Глава 4
1
Мики так и не уснул, но лежал тихо, словно мышонок, не отрывая взгляда от догорающей свечи. Остальные пришлось погасить — уж больно быстро они сгорали. Милика опасалась, что до рассвета свечей не хватит. До сегодняшней ночи она думала, что не боится темноты, но в Вольфзее страшным было все, даже тишина. Вдовствующая императрица взяла Библию, о которой говорила графиня, но переплетенный в кожу том казался тяжелым и холодным, словно камень из крепостной стены. Милика решила вернуть книгу на место, та выскользнула из рук и упала на лежащую поверх ковра чудовищную медвежью шкуру.
Поднять Святую книгу женщина не решилась. Она смотрела на стремительно тающую свечу и пыталась думать о Рудольфе. Милика с детства приучилась вытеснять беспричинные страхи обоснованными опасениями, но на этот раз ничего не вышло. Деверь мог разгуливать где угодно, мысли Милики Ротбарт занимал не он, а волчья охота и окровавленная луна. Женщина смотрела на огонь, а перед глазами стояли сцены с проклятых гобеленов.
— Мама, — завел свое Мики, — ты не спишь?
— Нет, родной. Но ты спи.
— Дай руку!
В Хеллетале сын спал один и без света. Мики был ужасно самостоятельным и не любил нежностей, но в Вольфзее его словно подменили. Говорят, дети чувствуют зло. Дети и животные. Почему здесь нет ни собак, ни кошек? Или есть, но она их не видела? А какие странные лица у Берты и ее служанки — холодные, неподвижные, недобрые. Кто только женился на такой женщине? Неужели из-за поместья? Но легче умереть, чем жить в этом логовище.
— Мама, ты не спи, — снова пробормотал Мики, закрывая глаза.
Уснешь тут! Милика вздохнула и снова уставилась на крохотный, не способный разогнать тьму огонек. Очень хотелось вновь пощупать гобелены, ощутить под пальцами теплую пыльную ткань и убедиться, что ничего страшного нет, но вдовствующая императрица не решалась выпустить руку сына. Господи, почему так страшно? Дверь надежно заперта, они с Мики не одни, с ними семеро здоровых, хорошо вооруженных мужчин, а хозяев — пятеро, из них три женщины. Нет, четыре, если считать графиню Шерце! Старая ведьма не с ней, а с обитателями Вольфзее. Она нарочно их сюда заманила. Почему сломалась карета? Такого никогда не случалось!
В дальнем углу что-то скрипнуло и зашуршало, и Милика едва сдержала крик. Это мыши, обычные мыши. Ничего удивительного, ведь в доме нет кошки. Шорох повторился, и, отвечая ему, раздался тоненький плач. Мики!
Вдовствующая императрица подхватила сына на руки, и он, не прекращая тихо всхлипывать, вцепился в мать, нечаянно прихватив выпавшую из прически прядь. На глаза навернулись слезы, но Милика ободряюще улыбнулась. За гобеленом вновь зашуршало, на окно бросился ветер, заметался огонек свечи, а ведь вечером было тихо.
Надо было сказать Клаусу, чтобы он поставил под дверью гвардейцев. А может, сходить к нему? И оставить Мики? Да и не знает она, где разместили графа Цигенгофа, дом такой большой, почти замок. Странно, что его отдали слугам, пусть верным и заслуженным, но слугам, которые и читать-то не умеют. И как они справляются вчетвером, ведь зять Берты все время в лесу?
Свеча сгорела на три четверти, только б успеть зажечь от огарка новую, иначе сидеть им в темноте. Мышь за гобеленом совсем обнаглела, а может, это не мышь, а крыса. Господи, сделай так, чтоб это была просто крыса — большая, серая, злая и нестрашная!
— Милика!
Цигенгоф! Без плаща и шпаги. В руках масляная лампа. Как он вошел, ведь дверь заперта!
— Милика, какое счастье, что ты одета!
Какое счастье, что он пришел! Она не вскочила только потому, что держала на руках сына.
— Привет, Цигенбок, — Мики перестал дрожать и слез с материнских колен, — а я тоже не сплю.
— Милика, — на лице Клауса не было привычной улыбки, — вставай. Я возьму Мики, и бежим!
— Куда? — Теперь, когда они уже не были одни, она растерялась. — Зачем?..
— Потом, — оборвал Цигенгоф, его голос был хриплым, — все потом.
— Как ты вошел? Я могла спать…
— Ты не спишь, и правильно делаешь, а вошел я через дверь. Потайную. В твоей спальне — три двери, и только одна запирается изнутри. — Граф взгромоздил Мики на плечи. — Не плакать! Все хорошо, мы играем. Сюда придут и никого не найдут.
— Волки придут? — Мики обхватил руками шею Цигенгофа. — А где ангел?
— Ангел спит, — объяснил Клаус, — ночь, вот он и спит. Милика, давай руку и идем. Нас встретят, но ты не пугайся. Зять Берты — друг, он раньше служил у Руди.
Женщина кивнула, не решаясь разлепить губы. Пальцы Клауса были жесткими и горячими, он впервые коснулся ее не через полу плаща. Огонек свечи судорожно метнулся, сжался в рыжую искру и погас. Теперь у них осталась лишь лампа Цигенгофа.
— Куда мы идем? — выдавила из себя Милика.
— Для начала подальше отсюда, — бросил Цигенгоф, — и, во имя Господа, скорей!
2
Убийца рассказал все, что знал. Он бы рассказал и то, чего не знал, но его спасло чувство меры. Рудольф Ротбарт теперь знал не только кто, но и за сколько. Остался последний вопрос — почему, но ответ на него ничего не изменит. Принц-регент Миттельрайха не Господь Бог, он не вправе прощать врагов своих, даже если это друзья. Бывшие.
Руди глянул на связанного убийцу и невесело усмехнулся:
— Когда ты последний раз был на мессе?
Тот оторопело захлопал глазами, но ответил:
— На прошлой неделе.
— Похвально. — И зачем он с ним говорит? — И что ты думаешь на предмет того, что зуб за зуб, а око за око?
— Ваше Высочество, — вздрогнул наемник, — я… Что угодно Вашему Высочеству?
— Моему Высочеству угодно, чтобы ты прикончил своего хозяина. Я лишил тебя подручных, но помощники тебе понадобятся. Утром я пришлю двоих. Твой приятель дерется хуже меня, с него хватит. Ты все понял?
Капитан Цангер что-то квакнул и кивнул. Он был весьма недурен собой, но сейчас напоминал вытащенного из пруда карпа. Воистину, удивление не красит, как и поражение. Руди Ротбарт неторопливо освободил копыта Нагеля от войлочных торб. Обрадованный конь немедленно принялся рыть землю. Счастливые они, эти лошади, их если и продают, то хозяева, а не родичи и друзья.
— Ваше Высочество, — пленник с тревогой наблюдал за манипуляциями победителя, — каковы будут приказания?
— Не можешь без дела?
— Лень до добра не доводит. От нее ржавеет шпага и кончаются деньги. Буду счастлив служить Вашему Высочеству.
Каков мерзавец! Похоже, волк нашел подходящего пса. Лет через пять Цангер станет убивать не из страха и не за деньги, а по привычке, а потом, чего доброго, отдаст жизнь за дом Ротбартов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});