Фокс стоял весь в напряжении и, дрожа в центре душа, пока горячая вода с шипением обжигала и стекала по его коже. Он стоял в профиль, скрывая свою спину и грудь — те две части, которые я так хотела увидеть. Одной рукой он держал бритву и сильно прижимал лезвие к коже на внутренней стороне бедра.
Его брови плотно сошлись вместе, когда небольшой ручеек крови потек из его раны, стекая по ноге, смешиваясь с горячей водой из душа.
Я хотела подбежать и остановить его, но он снова себя порезал — еще одна идеальная линия. Отбросив лезвие в сторону, он переключил воду с обжигающей на ледяную, и напряжение, которое пронзало его мышцы, пошло на убыль.
Прислонившись головой к плитке, он застонал от каждой печальной и испорченной эмоции внутри.
Я больше не могла смотреть.
Закрыв дверь, я в оцепенении вернулась к кровати. Я чувствовала себя так, как будто он провел лезвием по моему сердцу, вместо своей ноги.
«Ты такая глупая, Зел. Ты думала, что ты пробилась. Ты думала, что он на пути к исцелению».
Я была идиоткой, надеясь, что он больше не будет наносить себе сам повреждения. Я искала доказательств, но не видела ни одного. Теперь я знала, почему.
Внутренняя поверхность его бедер, вся была в отметках и порезах, украшая уже заполненные шрамами ноги. Он даже вырезал стежки на бедре и голени, в результате чего рана немного открылась и не полностью зажила.
Черт.
Я потерла рукой грудь, пытаясь избавиться от ноющей боли. Я ненавидела видеть, что кому-то больно. Я ненавидела, когда не могла помочь.
Не было никакой помощи человеку с таким извращенным разумом как у Фокса.
Вода в душе выключилась несколько минут спустя, и Фокс вошел в комнату, как и обычно одетый во все черное.
Его глаза сузились, руками он пробежал по своим мокрым волосам. Пряди, отражавшие солнечный свет, выглядели бронзовыми, светло-коричневыми, черными и золотыми. Сиднейское солнце прыгало на больших окнах, превращая черный интерьер в наполненный светом рай.
— Какого черта, Зел? Ты выглядишь, как будто только что стала свидетелем убийства. — Нахмурившись, он направился в гардеробную и вернулся с черным пиджаком.
Я моргнула, отгоняя плохие мысли прочь.
— Ничего. Просто грустная программа по телевизору.
Он опустил руки, пиджак болтался с боку.
— Не смей лгать. — Его глаза светились белым, оглядывая комнату, ища какую-то подсказку, что могло изменить мое настроение.
— Расскажи мне. Что ты делала?
— Я ничего не делала. Это ты делал!
Дерьмо.
Он бросился вперед, затем остановился, сохраняя расстояние. Воздух вокруг него трещал, как будто спокойствие, которого он добился, причиняя себе ущерб в душе, распалось.
Моя кожа покрылась мурашками, мое лоно пульсировало — глупое тело, которое возбуждалось от его злости.
На мгновение все, что мы делали — это смотрели друг на друга, затем понимание отразилось во взгляде Фокса.
— Ты смотрела. — Он бросил пиджак через комнату. — Ты, черт побери, смотрела!
Мои мышцы напряглись в страхе, прежде чем взорваться адреналином. Я подскочила с кровати, удерживая это чувство между нами.
Его глаза не покидали мои, руки сжаты от ярости.
— Что ты хотела увидеть, dobycha? — он подошел ближе к кровати. — Возможно, ты искала отметины? Может, ты в конце концов поняла кто я, — фыркнув, добавил он. — Ты слишком чертовски умная, чтобы сейчас не догадаться кто я.
Я понятия не имела, кем он был, но на этот раз я знала, что должна подтолкнуть его. Я должна вытолкнуть его как можно дальше из его зоны комфорта, чтобы я могла сломать еще одну маленькую часть его, чтобы сделать его цельным снова.
Потянув за край своей футболки, я сняла ее через голову, стоя во весь рост в своих джинсовых шортах и лифчике.
Фокс оказался в тупике.
— Что, черт побери, ты делаешь?
Мои руки дрожали, когда я вытащила маленький нож из кармана и бросила его на матрас, но так, чтобы можно было легко дотянуться до него. Мое сердце гремело в ушах, когда Фокс размял свои плечи, его глаза были сосредоточены на моей открытой плоти.
Солнце отскочило от моей цепочки, сверкая серебристый путь от ключицы до талии.
— Я закончила с тем, чтобы танцевать вокруг тебя, как будто ты драгоценный кусочек цепочки. Что хорошего в том, чтобы быть купленной для секса, если ты никогда не получаешь освобождения? — мой голос был наполнен трепетом, а также нарастающей похотью. — Ты дразнишь меня, никогда не прикасаясь. Ты делаешь меня влажной, но никогда не позволяешь мне кончить. Ты сам наносишь себе повреждения, вместо того, чтобы обратиться к другим. Ты умираешь внутри, когда я пытаюсь помочь тебе жить
Положив руки на бедра, я сказала со злостью:
— Ты всегда думаешь о себе, но не обо мне.
Его рот открылся, когда его глаза сузились в серебристые щелки.
— Я забираю свои слова обратно — ты не умная, ты чертова самоубийца. Не подталкивай меня снова, Зел. Помнишь, что случилось в последний раз? — он сделал один шаг ко мне, сокращая расстояние между нами. Он сжал руки в кулаки. — Ты знаешь, почему я не касаюсь тебя! Прекрати, черт побери, подталкивать меня.
— Нет, не прекращу! Все что ты говоришь мне — пустяки. Секреты, которые основаны и держатся на скрытных мыслях, которые возвышаются над множеством полуправдивых доводов. Почему ты не можешь прикасаться ко мне, Фокс? Кто сделал тебя таким? Кто украл все основные права у тебя? — мои пальцы дрожали, когда я завела руку за спину и расстегнула бюстгальтер. Я застонала, когда материал зашуршал, лаская мои соски, прежде чем упасть на пол. Я никогда не чувствовала себя такой обнаженной и раскрепощенной. Раздеваясь для мужчины, который даже не хотел меня. Который не мог кончить в метре от меня без того чтобы не сжать челюсть и толкаться с убийственной яростью.
— Ты хочешь умереть? Вот чего ты пытаешься добиться? — зарычал Фокс. Его рука опустилась и обхватила себя между ног. — Ты хочешь этого так чертовски сильно, что готова умереть за это?
— Нет, я не готова умереть за это. Я думаю, что доказала это. — Мои глаза опустились туда, где я вонзила в него нож. — Я никогда не прощу тебя за боль, что ты причинил мне. Я никогда не забуду сумасшествие, что живет внутри тебя. Я с удовольствием убью тебя, если ты снова попытаешься что-то сделать мне, но мне нужна человеческая связь, Фокс. А ты не даешь ее мне. Ты должен покончить со своими проблемами. Забыть свое прошлое, чтобы ты мог касаться меня. Заняться со мной любовью.
Это раздражало тратить так много времени на кого-то, кому я так отчаянно пыталась помочь. Любой незначительный прогресс, которого мы добивались, был затянут обратно в его глубоко скрытые проблемы. Для кого-то, кто жил, чтобы спасать других — это надоедало, и я отказывалась продолжать мучиться.