Читать интересную книгу Изгнанники (без указания переводчика) - Артур Конан Дойл

— Задержите их на минуту! — крикнул он и, подбежав к медной пушке, ударил огниво, и кремень выпалил прямо в толпу дикарей. Затем, когда они на миг попятились, дю Лю, сунув гвоздь в запальное отверстие, вбил его ударом приклада. Кинувшись в противоположную сторону двора, он заклепал пушку с другой стороны и затем только бросился к входной двери, куда нападающие оттеснили остатки гарнизона. Канадцы кинулись в дом, захлопнув с силой за собой массивную дверь и сломав ногу первому индейцу, попытавшемуся последовать за ними. Таким образом, они могли теперь передохнуть немного и обдумать, как поступить дальше.

XXXVII

ПОЯВЛЕНИЕ МОНАХА [11]

А дела их были из рук вон плохи. Если бы только враги могли обратить против них жерла этих же пушек, всякое сопротивление было бы бесполезным; но присутствие духа дю Лю избавило их от этой опасности. Две пушки со стороны реки и челноки были в безопасности, потому что их защищали из окон дома. Но число защитников страшно уменьшилось, а оставшиеся в живых были донельзя утомлены, ранены и измучены. Девятнадцать человек вошли в дом, из них один был уже прострелен насквозь и валялся на полу, а у другого оказалось томагавком разрублено плечо, и он не в состоянии был поднять мушкет. Дю Лю, де ла Ну и де Катина остались невредимыми, но Эфраиму Сэведжу пуля пробила руку. У Амоса же из пореза на лице текла кровь. Остальные также более или менее пострадали, но теперь не время было думать о ранах, так как надвигавшаяся кровавая развязка требовала решительных действий. Несколькими выстрелами из забаррикадированных окон удалось очистить двор, ибо целиться туда было крайне неудобно, но, с другой стороны, враги могли теперь укрываться за частоколом и открыть огонь снаружи. С полдюжины оброчных отвечали на пальбу в то время, как руководители обороны совещались.

— У нас двадцать пять женщин и четырнадцать детей, — говорил де ла Ну. — Я уверен, что вы, мсье, согласитесь со мной, что наша обязанность прежде всего подумать о них. Некоторые из вас, как и я, потеряли сыновей или братьев. Так спасите, по крайней мере, наших жен и сестер.

— Вверх по реке не видно ирокезских челноков, — сделал предложение один из канадцев. — Если женщины отправятся ночью, они смогут добраться до форта.

— Клянусь Святой Липой, — воскликнул дю Лю, — хорошо бы услать отсюда и мужчин, так как я не знаю, продержимся ли до утра.

Одобрительный ропот пробежал между канадцами, но старый вельможа решительно покачал своей украшенной париком головой.

— Э, э! Это что за вздор! — возразил он. — Неужели мы бросим замок Святой Марии на разграбление первой шайке дикарей, вздумавшей напасть на него? Нет, нет, мсье. Нас здесь еще около двадцати человек, а когда гарнизон получит известие о нападении на нас, — а это случится самое позднее завтра утром, — то, конечно, пришлет нам подкрепление.

Дю Лю угрюмо покачал головой.

— Если вы настаиваете на удержании этого дома, я не покину вас, — сказал он, — но жаль бесполезно жертвовать такими храбрецами.

— Челноков еле хватит на женщин и детей, — заметил Терье. — Их всего два больших и четыре малых. Ни одному мужчине не найдется места.

— Значит, вопрос решен! — заявил де Катина. — Но кто же повезет женщин?

— По реке здесь всего несколько миль, и у нас все женщины до единой умеют грести.

Ирокезы совершенно притихли, и только отдельные выстрелы с деревьев из-за ограды напоминали по временам об их присутствии. Потери их были велики, и теперь они или занимались уборкой трупов, или держали совет о дальнейшем ходе битвы. Наступали сумерки; солнце уже зашло за верхушки деревьев. Предводители, оставив по одному человеку у каждого окна, сошли к задней стороне дома, где на песке лежали челноки. К северу не было видно и признаков неприятеля.

— Нам везет, — проговорил Амос. — Собираются тучи и наступает темень.

— Это действительно счастье, ибо полнолуние началось только три дня тому назад, — ответил дю Лю. — Удивляюсь, почему ирокезы не отрезали нас от реки; видимо, их лодки поплыли на юг за подкреплением. Они могут скоро возвратиться, а потому нам не следует терять ни минуты.

— Через час будет достаточно темно, чтобы отправиться в путь.

— По-моему, пойдет дождь, и тогда окажется еще темнее.

