позади ледяного покрова этих утесов, указывали, по-видимому, на то, что береговая линия круто отклонялась к востоку и юго-востоку.
Начиная от этого мыса, милях в пятнадцати к северу от Наблюдательного пункта (так я назвал место, где мы находились), виднелся громадный ледник, веерообразная лицевая сторона которого покоилась одним концом на Ледниковом мысе, а другим на полуострове, находящемся в нескольких милях к северо-западу от нас. Лицевая сторона этого ледника была длиной, по моему мнению, более двадцати миль. Ледник, казалось, совсем не имел вертикальной стороны, но почти сливался со льдом бухты. Впрочем, может быть, это нам только казалось, так как мы находились достаточно далеко и выше его.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});