Лиззи лежала в постели, до подбородка натянув простыню. Кэйт на цыпочках подошла и внимательно посмотрела на дочь. Ее темные волосы разметались по подушке. При свете уличного фонаря Кэйт видела, какие длинные у Лиззи ресницы и как контрастируют они с бледной кожей лица. Ее девочка и в самом деле прелестна! Природа дала ей так много! Откуда же в ней эта неукротимая тяга к саморазрушению?! Кэйт была убеждена, что наркоманы желают лишь одного — разрушения!
По щекам поползли слезы. Отвернувшись от Лиззи, она огляделась. Все такое знакомое, дорогое: куклы, набор косметики на туалетном столике, книги, небрежно расставленные на полке… Хорошо еще, что Лиззи попыталась навести здесь хоть какой-то порядок!
Вдруг взгляд Кэйт привлек клочок бумаги на туалетном столике в нескольких шагах от нее. Она подошла, взяла его в руки и стала читать. Смысл слов ускользал, и она снова и снова перечитывала записку.
«Прости, мам! Прости, мам! Скажи ба, что я люблю ее… Скажи ба…»
Она взглянула на Лиззи. Мертвенная бледность ее лица вывела Кэйт из оцепенения. Откинув одеяло и простыню, Кэйт увидела кровь, алеющую даже в сумеречном свете. С трудом сообразив, что кровь бьет ключом, Кэйт схватила висевшее на стуле полотенце и стала перевязывать запястья Лиззи. Пальцы не слушались, сердце бешено колотилось, его стук барабанным боем отдавался в ушах.
Помчавшись к себе в спальню к телефону, она набрала номер «Скорой помощи». На белой трубке появились следы крови. Это кровь ее Лиззи! Кровь Лиззи! Сама не понимая, как ей это удается, Кэйт спокойно и четко отвечала на вопросы диспетчера. Видимо, в эти минуты сказался ее профессионализм!
— Скорее, пожалуйста! О Боже, поторопитесь же! — Она не знала, произносит эти мольбы про себя или вслух. Положив наконец трубку, Кэйт снова бросилась в спальню Лиззи.
«О Боже милостивый, сохрани ей жизнь! Я сделаю все, что ты захочешь, только сохрани ей жизнь! Я буду каждый день ходить в церковь, пока не умру…»
Не одна Кэйт в тяжелую минуту жизни пыталась заключить сделку с Богом!
Наконец в гнетущей тишине завыла сирена «скорой помощи». Только когда Кэйт, шатаясь, выходила из комнаты, она заметила мать: Эвелин стояла в дверях с пепельно-серым лицом.
Кэйт не посмела взглянуть ей в глаза и вместе с дочерью уехала в больницу.
— Чего угодно Кэйт могла ожидать от жизни, только не того, что произошло за последние сутки. Такое ей и в дурном сне не снилось! Скажи кто-нибудь, что с ней случится, она рассмеялась бы ему прямо в лицо!
Но сейчас на нее свалились все беды. К сложнейшему расследованию по делу об убийствах добавилась еще одна проблема, не менее сложная. И Кэйт не сомневалась в том, что жизнь ее никогда не войдет в прежнее русло.
Кэйт ждала в приемном покое больницы и, глядя на молодого улыбчивого врача, думала о том, как странно выглядят его волосы. Казалось, их не стригли, а выдирали клочьями. Подбородок был не брит.
— Ну, что я могу вам сказать, миссис Барроуз? Мы наложили швы. Порезы, конечно, глубокие, но жизни не угрожают, главные артерии не задеты. А без сознания она была потому, что наглоталась снотворного. Сейчас она проснулась, но еще очень слаба.
— Можно мне ее повидать?
— Разумеется. Утром мы покажем ее психиатру.
— Психиатру? — тихо переспросила Кэйт.
— Да, так принято. Всех, кто покушался на самоубийство, показывают психиатру. Не волнуйтесь, все будет в порядке.
Кэйт пропустила мимо ушей эту банальную реплику: врач всего-навсего старался утешить ее.
Она поднялась и стала гасить сигарету, не замечая, что она давно уже погасла.
— Значит, я могу пройти к дочери?
— Конечно, можете. Только не утомляйте ее. Самое лучшее лекарство для больной — это сон. Сон — поистине великий целитель!
Кэйт так хотелось сказать, чтобы он заткнулся, но вместо этого она улыбнулась ему:
— Большое спасибо!
Войдя в палату, Кэйт увидела, что кровать скрыта занавесками, и осторожно приподняла край одной их них.
Лиззи лежала с открытыми глазами, и Кэйт заставила себя улыбнуться.
— Прости меня, мам! Мне, право же, очень жаль.
— О Лиззи! — воскликнула Кэйт, и вся боль ее, все страдания выплеснулись наружу горючими слезами.
Мать и дочь плакали навзрыд.
— Все будет хорошо, Лиззи, обещаю тебе. Мы справимся с этим!
— Ох, мама! И зачем только ба прочла мой дневник!
Голос Лиззи прерывался от легкой икоты, и это не ускользнуло от внимания Кэйт.
— Мы все это как-то уладим между собой. Сейчас главное, чтобы ты поскорее поправилась.
В маленькое пространство палаты втиснулась сестра. Кэйт уловила исходящий от нее запах персикового мыла, и этот запах напомнил ей времена молодости, когда Лиззи была совсем еще крошкой.
— Вам сейчас лучше поехать домой, — обратилась сестра к Кэйт. — Девочке необходимо как следует выспаться.
Кэйт не возражала. Она поцеловала Лиззи, убрала с ее лица волосы и при этом не переставала улыбаться, хотя это ей стоило немалого труда.
— Я утром приду, хорошо?
Лиззи кивнула и закрыла глаза. Как только Кэйт раздвинула дверь палаты, навстречу ей шагнул Патрик.
— О Кэйт, я места себе не нахожу! — Он раскрыл ей объятия, она кинулась ему на грудь, ощутив исходившую от него силу, и сразу почувствовала себя в безопасности. Он стал гладить ее по голове, целовать, а она, уткнувшись лицом в воротник его кашемирового пальто и вдыхая аромат его тела, туалетной воды и сигаретного дыма, не выдержала и разрыдалась.
Они вместе вышли из больницы, и он повел ее к своей машине. Кэйт даже не пришло в голову спросить, как он узнал о том, что она здесь. И вообще как он узнал о случившемся.
Она просто радовалась тому, что он рядом.
Глава 15
Эвелин услышала шум подъехавшей машины и выглянула в щель между тяжелыми шторами. Машина была шикарной, и Эвелин фыркнула: наверняка за кем-то из соседей. Но тут же нахмурилась, увидев вылезавшую из автомобиля дочь. Впрочем, столько событий произошло за последние сутки, что нечему удивляться. Тем временем из машины вышел мужчина, и когда оба повернулись лицом к дому, Эвелин задернула шторы.
Она села на диван и так и сидела, пока в замке не проскрежетал ключ. Эвелин не могла заставить себя выйти навстречу дочери, как обычно, и шумно поздороваться с ней. Она слышала голос Кэйт и низкий баритон мужчины. Снова, в который уже раз, приложив к глазам промокший от слез платок, Эвелин решила дождаться, когда они войдут в гостиную.
Патрик помог Кэйт снять куртку и кинул ее вместе со своим пальто на перила лестницы. Кэйт была тронута. Патрик держался так, словно и сам жил в скромном, как у Кэйт, доме. Впрочем, когда-то он и в самом деле жил более чем скромно, не имея даже того, что имела Кэйт.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});