Читать интересную книгу Воспоминания - Иван Бларамберг

Пять законодательниц приветствуют отвергаемую исламом музыку и сравнивают ее по значению с баней. Музыке отводится большая роль на всех праздниках: во время обручения, свадьбы, родов, встречи путешественников, но особенно она рекомендуется в бане. Проводить долгие часы за слушанием музыки — не только приятное и невинное времяпрепровождение, но и весьма благое дело, которое необходимо написать золотыми буквами на ласухи-мефус, т. е. на небесной доске, где ангелы отмечают все добрые дела смертных. Горе женщине, если музыкант, развлекающий ее музыкой, заберет свой инструмент и удалится, рассерженный тем, что его недостаточно вознаградили за игру.

Кулсун-нене не забывает также напомнить о том, какие остроумные беседы должны вестись в бане. Она советует подробно обсуждать жизнь того или иного супруга в его гареме, хвалить его или хулить, в зависимости от того, добрый ли он и щедрый в обращении со своими женами. Благодаря всем этим предписаниям персидская женщина покидает баню чистая телом, обкуренная благовониями, с накрашенными щеками, бровями и ресницами, с маникюром на ногах и руках (ногти красятся красно-желтой хной), одухотворенная услышанным и увиденным и, что самое важное, с легким сердцем, если вдоволь наговорится.

Девятая глава полностью посвящена музыке, которую, как мы уже упоминали, обожали все пять законодательниц. Все дела, которые женщины выполняют под звуки музыки, богоугодны и приносят счастье, но не все инструменты одинаково подходят для этого. Предпочтение перед всеми другими инструментами необходимо отдать бубну (дайре), особенно тому, который имеет 40 металлических колец. Вот как говорится об этом в кодексе: «Благословение неба не простирается над домом, в котором нет дайре. Сопровождайте игру на нем похлопыванием в ладоши. Пусть он играет 13-го числа месяца сефара с утра до вечера и в другие несчастливые дни, чтобы избавиться от их злого влияния». Лучшим инструментом после дайре считается большой барабан, или двойной тамбурин (негаре), как знак предвещения. Музыканту, играющему на этом инструменте, всегда и везде открыт свободный доступ. Ему нельзя отказывать ни под каким предлогом. Он может сесть в присутствии любого человека, независимо от его положения, и ни одна женщина, в каком бы возрасте она ни была, не имеет права закрывать перед ним лицо или не отвечать на его вопросы. Негаре в сопровождении зурны и трубы должен ежедневно приветствовать заход солнца. Считается, что этот старый обычай, возникший, вероятно, еще в древности, приносит счастье. Поэтому-то персидские шахи имели и имеют свой негаре-хане, т. е. оркестр, который каждый вечер до захода солнца, расположившись на террасе или возвышении, так немилосердно терзает слух европейца своей игрой.

Негаре-хане является необходимым атрибутом государственной власти на Востоке, неотъемлемым спутником шахов — независимо от того, живут ли они в своей резиденции или находятся в пути.

Все сказанное здесь о музыке доказывает, что мистическому воздействию инструмента придавалось большее значение, нежели восприятию его звучания. Кулсун-нене советует всем молодым девушкам учиться игре на дайре и добавляет, что, за неимением такого инструмента, они могут использовать любые предметы, которые имеются под рукой. И на самом деле, персидские девушки рано привыкают механически подражать игре на инструменте, и многие из них занимаются целыми днями тем, что обрабатывают пальцами и ладонью оконную раму.

Для игры рекомендуются также скрипка, гитара и другие инструменты, хотя они и не имеют того благотворного влияния, как вышеупомянутые.

В десятой главе говорится об отношении жены к своему мужу.

Против этой главы особенно озлоблены персидские мужья. И следует признать, что, несмотря на все наше уважение к чистоте намерений авторов женского кодекса, они слишком решительны для своего пола, стремясь вопреки традициям Востока и Корана непозволительными приемами лишить мужчину власти над женщиной.

Мало того, что они стремятся ни с кем не делиться любовью и доброжелательностью супруга или, скорее, желают завладеть этими чувствами, они к тому же хотят иметь и полную свободу действий. Мать, сестры и вообще вся женская половина родственников супруга рассматриваются как докучливые шпионы и естественные враги. «Борьба без передышки, война до смерти, указывает кодекс, — между замужней женщиной и ее свекровью! Не давать передышки! Пусть они ожесточатся друг против друга! Пусть они ногтями и зубами рвут друг друга! То, что говорит и делает одна, другая должна мгновенно отрицать и делать наоборот». Ничто не может дать нам лучшего примера морального унижения, до которого это несчастное существо доведено недостатком воспитания и образования. Что касается супруга, то пока он имеет жену и дает ей столько денег, сколько ей необходимо на туалеты и мелкие расходы, законодательницы ручаются за ее верность и, возможно, любовь. Муж не должен препятствовать жене делать четыре вещи, а именно: идти в баню, на спектакль во время мохаррема, в дом своих родственников и на прогулку. Если он это делает, жена вправе не повиноваться ему. Здесь следуют слова Кулсун-нене: «Жена — зеркало мужа. Если он хочет, чтобы его собственное счастье отражалось в ней, то он должен относиться к ней так, чтобы она не знала заботы и горя, чтобы ее душа и лица расцветали от счастья. Муж, который готов на все ради своей жены, будет пользоваться всеми благами на том свете. Звания мудрого заслуживает тот супруг, который берет себе только одну жену». Следующая из пяти законодательниц говорит: «Женщина — это букет. Хочешь быть опьяненным его благоуханием и красотой, не давай ему увянуть. Разреши ему (т. е. жене) вкушать удовольствия одно за другим».

После этих общих рассуждений переходят в случае необходимости к действиям. Если муж упрям и строптив, то его нужно заставить покинуть жену. Существует много способов добиться этого: третировать детей, бить прислугу, ломать мебель, а если и это не поможет, проклясть и околдовать тирана.

Одиннадцатая глава посвящена поварскому искусству или, скорее, мистическому влиянию, которое может оказать потребление различных блюд на счастье или несчастье женщины. К нему прибегают в том случае, если речь идет о клятвенном обещании. Блюдо семину и суп ааш-бехлул играют при этом главную роль. Впрочем, эта глава не представляет большого интереса для тех, кто не испытывает желания испробовать на себе действие всех этих специй.

В двенадцатой главе описываются средства против дурного глаза. Существует по крайней мере 41 средство, одно сильнее другого. Здесь и мистические буквы на амулетах, раковинах, когтях диких зверей, рогах антилоп и бог знает на чем еще, что пришивается на платья, надевается на руки и шею или закладывается в браслеты, которые носят женщины и дети. Зачастую прибегают и к окуриванию. К мангалу, на который высыпают 140 зерен растения исфенд (один из видов руты), сбегаются молодые женщины. Действия дурного глаза избежит та, на которую попадет больше всего дыма от этих зерен. Но для этого нужно быть веселой. Раздаются звуки тамбурина. Молодые женщины смеются, играют, обнимаются и начинают танец. Движения, повороты и позы рассчитаны на то, чтобы благословенный дым по возможности проникал в складки одежды и обволакивал все тело. Впрочем, нет ничего проще, так как женская персидская одежда очень просторна. При этом необходимы пение и заклинания: «О, пусть лопнут глаза завистника! О, пусть будут они растоптаны нашими ногами!»

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});