Невесомо пролетела до соседнего подъезда, обогнула угол дома. Прямо напротив вспыхнули и погасли фары. Щелкнула, открываясь, дверца, взволнованный голос Влада позвал:
– Саша! Скорей!
Она вскочила в теплое бензиновое нутро неказистой «Нивы» и сразу угодила в руки Влада.
– Все в порядке?
– Вроде, да. Ой, скорей…
– Теперь на Сенную! – скомандовал Влад.
Коренастый, круглоголовый шофер обернулся:
– Во-во, так нашего брата, мужа, и дурят!
– Ладно, моралист! Поехали! – нетерпеливо прикрикнул Влад.
Шофер все качал головой. Александре казалось, что он включает мотор невыносимо медленно.
– Ой, поехали, поехали! – тихонько причитала она.
– Все в порядке, успокойся, – улыбнулся Влад.
Его лицо близко-близко. И еще придвигается.
Александра откинулась на спинку:
– Как здесь душно! Можно окошко приоткрыть?
Не помогло. Влад все-таки начал ее целовать.
* * *
Наверное, сущее безумие было идти на это днем, но он не хотел ждать. Это было слишком опасно – ждать! Черт ее знает, эту старуху, что она еще выдумает, к кому потащится со своими россказнями! И так неизвестно, сколько народу уже посвящено в эту историю, кто пережевывает сплетню долгими зимними вечерами, треплется об этом по телефону. Он просто-таки видел, как опасная весть порхает над городом, и, хотя не больно-то верил, что по одному только слуху могут быть приняты какие-то меры, все же старик прав: нельзя оставлять следов, ни единого. По-хорошему, надо было все сделать еще вчера, но он решил сначала заняться Александрой. А ничего не вышло! Ч-черт, из каких вообще далей-высей свалился этот долговязый придурок со своими длинными ручищами, которыми он так умело размахивал?! У него еще ныла челюсть, и ничуть не утешала мысль, что противнику тоже досталось.
С Александрой он запустил дело, затянул излишне. Старик опять-таки был прав – она опасна, опасна! Куда лучше было прикончить ее в том подвале, а то и выкинуть где-нибудь на окраине города труп из машины, не устраивать эту дорогостоящую и чреватую всякими неожиданностями комедию с похищением. Тогда ему удалось убедить отца, что нельзя, невозможно, чтобы обе сестры погибли практически одновременно, если уж что-то способно вызвать подозрения даже у самого тупого мента, то это именно совпадение, не любят менты совпадений… Он и сейчас думал именно так, а все же нет-нет да и мелькала мыслишка, что надо было плюнуть на все эти сложности, положиться на авось, который от веку никогда и никого не подводил. Устал он, вот чем дело. Страшно устал! И почему-то ничуть не утешало, что там вроде бы все в порядке, что не зря, не зря…
Устал.
Он мельком взглянул на свои руки и вдруг подумал, что скоро будет непрестанно мыть их, как леди Макбет. И тихо хохотнул: глупости все это. Привычка убивать… привычка притворяться, лгать, скрывать свою истинную личность – все это не более чем привычки, вредные, может быть, но и от них тоже можно избавиться, как от страсти к курению. Вот курил же он раньше как паровоз, а бросил – и ничего. И когда-нибудь придет время… «Приди, приди, желанное!» – вспомнил он Некрасова и криво усмехнулся, – ну так вот, придет когда-нибудь время, когда все будет позади, когда он забудет и девушку, и санитара, и эту старуху, и Александру, и того мальчика, как его там звали… который был первым, с которым их постигла ошеломляющая неудача только из-за того, что он неправильно рассчитал время.
Наверху, на площадке, скрежетнул замок, и все ненужные мысли мигом вылетели из головы. Вроде бы та самая дверь…
Он осторожно выглянул. Точно! Она!
Отпрянул, даже наклонился, как бы завязывая шнурок, – на тот случай, если старуха вздумает пойти пешком. Хотя телепать с девятого этажа в ее-то годы… А что, всякое может быть, не наверх же идти, а вниз.
Мимо проскрипел лифт. Открылись дверцы. Пора!
В два прыжка взметнулся на площадку:
– Одну минуточку!
Ворвался в кабинку, когда дверцы уже смыкались.
– Извините! Я был на восьмом, хотел идти пешком, а тут слышу – лифт. Ну и дай, думаю, прокачусь.
«Сейчас спросит, у кого я был на восьмом этаже. Да, это прокол, этого я не успел выяснить… А впрочем, если и прокол, то очень ненадолго!»
Но старая женщина ничего не спросила. Светлые, выцветше-зеленые глаза спокойно взглянули из-под припухших век, и он неожиданно понял, что означает выражение «лицо со следами былой красоты».
Черт, как быстро спускается лифт… А если его кто-то перехватит на промежуточном этаже? Нет, вон на панели высветилась цифра 5, 4, 3… Все нормально! А если она что-то почувствует? Ну ведь нельзя же ничего, совсем ничего не почувствовать, когда рядом с тобой стоит Смерть?
Глупости. Авось обойдется. Точно, обойдется.
Он посторонился, прижался к стенке, как бы непременно желая пропустить даму первой. Этакий приторно-вежливый идиот, который предпочитает потолкаться, только бы соблюсти замшелые приличия:
– Прошу.
Она чуть опустила голову, благодаря, сделала шажок вперед, он оказался за ее спиной. Отработанным движением выхватил из кармана шприц, свободной рукой поймал ее правую руку, повернул, всадил шприц в мякоть ладони.
Старуха обернулась к нему, взглянула изумленно…
Он толкнул ее к стенке, протиснулся мимо. В подъезде никого. Не придется орать испуганно:
– Помогите! Женщине плохо! Наверное, сердце!
Проскочил к ступенькам, но не выдержал-таки – оглянулся.
Старуха уже не смотрела ему вслед: закатив глаза, сползала по стеночке лифта, прижимая к груди руку.
Он понесся вперед, выскочил из подъезда, немедленно принял самый скучный и будничный вид, хотя играть оказалось не перед кем – двор был совершенно пуст. Слепо глазели окна припаркованных на газоне машин – опять же пустых.
Ну просто поразительно повезло! Родимый авось не выдал!
Свернул под арку, обошел дом со стороны улицы, по Алексеевской, заглянул уже под другую арку – снизу, от Звездинки.
Тишина и покой. Да, если и совершать убийства, то не под покровом ночи, а в десять утра, когда весь мир занят своими делами.
Так, теперь к Александре. К Александре…
Он нахмурился. Вчера, надо было все это сделать еще вчера! Нельзя было позволять ей…
Ладно. Он повернул наверх, на улицу Горького, к автостоянке, размышляя, брать машину или нет, но никак не мог сосредоточиться. Почему-то перед глазами все маячила да маячила эта маленькая старушечья лапка, затянутая в черную перчаточную кожу. Хорошо, что на ней была перчатка: следа от укола даже сейчас-то практически не видно, а минут через двадцать он и вовсе затянется… Нет, все-таки зря он оглянулся, зря!
Теперь самое главное – не оглядываться на Александру.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});