и Агнесса с опухшим лицом суетились, подавая воду, полотенца, разминая плечи и вообще всячески ублажая героев дня. Признаться, все трое играли действительно самоотверженно. Неподалёку от них устроился счастливый Рик. По другую руку от де ла Дино сгрудились остальные игроки. И только я осталась, как была, у двери. Зато отсюда был прекрасный вид на команду.
Допив, я растёрла отбитые руки, перетянула наколенники и, подумав, обмотала предплечья. Поработала плечами, снимая с них напряжение. Пожамкала руками закаменевшие икры. А потом уселась у стенки прямо на пол. В раздевалке было чисто.
Вскоре раздался сигнал к началу второго тайма. Дон Кристобаль сделал одну замену, выпустив свежего форварда. Мы начали, полные чаяний и надежд. Однако и наши соперники провели перерыв не просто так. Они изменили тактику, вновь сосредоточившись на центровом. Теперь удары стали более разнообразными и плотными, более напоминавшими бомбардировку, и нам на задней линии прибавилось нагрузки. С каждой минутой удары становились всё отчаянней и ожесточённей, как мне казалось. Разница в счёте сокращалась, но так медленно, что шанс нагнать противника таял, как ночной ледок на осенних лужах. Он и так был тонким и хрупким и грозил рассыпаться на осколки под тяжёлым военным ботинком.
Я скорее задним числом вспомнила, чем действительно заметила, как центрфорвард противников бросил взгляд на своего тренера, тот чуть заметно кивнул, и единица полетела прямиком в голову Рика. Наш центровой уходил от четвёрки слева – и прямиком под самый тяжёлый мяч. Даже мой окрик уже ничего не мог изменить: де ла Мора упал без чувств. Сигнал судьи остановил игру, вокруг стали сновать лекари, а я думала только об одном.
Единицей в голову, целенаправленно и даже случайно, – это однозначное удаление до конца игры без права на замену. Противник осознанно пожертвовал игроком. Насколько нужно жаждать победы любой ценой, насколько ненавидеть противника, чтобы плевать на этические нормы? Бить в лицо девчонкам – наши форварды били центровой только в конечности и только лёгкими мячами. Нанести заведомо опасный для здоровья удар юному парню. Всего лишь противнику.
Или врагу?
Из ступора меня вывел оклик. Дон Кристобаль взял тайм-аут и подзывал всех к себе.
– Рик не сможет играть какое-то время. Он пришёл в себя, лекари с ним работают, его жизни ничего не угрожает, но мы остались без центрового игрока. Учитывая стратегию противника, я не хочу заставлять кого-то из вас принять повязку. Кто готов добровольно?
«Пожертвовать собой», – сквозило между строк.
– Бьянка, – нарушил повисшее молчание де ла Ньетто.
Я потрясённо подняла на него взгляд.
– Ты хорошо подумал? – напряжённо спросил дон Кристобаль у Диего, словно моё мнение вообще никого не волновало. А, между прочим, это я стану мишенью для охоты.
– Бьянка Лара примет повязку, – повторил капитан уверенно. – Больше некому. Я буду её страховать. Она мелкая, у неё отличная физическая подготовка. Будешь прятаться за мной, – наконец посмотрел он в мою сторону. – Я понимаю, ты предпочитаешь всюду лезть вперёд, но в кои-то веки ради команды побудь в чужой тени!
На меня обратились взгляды сокомандников.
Тень подери, как тут откажешь? Я взяла повязку и приложила её к руке, но дон Кристобаль удостоил меня чести завязать бантик собственноручно.
– Доверься Диего, – тихо говорил он мне. – Не делай резких движений. Не лезь под мяч, помни, что ты теперь – центровая. Позволь капитану тебя защитить. Старайся не путаться у него в ногах. Ты – умница. У тебя всё получится. – Он похлопал меня по плечу. – У вас всё должно получиться. Храни вас Тень!
У противников тоже произошла перестановка. Теперь они тоже играли без одного игрока. Только у них из десяти остались три девушки и шесть парней, а у нас – две девушки и семеро ребят: вместо пострадавшего Рика вышел отдохнувший защитник. Чисто технически преимущество было на нашей стороне.
Главное – помнить, что я центровая и не принимать мяч. Потому что один из первых ударов я чуть не приняла, поставив подножку Диего, и он живенько пропахал площадку носом под гогот и улюлюканье зрителей. Прямо молодец я, всё как тренер велел. Но потом игра наладилась. Каким-то шестым чувством де ла Ньетто знал, где я нахожусь, и успевал принимать, отбивать, уворачиваться от ударов так, что в меня не прилетал ни один мяч. Мы стали с ним почти как единое целое и двигались синхронно, как один организм.
Да у меня просто талант к этой позиции!
Наши очки медленно росли. Разрыв всё сокращался – ценой избитого Диего. Он уставал от этой безумной гонки, я ощущала это. Я чувствовала, как труднее ему стали даваться резкие броски, как тяжело он поднимался после падений, как хрипло дышал в паузах между подачами, как дёргалось его тело от очередного удара в корпус. Словно это было моё тело.
Он просто выдохся.
И после очередного удара двойкой, который буквально сбил его с ног, де ла Ньетто элементарно не успевал подняться, когда правый форвард зарядил в меня проклятой единицей. Она летела, как файербол. Я попыталась уйти от удара, но понимала, что сейчас меня им снесёт…
Но де ла Ньетто успел.
Этот идиот всё же умудрился подняться, и мяч, повторив недавний успех центрфорварда противников, влетел Диего прямо в лоб!
Трибуны ахнули.
Я заорала от испуга.
Де ла Ньетто медленно оседал к моим ногам, как сломанная кукла.
Сквозь вату, внезапно забившую уши, я слышала сигнал судьи, краем глаза видела испуганного игрока, который доказывал, что он не специально, но для меня существовало только безжизненное лицо Диего. В один момент между нами словно разорвалась связующая нить, и это было неожиданно больно: видеть его, но не чувствовать. Словно он перестал со мною говорить.
…Хотя как он мог говорить, он же без сознания!
Его грудь медленно поднималась.
Он был жив.
Я опустилась на колени и осторожно убрала с его лба прилипшие пряди. От этого прикосновения в груди словно затеплился огонёк. Я снова провела пальцами по его лицу, распаляя внутри костерок радости и чистого удовольствия. Глядела на приоткрытые губы де ла Ньетто и ощущала себя той самой душевнобольной принцессой из сказки о Мёртвом Принце-драконе, которая сдуру полезла целоваться с трупом.
– Диего, – позвала я тихо. Всё равно меня никто не слышит.
– Сделай так ещё раз, – прошептал он и… открыл глаза!