Говядина, картофель, травы, которые везли с собой те из нас, кто в той или иной степени обладал Талантом, вода, чеснок, другие овощи, не успевшие полностью высохнуть, немного вина, купленного в одной из недавно пройденных нами деревень, — из всего этого должно было получиться прекрасное блюдо.
Я позволил каждому желающему выпить по лишней кружке вина, и мы выстроились в очередь к котлам — офицеры последними. Все получили полные миски еды и расселись где кому нравилось.
Симея спросила, не буду ли я возражать против ее компании. Я не возражал — несмотря на хороший ужин, мною овладело мрачное настроение, порожденное этим мертвым местом. Мои солдаты тоже вели себя тише, чем этого требовали обстоятельства, и ели в основном молча.
Когда мы покончили с едой, я пошел к реке, протер миски песком, ополоснул их в воде и вернулся в дом.
— Жаль, что мы вынуждены соблюдать тишину, — сказал я. — Мне кажется, негромкое пение хоть немного развеселило бы нас.
— Это можно устроить, — ответила Симея. — Я могу сотворить защиту, за которой нас никто не услышит.
— Великолепно, — одобрил я.
Она открыла седельные сумки, которые принесла с собой, зажгла огонь в жаровне и прошептала заклинание.
— Ну вот. Теперь можно реветь как медведи — за нашими сторожевыми постами не будет слышно ни звука.
Только я собрался сказать об этом своим людям, у которых, как я знал, был богатейший репертуар разнообразных песен, от нежных и грустных до самых разухабистых, как меня осенила другая идея.
— Нам всегда приходится все делать самим, — сказал я. — Провидица, не можете ли вы показать нам прошлое? Если, конечно, это не привлечет внимание какого-нибудь другого волшебника.
— Пожалуй, могу, — задумчиво сказала она. — А какое прошлое вас интересует?
— Этого места. Интересно, каким оно было в мирные времена, прежде чем его постигла такая печальная участь.
— Чувствую, что это было давным-давно, — заметила она. — Возможно, еще до моего рождения. А мысль интересная. К тому же можно не волноваться насчет то го, что кто-нибудь из майсирских волшебников заметит мои действия. Это сравнительно легкое колдовство.
Она снова принялась рыться в своей сумке.
— Попробуем вот это… немного боярышника… лаванду… пастушью сумку… розмарин… и, пожалуй, для верности еще вот это. — Она встала, подняла валявшийся в углу засохший цветок, клочок бумаги, оказавшийся обрывком листовки, и соскребла на него немного пыли с пола.
Когда огонь в жаровне загорелся снова, девушка бросила туда травы, и я почувствовал сладкий запах лаванды. Солдаты с любопытством наблюдали за действиями волшебницы. Я рассказал им о том, что пытается сделать Симея. Несколько человек, привыкших к тому, что колдовство приносит только горе, отошли подальше, но большинство, напротив, сгрудились рядом.
Симея брызнула водой на горящую жаровню и негромко запела:
То, что было встарь, возвратись, покажись, покажись.
Времени нет, дождя нет, бури нет.
Жизнь, вернись, покажись.
Вспомни, пыль, чем ты была, что ты видела, чем это было.
Время, вспять оборотись.
На несколько минут все вокруг словно заволокло туманом, сквозь который было видно, как в полу исчезают провалы, а паркет вновь обретает яркий лаковый блеск. Стены выпрямились, обои, от которых оставалось лишь несколько грязных клочьев, засверкали яркими красками, не стало дыр в крыше, под потолком повисли начищенные бронзовые люстры с множеством тонких восковых свечей. А потом мы услышали музыку; сначала она звучала чуть слышно, но с каждым мгновением становилась все громче и громче.
Огромный дом вдруг оказался полон призраков. Манеры их поведения и стиль одежды говорили о том, что люди, вместо которых они сейчас явились, жили лет двадцать назад, когда в Нумантии управлял Совет Десяти, а я был молоденьким легатом.
Помещение заполнили роскошно одетые мужчины и женщины; некоторые из них танцевали, другие беседовали между собой, многие толпились возле расставленных вдоль стен столов с разнообразными напитками. Я увидел капитана в форме 17-го полка Юрейских Улан, моего первого полка, попытался рассмотреть его лицо, но у меня ничего не вышло, так как именно в этот момент он поклонился какой-то даме. Она взяла его под руку, и они спустились с невысокого помоста, проходившего вдоль стен, на середину зала, к танцевавшим парам.
— Это призраки? — спросил я Симею.
— Нет, — ответила она. — Во всяком случае, это не призраки в том смысле, что у них нет никакой свободы воли. Скажем, ни один из них не сможет подойти к вам с бокалом вина и предложить выпить. Это всего лишь вызванные мною почти реальные образы из прошлого.
Я понадеялся, что это было все же нечто большее, что души этих мужчин и женщин, невзирая на то, что большинство из них, вероятно, уже много лет назад вернулись на Колесо, были способны сейчас, в своих новых телах, ощутить хоть немного стародавних удовольствий и радостей.
Это было волшебством, и в то же время казалось чем-то большим, нежели просто созданное магическими средствами зрелище, поскольку двести с лишним грязных, усталых солдат явно испытывали наслаждение, глядя на жизнь, которая была в другое время, до того, как началась многолетняя, почти непрерывная война и главным людским чувством стала ненависть.
А затем магия нарушилась. Правда, не совсем. Один из солдат, который, как мне было хорошо известно, славился чуть ли не во всей армии как шутник и клоун, встал, отвесил низкий поклон другому рядовому, и они под руку вошли в танцевальный круг и закружились в танце, хоть неумело, но с энтузиазмом. Мои воины расхохотались, и я тоже улыбнулся. Иллюзия, конечно, разрушилась, но я не жалел об этом — то, что мои люди были достаточно веселы, чтобы шутить и смеяться шуткам, было прекрасным признаком.
Свальбард поднялся, сошел вниз и начал танцевать в одиночку. Глаза у него были полузакрыты, а мысли витали неведомо где. Гигант двигался изящно, едва ли не как профессиональный танцовщик, замирая в причудливых арабесках.
Он в очередной раз удивил меня, и я заинтересовался, где это он мог научиться так хорошо танцевать, хотя понимал, что, скорее всего, он никогда не скажет мне об этом.
Я посмотрел на Симею. Она тоже улыбалась, уйдя куда-то в свой собственный мир. Заметив мое внимание, девушка наклонилась ко мне.
— Знаете, — прошептала она, — я никогда не умела танцевать.
— На самом деле?
— Я предполагаю, что мой отец считал, что есть много других, куда более важных вещей, — сказала она. — Наверно, так оно и есть. — Я уловил в ее голосе оттенок горечи.
— Может быть, — так же шепотом ответил я, — когда война закончится, вы позволите мне помочь вам на учиться этому?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});