Читать интересную книгу О странностях любви... (сборник) - Юрий Поляков

С уходом пожилого господина в фетре почти все провожавшие Руслановых словно бы почувствовали облегчение от необходимости льстить и от невозможности позлословить насчет его превосходительства.

Тотчас же пошли сдержанные обмены впечатлений.

Сестра его превосходительства, молодящаяся генеральша, первая же шепнула дочери:

— Я думала, что он хоть теперь тебе даст пакет, Мета… Он ведь знает, что мои дела не блестящи… И я не могла…

— Скряга! — ответила Мета…

— Эгоист был, эгоист и остался!

Какая-то родственница Меты говорила блестящему офицеру:

— Кажется, мог бы подарить что-нибудь приличное племяннице… А то скверненький браслет в сто рублей… И ведь одинок… Старый холостяк…

— Ну, не совсем одинок, — заметила другая дама.

— Не очень-то ему стоит эта дама.

— Скуп!

— И жалуется, что, кроме жалованья, ничего.

— Знаем мы эти «ничего»… И вдруг где-то имение в триста тысяч.

— Не мудрено. Рыцари без страха и упрека обязательно выигрывают на свой билет двести тысяч! — проговорил какой-то статский смеясь.

Красивый седой генерал говорил другому генералу.

— Ты знаешь… Я командовал полком, а он был в то время каким-то незначительным «чинушей».

Красивый генерал подернул плечами, точно был обижен и удивлен.

— А ловкая шельма… Слышал, недавно? — ответил генерал.

И не без завистливого смеха говорил что-то на ухо другому.

— Неужели?

— Все говорят.

Пробил третий звонок. Поезд тихо тронулся.

Мета и Никс весело кивали из открытого окна купе в ответ на поднятые шляпы мужчин и воздушные поцелуи дам.

Генеральша, отирая слезы, крестила в воздухе дочь и воскликнула:

— Да хранит тебя бог! Пиши, Мета!

Разбившись на группы, провожающие пошли к выходу. Слышались замечания о новобрачных.

— Никс прогадал… У Меты ничего.

— А пензенское?

— Один из воздушных замков матери… Кругом должна.

— А у Никса?

— Долгов еще больше.

— Бедная Мета… Она так любит.

— Этого мало… Бедняга Никс!

— Толком узнай, что получает.

— Влюбились…

— Никс!? Едва ли…

— Но как они будут жить?

— Дядя устроит… Заплатит долги Никса ради Меты…

— Не из таких американских дядюшек.

— Никс сам виноват. Не женись!

— И зачем Мета пошла за нищего?

III

Никс волновался… «Что даст ему женитьба?»

Он прибрал к месту букеты, коробки с конфетами, саки и чехлы с зонтами.

Мета сняла шляпу, посмотрела на себя в зеркало, сняла перчатки и взглянула на свои красивые руки с кольцами на длинных тонких пальцах.

Оба сели рядом.

«О делах еще рано!» — подумал Никс и поцеловал Мету.

Мета приникла к нему. Никс не без сентиментальности гладил ее волосы.

Мета, казалось, предпочла бы более серьезные доказательства счастия Никса. Когда он был женихом, не гладил головы, а целовался.

И, переполненная чувством, она почти умиленно, восторженно прошептала:

— О, как я люблю тебя! И как я горжусь тобой, Никс!

Что Мета, давно желавшая семейных радостей и считавшая флирт одним из приятных видов спорта, была как кошка влюблена в дьявольски красивого блондина, это было естественно и понятно. Но почему она могла гордиться Никсом, — этого не мог понять даже и при всей своей наглости Никс.

Кроме лица и сложения, он никакого повода для гордости не подавал.

Но это ему было приятно, — пусть гордится мужем!

И Мета, на которой он женился с специальной целью, ему очень нравилась. Кроме «души», у нее была и красота… Двадцать семь, правда, но моложава и свежа. Сложена отлично. Целуется вкусно, — видно, выучилась на флирте. Читает даже журналы. Умеет вести умные разговоры без претензий bas bleu[45]. Умеет одеваться. Влюблена и влюбится сильнее. С матерью не особенно дружна. Генеральша слишком афиширует своего юнца любовника, невозможного балбеса.

Вот все или почти все, что знает Никс о жене.

Он подумал, что пока еще не может ею гордиться.

Вот когда убедится, что даст пензенское имение…

Никс не сомневался, что оно «серьезно» и Мета обеспечена… Она не девчонка и не дура, понимает, что порядочным людям жениться нельзя только на влюбленных девушках… И теперь домашний очаг казался Никсу такой прелестью… И Мета так мила в своем проявлении горячего порыва, что Никс как будто и не совсем лживо смягчил свой мягкий голос до влюбленной нежности, когда, крепко сжимая руку Меты в своей, говорил:

— Любимая… Родная… Моя красавица… И как хорошо мы поживем в Крыму… Море… Горы… Тепло… Прогулки… И вместе… вместе…

И Никс прибавил:

— В Москве остановимся. Хочешь, Мета?

