в разных местах. Поэтому начинайте-ка что-нибудь, если остальные хотят слушать.
— Это ещё лучше карт, — проговорил извозчик, — если кто-нибудь рассказывает славную историю. Я часто охотно езжу по деревенским дорогам самым тихим шагом и слушаю, когда кто-нибудь идёт рядом и рассказывает что-нибудь хорошее. А в дурную погоду я многих брал к себе на телегу, с условием чтобы они рассказывали что-нибудь. Ещё был у меня один приятель, которого я, по всей вероятности, только потому и любил так сильно, что он знал истории, которые продолжались по семи и больше часов.
— И я тоже, — прибавил юный золотых дел мастер, — очень люблю слушать рассказы, и мой хозяин в Вюрцбурге должен был решительно запретить мне книги, чтобы я не слишком много читал разных историй и не запускал из-за этого работы. Так вот, механик, отличись-ка чем-нибудь хорошеньким. Я знаю, ты мог бы рассказывать с этой минуты до наступления дня, пока истощится твой запас.
Механик выпил, чтобы подкрепиться для рассказа, а затем начал так…
Предание о гульдене
В Верхней Швабии ещё до сего дня стоят стены замка Гогенцоллернов, который некогда был самым величественным в стране. Он поднимается на круглой крутой горе, и с его отвесной высоты широко и далеко видна страна. Но так же далеко и даже ещё много дальше, чем можно видеть отовсюду в стране этот замок, сделался страшен смелый род Цоллернов, и имена их знали и чтили во всех немецких землях. Много веков тому назад, когда, я думаю, порох ещё не был изобретён, на этой твердыне жил один Цоллерн, который по своей натуре был очень странным человеком. Нельзя сказать, чтобы он жестоко угнетал своих подданных или жил в распре со своими соседями; однако, несмотря на это, никто не верил ему из-за его угрюмого взора, морщинистого лба и резкого, ворчливого характера. Было мало людей, кроме челяди в замке, которые когда-либо слышали, чтобы он говорил обыкновенным образом, как другие люди. Когда он ехал по долине и кто-нибудь при встрече с ним быстро стаскивал свою шапку, останавливался и говорил: «Добрый вечер, господин граф, сегодня славная погода», он отвечал: «Вздор!» или «Сам знаю!». Если кто-нибудь в чём-нибудь не угождал ему или его коню, если с ним в лощине встречался крестьянин с повозкой, так что граф не мог довольно быстро проехать на своём вороном, то он выливал свою злобу в громе проклятий. Однако ни разу не было слышно, чтобы он в этом случае побил крестьянина. В стране его прозвали Грозой фон Цоллерн.
У Грозы фон Цоллерна была жена, которая представляла полную противоположность ему, будучи тихой и приветливой как майский день. Часто дружелюбным словом и снисходительным взглядом она примиряла со своим супругом тех людей, которых он оскорбил резкими выражениями. А беднякам она делала добро везде, где только могла. В летний зной или в ужасную снежную погоду она охотно сходила с крутой горы, чтобы навестить бедных или больных детей. Если на такой дороге её встречал граф, он ворчливо говорил: «Знаю уж, вздор!» и ехал дальше.
Многих других женщин этот ворчливый возглас устрашил бы и напугал. Одна подумала бы: «Что мне до этих бедных людей, если мой господин не ставит их ни во что?» Другая из гордости или негодования охладела бы, пожалуй, к такому ворчливому супругу.
Но не такова была Гедвига фон Цоллерн. Она любила его по-прежнему; своей прекрасной белой рукой она старалась разгладить морщины на его смуглом лбу, любила и почитала его. Когда через несколько лет небо подарило ей маленького графа, она всё-таки продолжала любить мужа не меньше, в то же время выказывая и своему сынку всевозможную заботливость нежной матери. Прошло три года, а граф фон Цоллерн видал своего сына только по воскресеньям после обеда, когда его подносила ему кормилица. Он пристально взглядывал на него, что-то бормотал себе в бороду и отдавал назад кормилице. Однако когда малютка сумел сказать «папа», граф подарил кормилице гульден, но не улыбнулся ребёнку.
На третий год в день рождения сына граф велел надеть ему в первый раз штанишки и великолепно разрядил его в шёлк и бархат. Затем, приказав вывести своего вороного и другого превосходного коня, он взял мальчика на руки и звеня шпорами начал спускаться по витой лестнице. Увидев это, Гедвига пришла в изумление. Впрочем, она привыкла не спрашивать, куда он собирается и когда вернётся. Однако когда он выходил, беспокойство за ребёнка на этот раз открыло её уста.
— Вы уезжаете, граф? — спросила она.
Он не дал никакого ответа.
— Зачем же вы с собой берете малютку? — продолжала она. — Куно пойдёт гулять со мной.
— Знаю уж, — возразил Гроза фон Цоллерн и пошёл дальше.
Выйдя на двор он взял мальчика за ножку и, быстро подняв на седло, крепко привязал его платком. Затем он сам вскочил на вороного и рысью поехал из ворот замка, держа в руке повод лошади своего маленького сына.
Сначала малютке, по-видимому, доставляло большое удовольствие ехать с отцом с горы. Он хлопал в ладоши, смеялся и дёргал свою лошадку за гриву, чтобы она бежала быстрее, а граф, выражая свою радость, несколько раз воскликнул: «Славный будет малый!»
Но когда они выехали на равнину, храбрость мальчика прошла. Сначала он только робко попросил отца ехать потише. Когда же отец поехал ещё быстрее, так что порывистый ветер чуть было не захватил дух у бедного Куно, он стал тихо плакать, потом вышел из терпения и наконец закричал изо всей силы.
— Знаю уж, вздор! — начал кричать отец. — Выехал в первый раз и реветь! Молчи, или…
Но в эту минуту, когда он бранью хотел ободрить сына, его конь поднялся на дыбы, и повод другой лошади выскользнул из его руки. Он изо всех сил старался укротить животное, и когда, успокоив коня, с тревогой оглянулся на сына, то увидел только, как его лошадь одна, без маленького седока, бежала к замку.
Хотя граф фон Цоллерн был суровым и угрюмым человеком, но это зрелище потрясло его душу. Он подумал, что его сын расшибся и лежит где-нибудь на дороге. Он схватил себя за бороду и зарыдал. Но как далеко он ни возвращался, нигде не было видно следа мальчика. Он уже решил, что испуганная лошадь сбросила его в канаву с водой, которая была около дороги. Вдруг он услыхал сзади себя, что детский голос выкрикивает его имя, и когда быстро обернулся — что же! Недалеко от дороги, под