Да, да, заторопилась она. У нее мало знаний, мало опыта, она слишком незаметна, но полна нежности. Конечно, матери не столь точны, не столь всепонимающи, как Общая школа, зато полны интуиции. И разве главный заказ всех эпох, и счастливых, и жестоких, не дети? Она же понимает: там, в прошлом, в далеком прошлом, в нищете, в косности, в бесправии. Общая школа была выходом из тупика, она действительно дарила людям освобождение, высвобождала их мозг для творчества, принося свободу. Но, МЭМ, это же пройденная ступень, разве в мире ничего не изменилось? Разве дети, воспитанные матерями индивидуально, самые худшие дети? Она не знает точной статистики, но дети, воспитанные матерями индивидуально, не раз отличались в творчестве, в любых живых делах, не раз входили в первый десяток индекса популярности. Да, они не любят уединения, испытывают самый живой интерес друг к другу, бывают бесцеремонны, грубы, в них нет настоящей гармонии, но разве в стремлении к уединенности, к отторжению друг от друга не таится самая грозная, самая, может, страшная опасность века? Разве можно решение этого узла оставлять лишь для артистов реала? Да, у нее знания не столь глубоки, но как живая мать она наделена интуицией. Она же видит: люди перестают любить друг друга. У них есть все, но они отдаляются друг от друга и рискуют отдалиться от главного — от детей, МЭМ!
Зита задохнулась.
Клочья ряби, тусклый свет, гул… Слышит ли ее МЭМ?
— Я сама хочу воспитать своего сына… — сказала Зита почти враждебно. — Я не хочу никаких тестирований… Что с того, что я не умнее других? Ум — это еще не сердце.
— Подними руку.
Зита вздрогнула.
Она не знала: зачем это МЭМ? Может, он считывает с браслета ее энергетический индекс? Зачем? МЭМ знает все. Он знает и ее индекс.
— Поговори с Хризой Рууд. Именно с ней вы найдете общую тему. — Голос МЭМ был ровен, он успокаивал. — Сердце тоже еще не все, но ты права: за отчуждением нет будущего. Ты сделала верный шаг, обратившись ко мне. Через день, может, месяц, а может, год тебе опять захочется говорить со мной. Уверен, на другом уровне. Я отвечу.
Экран погас.
Зита подняла глаза и в проеме широко распахнутой двери увидела Хризу Рууд.
А еще Зита увидела юного практиканта, окончательно потрясенного. Он ошалело переводил взгляд с Хризы Рууд на Зиту и обратно. Он впервые видел рядом с собой столь ослепительных женщин, видел живыми, в рамках их собственных, отнюдь не рассчитанных на его вторжение жизней. Он растерялся еще больше, увидев в окно выпрыгивающего из утапа космического палеонтолога Гомера Хайдари — звезду его дерзких мальчишеских снов.
Экран Инфора вспыхнул. Доктор Хайдари озабоченно отыскал взглядом Зиту. Он кивнул сразу всем, но взглянул на Зиту:
— Почему бы нам не собраться? Есть новости. Они никого не разочаруют.
Хриза Рууд улыбнулась:
— Я хотела предложить то же самое.
В проеме дверей появился Гомер. Он был плечист и массивен.
— Не забудьте нашего юного друга. — По глазам юного практиканта Гомер догадался, в каком смятении тот находится. — Ему небезынтересно будет посидеть с нами. — И перевел взгляд на Зиту: — Или я ошибаюсь?
Юный практикант молчал. Он уже ничему не верил. Это, несомненно, сон, такого не бывает. Сейчас все уйдут, так и не ответив на вопрос Гомера Хайдари.
Но Зита не промолчала. Она даже попыталась улыбнуться.
— Нет, Гомер, ты не ошибаешься.
Прощание с героями. Океан
Ждан стоял на верхней палубе «Гелиониса». Даже не глядя на океан, он чувствовал его гигантскую протяженность. Темный борт «Гелиониса» круто обрывался вниз, вода за бортом шипела. Волна, полная бледных медуз, растаскивала гладь океана. Странно было не слышать такого привычного голоса МЭМ: браслеты с рук были сняты. На экране рабочего Инфора, установленного на палубе специально для Ждана, он видел торопливо бегущие колонки цифр: всеобщее голосование началось. Наверное, удобней было следить за всеобщим голосованием по большому Инфору, рисующему картину сразу по всем секторам, но Ждану не хотелось спускаться в салон, он хотел вдохнуть одиночества. Еще не полного, но все же…
Океан был до самого горизонта пуст. С тех пор как морские суда практически исчезли, океан вновь стал безбрежен, и уж в любом случае чист — легкие планеты, легкие человечества. Можно неделями, месяцами плыть в любом направлении, везде вас будет встречать мерцающий океанский разлив, подернутый поверху длинными перистыми облаками. В некотором смысле вы возвращались во времена Магеллана — это тоже было учтено при разработке программы «Возвращение».
Куда они попадут в конце своего путешествия, чем закончится их необычный эксперимент? Разделится многочисленный экипаж на мелкие общины, объединенные своим синтезатором, своей Мнемо, или «Гелионис» вернется в единый мир, неся на борту столь же единую семью?
Кто знает?…
«Пустеют ансамбли зданий и тихо идут на слом, смертью стирая грани меж городом и селом. Ушли государства и нации, исчезли с лица Земли. Потомки цивилизации летяг от нее со стонами, как в стынущем небе осени курлыкающие журавли…»
Ждан вздохнул.
Гумам умеет переводить древних поэтов. Его переводы всегда отличаются высокой эмоциональностью. Может, иногда он не совсем точен, зато никогда не теряет размеров и интонации. Он чувствует каждый нерв стиха.
«Потомки цивилизации…»
Вернутся ли они в мир потомками очередной рухнувшей цивилизации или, наоборот, найдут ее на высочайшем пике?
Ждан наклонился над крутым бортом. Вода внизу блестела, ломалась, в ее безостановочном беге чувствовалась опасная, большая глубина. Впрочем, вода не угрожала Ждану, хотя и не выглядела его другом.
Кося сильнее обычного, Ждан Хайдари всматривался в сияющие, вдруг вспыхивающие радугой струи. Земные цивилизации всегда жили тем, что отвечали на вызов природы. Наступило время, когда отвечать надо на вызов, брошенный своей же рукой, на вызов, сформированный сверхусложненной технологией, всеобщей завязанностью на МЭМ, непониманием, невозможностью понять все процессы.
Ждан бросил взгляд на экран.
Голосование шло полным ходом: почти полтора миллиарда человек высказывалось против Третьей звездной…
Что ж, это тоже вызов, брошенный самим человечеством. Синтезаторы, Общая школа, МЭМ, реалы, ТЗ, Мнемо — что, собственно, надо еще человеку? Космос?… Океан?… Зачем, если Мнемо всегда подарит тебе другую жизнь, и эта жизнь действительно будет другой, хотя и твоей настоящей? Зачем музыка волн, плач сирен, северные сияния, полярный мороз, след на снегу, вой волка, смех ребенка, если туманы запахов напомнят тебе обо всем и, главное, безо всякого риска? Зачем ломать голову над тайнами мироздания, копаться в формулах, искать все новые и новые производные, если синтезатор одарит тебя всем, чего ты только ни захочешь?…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});