– Мама, – снова сказала я.
Она ждала все дюймы, пока падал яблочный пресс.
Ждала одиннадцать лет.
За стеклами очков, предназначенных «только для своих», собирались слезы.
Мне подумалось: если закрыть глаза, можно почувствовать, как ее пальцы крепко сжимают ручонку меня пятилетней.
И в первый раз с тех пор, как я избрала свою судьбу, я тоже заплакала.
– Мама. Это не смерть. Он не убьет меня. Я не умру.
День второй был также днем, когда Талис произвел мое вскрытие.
Мне не слишком хотелось общаться с Талисом после разговора с матерью, но я была не в том положении, чтобы не повиноваться. Кроме того, мне было страшно оставлять его одного в моей комнате, чтобы ему со скуки не захотелось перекрасить ее в розовый цвет, совершить в ней жертвоприношение козы и так далее. Так что я чисто вымыла лицо, привела в порядок волосы и пошла.
Он лежал на моей койке, уткнувшись носом в «Размышления» Аврелия.
– Так что там насчет операции? – спросила я, глядя в переплет.
Талис опустил книгу и посмотрел на меня поверх страниц:
– Я думал, ты знаешь историю.
– Я антиковед.
– Правда? Ну, это вещь бесполезная. – Он поднял книгу. – «Над собственным разумом имеешь власть только ты, а не внешние события, – прочитал он. – Следуй своему разуму и не теряй достоинства. Твою жизнь творят твои мысли».
Он скрестил ноги и посмотрел на меня, подняв брови.
– Вы не согласны? – спросила я.
– Мне хотелось бы думать, что я имею какое-то отношение к твоей жизни.
Он обвел рукой маленькую комнатку. Две узкие койки и один скрипучий столик. Белье для стирки и чистое – на крючках. Бумажные птички, от которых небо становилось мягче и прекраснее.
– Какое-то, – сказала я. – Но не решающее. В этом все дело.
Он сел, и книга соскользнула с кровати. Я успела ее спасти перед самым падением на пол.
На кровати Зи валялась накидка Талиса. Я отодвинула ее в сторону и села лицом к нему, держа книгу в руках. Мы почти касались коленями. Неприятно было видеть его в этом привычном для меня месте. Талис казался тут чужим, как ножик, попавший в ящик с ложками. Как факел в амбаре.
– Спасибо, – сказал он.
– За что?
– Что предоставила мне выход.
Он соединил кончики пальцев. Затем стал быстро постукивать большими пальцами друг о друга – с той скоростью, с которой тасуют карты.
– Видишь ли, на самом деле мне не нравится взрывать города. Именно для того и нужны обители: чтобы мне не приходилось этим заниматься. Поэтому мне, естественно, приходится взимать определенную мзду с того, кто тронет обитель. Но я не хочу, чтобы было слишком много крови. Я с бо́льшим удовольствием… воспользуюсь предложенным выходом.
На две трети это было объяснение, на одну – угроза. Всего лишь небольшое напоминание о том, почему я это делаю и что может произойти, если передумаю.
Я положила книгу на стол и захлопнула обложку. Талис хрустнул позвоночником. На столе, кроме книги, лежала еще и маленькая коробочка. Его?
– Талис, расскажите, что там насчет хирургии? Я соглашалась на загрузку, но об операции речи не шло.
– Верно, но это пакетное соглашение. – Он взъерошил руками волосы. На манжетах рубашки остались маленькие пятнышки крови – крови Уилмы. – В общем, так. Помнишь, в мои времена, во времена Майкла, загрузка была частью всеобщей погони за бессмертием, что было несусветной глупостью, но сейчас не об этом. Цель была обрести бессмертие, так что, очевидно, загрузка задумывалась не для убийства. И все же мозг не может выдержать развертку. Не в том смысле, что ты забудешь, как кататься на велосипеде, – когда серая комната закончит работать с твоим мозгом, он не будет помнить даже, как дышать.
Последовала едва заметная пауза. Талис потер какое-то место под правой ключицей, как человек трет синяк.
– Так вот. Твое «я». Основные данные, которые записываются при развертке. Они должны куда-то поступать. И поступают они сюда. – Он постучал согнутым пальцем по тому месту, которое тер. Через тонкую ткань рубашки я видела очертания его ключицы и нежный изгиб груди Рэйчел. Между ключицей и тканью лифчика просматривалась какая-то неясная тень, вздутие на коже – слишком правильный прямоугольник, чтобы быть естественным.
– Хранилище данных – сердце и душа ВЛ. Это хранилище и вживляют посредством операции. Там еще всякая всячина – сетчатка для восприятия всего спектра, сенсоры и датчики в кончиках пальцев, мелочи, без которых не обойтись ни одному уважающему себя высшему существу.
Он развел в стороны руки и повернул, чтобы поймать свет. Там, на ладонях и кончиках пальцев, что-то слегка серебрилось. Под другим углом заметить такое невозможно, но сейчас картина пугала легкой нездешностью, как радужки у Грего.
– Чтобы стать ВЛ, прежде всего надо поработать над мозгом, но и над телом немножко тоже – первый шаг, так сказать.
– Но… – Недавно сложенные журавлики Зи подрагивали надо мной, и могу поклясться, я до сих пор чувствовала запах шоколада. – Но если нельзя дышать…
– Операция, помимо прочего, предусматривает вживление в мозг индуктивного контура. Хранилище данных с его помощью управляет мозгом, а мозг – телом. Несколько сложно, но в целом работает. Дышать ты будешь, обещаю.
Такая же штука, как у него под рубашкой, будет и у меня внутри. Что-то в пальцах, что-то в глазах, что-то в мозге. А он – у него тоже это все есть? Женщина, которой он сейчас был, позаимствовав ее, как же она? Я попыталась сформулировать вопрос.
– А Всадники…
– Никогда не имеют проблем с дыханием. Это часть моей проверки при приеме на службу.
Я хотела спросить не об этом. Таинственный механизм у него под рубашкой… Это его рубашка, но все же под ней – слегка выгнутые косточки лифчика и груди Рэйчел.
– Вы… используете Всадников, управляете ими?
– Да, и ты когда-нибудь сможешь – но лучше сначала управлять собственным телом. Меньше дезориентирует. Не намного, конечно. На данном этапе лучше пользоваться тем, что можешь, поверь мне. Переместиться сможешь потом, когда твое тело износится. Что, кстати, случится быстро – как-то влияют токи наводки, возникают микротрещины. Точно не скажу, добровольцев были не толпы – после всего, что случилось с нами, теми, кто из первой партии. А потом растаяла Антарктида, одно, другое, так что исследования, можно сказать, зашли в тупик. В общем, больше года-двух ты из него не выжмешь.
– Но… – У меня было много возражений. Я выбрала одно из них. – А как же Рэйчел?
– Она вызвалась добровольно. Мои Всадники служат высшей цели.
– Но она… – Убивал ли он ее тем, что заставлял дышать? Как он говорил? – Микротрещины?..
– Высшая цель! – игриво напомнил он. – Я же хороший, ты помнишь?