Читать интересную книгу Спартанский лев - Виктор Поротников

Выбравшись из города, Дафна перевела своего скакуна на столь стремительный галоп, что бедняга Ксанф на своей смирной лошадке стал быстро отставать. Дафне пришлось ехать медленнее, что раздражало её. Она принялась оскорблять Ксанфа, называя его неженкой, растяпой и неприспособленным к жизни выскочкой, которому совсем не место в Лакедемоне, где не только мужчины, но и женщины готовы к трудностям. Досталось и Евбулу, который пытался вступаться.

Ксанф угрюмо помалкивал, дабы не раздражать Дафну ещё больше. Да и что он мог сказать в своё оправдание? Ему, всю жизнь писавшему картины, ратные труды были незнакомы. Не доводилось Ксанфу и обуздывать резвых лошадей: он вообще предпочитал ездить верхом на мулах.

Равнина на левобережье Эврота была сплошь покрыта возделанными полями и оливковыми рощами. Среди полей и фруктовых садов тут и там виднелись селения илотов. Через одно селение Дафне и двум её попутчикам пришлось проезжать, поскольку дорога пролегала прямо по главной улице деревни.

Ксанф с любопытством разглядывал жилища илотов и их самих. Селение состояло из трёх десятков хижин, сплетённых из гибкого кустарника и обмазанных глиной. Конические и двускатные крыши неказистых домиков были покрыты соломой. В центре селения возвышался каменный алтарь и каменная статуя какого-то бога, по внешнему виду напоминавшая мужской фаллос.

Жители селения не выглядели неотёсанными дикарями, несмотря на свою одежду из грубого сукна. Мужчины-илоты все без исключения были бородаты, носили на голове конусообразные шапки из собачьих шкур, а на плечах плащи из шкур диких зверей мехом наружу.

Среди женщин-илоток было немало стройных и миловидных, увешанных медными и костяными украшениями. В отличие от спартанок илотки не завивали волосы и не укладывали их в изысканные причёски. Замужние илотки носили небольшие шапочки, плотно облегающие голову и украшенные живыми цветами. Волосы, собранные в пучок на затылке, висели сзади пышным хвостом. Молодые девушки носили волосы заплетёнными в четыре косы, две ниспадали на спину, а две свешивались с висков на грудь. Такие причёски Ксанфу доводилось видеть у женщин из древнего племени абантов, живущего на острове Эвбея.

В далёкие-далёкие времена абанты жили по всей Срединной Элладе и были процветающим народом, но потом с севера пришло племя лелегов и заставило абантов потесниться. Вместе с лелегами в Среднюю Грецию пришли дриопы, народ, искуснейший в обработке камня и бронзы. Затем нахлынувшие опять же с севера ахейцы поработили дриопов и лелегов. Абанты были изгнаны на остров Эвбею. Всё это было в стародавние времена, когда греческий язык назывался ахейским, а завоеватели называли себя эддинами и не считали таковыми автохтонные племена лелегов, абантов и дриопов.

Ксанф обратил внимание, какое предупредительное почтение выказывают Дафне старейшины селения, сразу распознававшие в ней спартанку. Старейшины велели освободить самую большую хижину, полагая, что она захочет отдохнуть. Однако Дафна отдыхать не собиралась к немалому огорчению Ксанфа, который совсем разомлел от жары и долгой скачки.

В другом селении илотов Евбул предложил Дафне напоить коней. При этом конюх незаметно кивнул на Ксанфа, который от усталости еле держался на лошади. Дафна нехотя согласилась сделать короткую передышку.

Пока Евбул поил у колодца лошадей, Дафна о чём-то беседовала с плотскими старейшинами в тени древнего дуба.

Ксанфа местные женщины пригласили в хижину и усадили за грубо сколоченный стол. Отведав козьего сыра и кислого виноградного вина, он почувствовал, что силы понемногу возвращаются. Живописец разговорился с хозяйкой жилища и двумя её взрослыми дочерьми. Он узнал от них, что почти все мужчины из этого селения были призваны в спартанское войско, ушедшее к Микенам. Женщины тревожились за своих мужей, сыновей и братьев, сетуя, что во всех войнах илоты несут гораздо большие потери по сравнению с лакедемонянами.

Ксанф поведал хозяйке и её дочерям, что войско царя Леонида уже возвращается в Лакедемон. И возвращается с победой!

   — А я со своими спутниками держу путь к царю Леотихиду, который стоит с войском в Кинурии, — горделиво добавил художник.

Ему нравилось производить впечатление на людей, пусть даже совершенно не знакомых. Поэтому Ксанф соврал, будто Дафна его жена, а Евбул телохранитель.

Чем ближе к горам, тем чаще на пути гонцов вставали густые дубравы: остались позади поля и оливковые рощи. Вокруг расстилались холмистые пастбища, на которых паслись стада коров и отары овец. Пастухи-илоты, вооружённые луками и дротиками, долгим взглядами провожали троих всадников, которые неслись, не жалея коней, по извилистой каменистой дороге.