— Конечно. Я не была в Москве… Там хорошо?

— Гостиницы недурны. Остановимся в «Дрездене». Завтракать в «Большом Московском»… Обедаем в «Эрмитаже»… Кормят хорошо… А вечером…

Никс сообразил, что в его словах нет обязательно поэтического настроения. Он говорил с женой почти так, как говорил с легкодоступной женщиной, когда возил такую в Москву дня на три. Он обещал роскошный номер, обеды в «Эрмитаже» и вечер у Омона.

И Никс понимал, что, во всяком случае, нужна «поэзия».

И он сказал:

— Мы будем счастливы, Мета.

— Если ты…

— Что?

— Не разлюбишь скоро…

— Тебя?

И Никс рассмеялся. Он хотел поцеловать Мету, но в двери постучались.

Вошел кондуктор, взял билеты и спросил, когда приготовить постели.

— В Любани. Мне есть хочется. А тебе, Мета?

И ей захотелось есть… Сегодня был поздний завтрак dinatoire[46].

Когда они остались одни, Мета серьезно спросила:

— Так не разлюбишь?

— Нет, нет, нет…

— Ты раньше любил, Никс?

— Никого.

— А эти твои дамы…

— Ты слышала?

— Да…

— Ну, так это были увлечения… Мимолетные связи… А теперь… Теперь совсем другое… Понимаешь… Тихий домашний очаг… Уютное гнездо… Красавица, умница жена… Милая!.. Но отчего твой дядя недоволен, что ты вышла за меня замуж?

— Он только собою доволен… И не все ли тебе равно, Никс?.. Мы любим друг друга…

— Это не мешает, Мета, чтобы твой скряга перевел меня к себе и устроил бы лучше, чем в моем министерстве.

— Мама попросит… И я, Никс… Не тревожься!

— Я не тревожусь… Надеюсь, и без дяди мы можем жить порядочно… То, что у меня, да твое пензенское… Прости, Мета, что говорю о такой прозе.

И Никс прибавил «поэзии» в поцелуе.

Напоминание о «пензенском» испугало Мету. Она почувствовала себя безмерно виновной перед Никсом и, полная раскаяния, мучилась, что во время флирта с ним как-то мимоходом сказала о «пензенском». А мама тоже говорила при Никсе о продаже пензенского… Никса обманули… Он верил… Он не скрывал, что не имеет большого состояния…

И Мета забыла совет матери…

«Никс так любит… Он простит… Надо сию минуту сказать!» — мучительно-нетерпеливо подумала Мета и со слезами на глазах трагическим шепотом проговорила:

— Никс… Милый… Хороший… Прости…

И, вероятно, понимая, как вернее получить прощение, Мета крепче целовала Никса в губы.

Никс отвел губы, чтобы удобнее было Мете говорить, а ему слушать. Он в первую минуту не пришел в ужас от того, что рассчитывал узнать. Его мужское самолюбие было оскорблено, и он уже заранее примирялся с Метой.

«Дофлиртилась к двадцати семи летам!» — подумал он.

Снисходительно-насмешливая улыбка скользнула по его губам и, поглаживая склоненную голову Меты, Никс ласково прошептал:

— Не волнуйся, Мета… Рассказывай, родная… что такое?.. Если бы и роман был… Разве я, милая, не люблю тебя…

— И тебе не стыдно, Никс?.. — с нежным упреком промолвила Мета…

Никс продолжал гладить голову.

Внезапно освобождая свою голову, Мета прибавила:

— Что это у тебя за привычка гладить волосы, Никс?..

Никс извинился и просил:

— Так какая у тебя, Мета, тайна? Она очень страшная? — шутя прибавил Никс.

— Она меня мучила… Хотела раньше, но…

— Говори.

— Милый! Пензенского имения нет!

Никс в первую минуту, казалось, не понимал.

И прошептал подавленным голосом:

— Что?! Как?!

— И ничего у меня нет… Знай, Никс! И ты не разлюбишь своей Меты?.. Ведь нет?

И Мета хотела обвить шею Никса. Он отодвинулся.

Мета взглянула на него и… увидала совсем другое лицо.

Оно было бледное, злое и испуганное. Глаза горели резким блеском. Губы искривились. Он с нескрываемым презрением смотрел на Мету и нервно теребил бородку.

«И он только что говорил о любви?» — подумала Мета и замерла в ужасе, не спуская с Никса влюбленных глаз.

Несколько секунд царило молчание.

IV

Едва сдерживаясь, Никс проговорил:

— Что ж вы со мной сделали, Марья Александровна?.. Вы обманули меня?.. Вы предполагали, что одной любви достаточно?.. Чем же мы будем жить… Как вы полагаете?..