Собрали женщин и детей, указали им места в лодках. Жены оброчных, суровые, мужественные женщины, проведшие всю жизнь под угрозой опасности, относились к предстоящему отъезду в большинстве спокойно и рассудительно; только некоторые, помоложе, плакали. Женщина всегда храбрее, когда у нее имеется ребенок, отвлекающий ее мысли от собственной особы, а тут как раз каждой замужней женщине на время плавания пришлось воспользоваться этим радикальным средством от страха. Начальство над женщинами было поручено индианке Онеге, храброй и умной супруге владельца "Св. Марии".

— Это не очень далеко, Адель, — утешал де Катина жену, прижавшуюся к его плечу. — Помнишь, когда мы слышали церковный звон, путешествуя по лесу? Это благовестили как раз в форте Сан-Луи, на расстоянии одной или двух миль отсюда.

— Но я не хочу покидать тебя, Амори. Мы не разлучались все время. О Амори, зачем нам расставаться теперь?

— Милая моя, дорогая, ты расскажешь там, в форте, что происходит здесь, и нам пришлют помощь.

— Пусть другие выполнят это, а я останусь здесь, Амори. Я буду помогать тебе, Амори. Онега научила меня заряжать ружье. Я не буду бояться, право, но только позволь мне остаться здесь.

— Не проси об этом, Адель. Это невозможно, дитя. Я не могу оставить тебя в этом доме.

— Но я уверена, что так было бы лучше.

Более грубый мужской ум еще не научился ценить по достоинству тонкие инстинкты, руководящие женщинами. Де Катина увещевал и доказывал до тех пор, пока если не убедил жену, то заставил ее замолчать.

— Сделай это ради меня, моя милая. Ты не знаешь, какую тяжесть снимешь с моего сердца, лишь только я узнаю о твоей безопасности. А за меня тебе нечего бояться. Мы смело можем продержаться до утра. Тогда подойдет подмога из форта — я слышал, что там много лодок, — и мы все свидимся снова.

Адель молчала, но крепко сжала руку мужа. Де Катина продолжал успокаивать ее, как вдруг у часового, стоявшего у окна, вырвался крик.

— К северу от нас на реке лодка. Осажденные в смущении переглянулись между собой. Так, значит, ирокезы отрезали отступление.

— Сколько в ней воинов? — полюбопытствовал де ла Ну.

— Не вижу. Темно, да к тому же и тень от берега.

— Куда она плывет?

— Сюда. Ах, вот она выплывает на открытый плес, и теперь ее можно хорошо рассмотреть. Слава тебе. Господи. Двенадцать свечей поставлю в Квебекском соборе, если доживу до будущего лета.

— Да что же там такое? — нетерпеливо крикнул де ла Ну.

— Это не ирокезский челнок. В нем только один человек. Он — канадец.

— Канадец! — воскликнул дю Лю, вспрыгивая на окно. — Только безумный может отважиться явиться один в это осиное гнездо. Ага, теперь я его вижу. Он держится вдали от берега во избежание их выстрелов. Вот он на половине реки и поворачивает к нам. Честное слово, этот святой отец не в первый раз держит весло в руках.

— По-видимому, иезуит, — произнес, вытягивая шею, один из осажденных.

— Нет, я вижу его капюшон, — ответил другой, — это — францисканский монах.

Минуту спустя лодка зашуршала по песку, и в распахнувшуюся дверь вошел человек в длинной темной одежде францисканского ордена. Он быстро оглядел всех кругом, подошел к де Катина и положил на плечо ему руку.

— Итак, вы не ушли от меня, — произнес он сурово. — Мы разыскали дурное семя, прежде чем оно успело дать ростки.

— Что вам угодно, отец мой? — спросил изумленно де ла Ну. — Вы, очевидно, ошиблись. Это — мой хороший приятель Амори де Катина, из французских дворян.

— Это — Амори де Катина, еретик и гугенот! — крикнул монах. — Я гнался за ним по реке Св. Лаврентия, а затем по Ришелье и прошел бы за ним на край света с целью взять его с собой.

— Ну, отец святой, ваше усердие заводит вас слишком далеко, — заметил де ла Ну. — Куда же вы хотите захватить моего друга?

— Он с женой должен вернуться во Францию. В Канаде не место еретикам.

— Клянусь Святой Анной, святой отец, — проговорил дю Лю, — если бы вы в настоящее время взяли нас всех во Францию, мы были бы очень обязаны вам.

— И вспомните, — строго прибавил де ла Ну, — что вы здесь под моей кровлей и говорите о моем госте.

Но нахмуренное лицо старого вельможи не могло смутить монаха.

— Взгляните на это, — показал он, вытащив из-за пазухи какую-то бумагу. — Она подписана губернатором и предписывает вам под страхом королевской немилости вернуть этого человека в Квебек. А, сударь, когда вы в то утро высадили меня на остров, вы и не воображали, что я вернусь в Квебек, чтобы получить эту бумагу, и проплыву за вами столько сотен миль по реке. Но теперь вы в мои руках и я не покину вас до тех пор, пока не увижу вас с женой на корабле, отвозящем нас всех во Францию.