В ложбинах между холмами залегли глубокие тени от спускавшихся сумерек.

Дневное светило почти полностью скрылось за дальней кромкой гор, расцветив вечернее небо розовато-сиреневыми оттенками.

Мрачные утёсы хребта Парной, поросшие соснами, придвинулись вплотную к дороге. Топот копыт будил гулкое эхо в узких долинах, над которыми вздымались отвесные скалы. Подножие этих скал укрывали дремучие леса, а их конусообразные вершины алели в лучах заката, словно голова застывших исполинов. На самой высокой горной вершине, маячившей впереди, сверкала на фоне тёмно-синих небес белая шапка вечных снегов.

   — Это гора Парфений, — сказал Евбул Ксанфу. — За ней лежит Кинурия.

   — Значит, мы почти добрались, — обрадовался Ксанф, одолеваемый желанием упасть на землю и заснуть. — Хвала Зевсу!

   — Напрямик по горам с лошадьми нам не пройти, — добавил Евбул. — Придётся обходить по ущелью, эту дорогу я хорошо знаю.

   — Я тоже, — кивнула Дафна. — За ночь доберёмся до Фиреи.

Поняв, что и ночью отдохнуть не удастся, Ксанф совсем упал духом. Если днём его постоянно мучила жажда, то теперь он чувствовал, что умирает от голода.

Умолять Дафну о передышке Ксанф считал унизительным, решив держаться из последних сил. Неожиданно захромала его лошадь, неудачно споткнувшись о камень. Из-за этого маленький отряд мог двигаться только шагом, причём Ксанфу пришлось вести свою лошадь на поводу.

Услышав в стороне от дороги лай собак, Дафна велела Евбулу отправиться на разведку. Конюх без возражений исполнил приказание и, вернувшись, сообщил, что за холмом на берегу небольшой речушки лежит селение илотов.

   — Поедем туда и выберем Ксанфу другую лошадь, а его хромую клячу оставим, — решила Дафна. — Поспешим, пока совсем не стемнело.

Однако Евбул не согласился.

   — Я бы так не поступил, госпожа, — сказал он. — Живущие в предгорьях илоты воинственнее и опаснее своих соплеменников с равнины. Равнинные илоты привязаны к земле, к мирному труду и полностью зависят от лакедемонян, владеющих всей землёй в Лаконике. Илоты-горцы живут охотой и разбоем. Их покорность Спарте чисто номинальная. Эти дикари при всяком удобном случае нападают на периэков и спартанцев, если видят, что могут поживиться и безнаказанно уйти в горы.

Дафна задумалась. Евбул был прав, спартанцы никогда не могли до конца покорить илотов, живущих в горах. В Спарте даже не знали численности населения в их сёлах. И то, что горцы время от времени спускались на равнину и занимались грабежами, тоже было правдой. Спартанцам далеко не всегда удавалось истреблять дерзкие разбойные шайки.

   — Мы не можем рисковать ещё и потому, что у нас важное донесение к царю Леотихиду, — добавил Евбул, видя колебания Дафны.

Ксанф слушал, о чём говорят Дафна и Евбул, сидя на камне и растирая уставшие, израненные колючками ноги. Он отправился в путь в обычных лёгких сандалиях, о чём теперь горько сожалел.

   — Именно потому, что в Спарте ждут помощи от Леотихида, мы не можем тащиться еле-еле, — после краткого раздумья заявила Дафна. — У меня есть деньги. Я заплачу илотам за хорошего коня.

Дафна вынула из-за пояса маленький мешочек с драхмами и подбросила его на ладони.

   — Это всё равно что дразнить голодных волков свежей кровью, — хмуро промолвил Евбул.

Но Дафна настояла на своём. Отупевший от усталости Ксанф медленно ковылял по еле заметной тропе, следуя за Дафной и Евбулом, которые, спешившись, шли впереди. При этом они продолжали спорить друг с другом. Этот спор казался Ксанфу бессмысленным, ведь они уже направлялись к селению илотов. В душе он был даже благодарен Дафне за её упрямство. На хромой лошади и впрямь далеко не уехать.

Деревенька была невелика, всего около десятка хижин, которые в беспорядке расползлись по склону холма. В низине у реки темнели загоны, обнесённые плетнём, полные коз и овец.

Свирепые лохматые собаки с громким лаем окружили троих путников, едва они приблизились к крайней хижине, над кровлей которой тянулся к небу белый шлейф дыма. Лошадь Дафны, испуганно захрапев, заметалась из стороны в сторону. Испугалась собак и кобылка Ксанфа, норовя встать на дыбы. Он обеими руками вцепился в поводья, опасаясь, что лошадь вырвется и умчится в лес. Евбул древком дротика отгонял свирепых псов.