Фокс бросил меня на пол, вырывая пальцы из меня. Я отпрыгнула от ковра, мои глаза расширились, когда он замаячил надо мной.
Похоть и потребность, и мягкость ушли, и им на замену пришла чистая дрожь от ярости. Холодный расчет наполнил его глаза, пока он не стал слеп ко всему остальному, кроме желания убивать.
— Фокс. Подожди. — Я пыталась отползти назад к своему отброшенному ножу.
Он упал на колени и сильными руками перевернул меня на четвереньки. Надавив на мои лопатки, он прижал меня щекой к ковру и захватил мои руки сзади. Я корчилась, пытаясь освободиться, но это было невозможно.
— Фокс. Прекрати. Пожалуйста.
— Заткнись. Если тебе наносят удар — значит надо нанести в ответ. — Его голос был как у программы, робота. — Я должен подчиниться. Я должен…
Мое сердце забилось сильнее от ужаса и трепета. Его тон был по военному холодным, отстраненным и безэмоциональным. Он снова впал в то состояние, и не было ничего, что я могла сделать.
Слезы брызнули из моих глаз, я умоляла:
— Пожалуйста...
Затем он трахнул меня.
Его твердый член погрузился внутрь, наполняя меня, извращая меня. Влажность от моего оргазма предотвратила жгучую боль, но от ярости каждого толчка, мне стало больно до мгновенных синяков.
Он рычал как чертово животное. Его пальцы погрузились глубоко в мои бедра, дергая меня назад, чтобы встретить каждый его толчок.
Я не хотела его таким. Не снова. Это было как ужасное воспоминание первого раза. Насилие, то, как он, казалось, ненавидел свою потребность во мне — ненавидя слабость от желания соединиться.
Моя спина сгибалась, когда он толкался глубже и глубже. Слезы брызнули из глаз, приумножая обжигающее жжение на потертую кожу щек от жесткого ворса ковра. Я ненавидела его. Ненавидела уязвимость внутри него.
— Я говорил тебе. Я предупреждал тебя. Ты бл*дь не слушала... Сейчас смотри, что ты заставила меня сделать. Я не могу остановить это. Черт побери, я не могу остановиться. — Он вбивался в меня как монстр. Он был большой. Слишком большой. Это не было эротично или весело. Это было настоящее наказание и ничего больше. Мое сердце разбилось, ненавидя его холодность. Ненавидя его за то, что дал мне надежду, что он может быть исцелен.
Фокс ругался на иностранном языке. Его бедренные кости врезались в мою задницу быстрее и быстрее.
Я сморгнула слезы и закалила свое сердце. Я была неправа, думая, что между нами было что-то особенное. Фокс красноречиво показал мне, какой глупой я на самом деле была. Это был конец. Все закончено. Это будет последний раз, когда он причинил мне боль.
Отключив эмоции, я позволила ему трахать меня. Я отключила каждое ощущение и ждала, когда это закончится. Я предпочитала игнорировать то, что случилось и притворялось, что ничего из этого не существовало.
«Ты сама довела до этого».
Я сказала себе заткнуться. Я сделала только то, что думала могло сработать. Я приложила все свои усилия, чтобы в итоге быть отвергнутой самым худшим способом.
Его бедра вдалбливались жестче и вместо того, чтобы отстраниться, я толкнулась назад, намеренно пронзая его сильнее.
Он тяжело дышал.
— Бл*дь. Бл*дь. О, боже.
Желая, чтобы это закончилось, я сжала свои внутренние мышцы вокруг него, качнувшись назад, отдавая ему все, что у меня осталось.
Его дыхание участилось, стало грубее, когда он вдалбливался снова и снова. Он был жестоким и грубым, каждый удар больше измерялся болью, чем удовольствием. Он ударился о верхнюю часть моей киски, делая мне очень больно.
Свернувшись возле меня, он погрузил зубы глубоко в мою шею. Я закричала, когда он снова толкнулся, полностью наполняя меня.
Затем он кончил.
Горячие, влажные струи потоком хлынули внутрь меня. Все дальше и дальше.
Его руки на моих бедрах сжались сильнее, а затем он прикусил сухожилие между моей шеей и ключицей.
И затем это закончилось, и его рваные стоны превратились в мучительные проклятия.
— Бл*дь.
Он отстранился, в спешке споткнувшись. Звук, застегивающихся ремня и молнии, был единственным шумом, помимо нашего тяжелого дыхания. Все болело. Синяки пульсировали.
— Бл*дь! — зарычал он, ходя вокруг меня с не застегнутыми штанами и опустошенностью в своем голосе. Я не смела пошевелиться, но упала на бок и свернулась в клубок. Пряча свою наготу, скрывая свой позор.
Фокс упал на колени передо мной. На его шее выделились вены, когда он тяжело дышал через широкие ноздри. Он вытянул руку, чтобы дотронуться до меня, но затем остановился. Его стон содержал всю печаль и сожаление мира.
— Мне так чертовски жаль, Хейзел.
Я не сказал ни слова. Мне нечего было сказать.
Я закончила.
Фокс встал и пошел от меня. Глядя ему в спину, я без сомнения знала, что он найдет способ, чтобы причинить себе боль. Он выглядел потерянным и испуганным. Он выглядел как человек, готовый умереть.
Я пыталась заставить себя, чтобы мне было не плевать. Я пыталась найти сочувствие глубоко внутри себя, но я была пустой.
Я уже отдала ему все и ничего не осталось.
Фокс вошел в ванную и закрыл дверь за собой.
В момент, когда он ушел, я села и позволила потоку слез хлынуть по моим щекам.
Собрав свою разбросанную одежду, я оделась, и последний раз повернулась спиной к Обсидиану Фоксу.
Никто не знал.
Никто.
Ни мой куратор, ни знакомые.
Но это было то, что даровало мне свободу.
Природа сломила хищника. Жизнь дала мне второй шанс.
Это не произошло в одночасье, а было медленно, постепенно, как будто зверства, что я совершал, запятнали мои глаза до того, что они больше не хотели быть свидетелями моих грехов.
Потребовалась одна жертва, чтобы раскрыть мою слабость. И я буду всегда благодарен ей.
Я завалил миссию, и моя цель показала мне, что я страдаю от физического недостатка.
От того, что я даже не замечал.
Новости распространились, и мои кураторы записали меня на лазерный кератомилез (прим. пер. — коррекция зрения) и другие предполагаемые чудесные исцеления. Но это не потребовалось. Доктора сказали, что в физическом плане со мной все в порядке. Это было связано с психикой.
Я слепну.
Я бился головой о дверь ванной, отгоняя бездушные извращенные приказы, игнорируя, затмевающие всё, желания, которым я никогда не дам свободу.
Бл*дь.
Бл*дь.
Бл*дь.
Мой мозг не переставал проигрывать изображение Хейзел на коленях, пока я яростно вбиваюсь в нее. Красная отметина на ее щеке из-за того, что я прижимал ее лицо к ковру. Звук ее криков и мольбы.