Когда хан преподносил награду за самого быстрого коня, младшая из трех его дочерей, стоявших с ним рядом, тайно пометила Отгек Джумана своим знаком.
Получив высокую награду, он на обратном пути, заклиная, дунул на своего прекрасного белого коня, на свои стрелы и лук, сапоги и платье, спрятал их, снова надел прежние нищенские сапоги и платье и вернулся в свою юрту.
Вечером Майышгак и Шойушгак говорили друг другу:
— Ах, как прекрасен был конь юноши, выигравшего состязания, и как прекрасен был он сам! И он — тезка нашего Отгек Джумана.
Наутро, когда старшие братья снова собрались уходить и крикнули: «Мы отправляемся на праздник!»— Отгек Джуман сказал:
— Я тоже пойду туда.
Не разрешили ему этого Майышгак и Шойушгак, затолкали бедного Отгек Джумана в загон для телят, заперли дверь, прислонив к ней тяжелый камень, и уехали.
Как только оба старших брата ускакали, сдвинул Отгек Джуман подпиравший дверь камень, отбросил его и вышел на волю. Побежал он к входу в свое красно-бурое ущелье и раздвинул его.
В красно-буром ущелье было полным-полно красно-бурых пятнистых лошадей, они едва в нем помещались, и ближе всех к нему стоял красно-бурый конь, огромный, как красно-бурая гора Алтая, а грива его мела землю. За ним на отвесной красно-бурой скале лежало все, что было ему надобно: сапоги и платье, седло и узда и его оружие. Всему этому он нашел место, а затем со свистом пронесся на своем коне через красно-пестрые небесные облака, не теряя из виду юрты хана.
И опять опустился он за юртой, пустил своего коня иноходью и спешился у юрты-дворца хана. Он высоко запрокинул и крепко подвязал голову коня поводом к седлу и подвесил к седлу стрелы и лук; мягко ступая, подошел он к юрте, где сидели богатыри, и вошел. Когда он вошел, богатыри, заполнившие юрту, удивились, уставились на него и пропустили его к почетному месту.
Услыхав страшный шум, хан вышел из своей юрты-дворца и увидел игравшего головой красно-бурого коня величиной с красно- бурую гору Алтая. Седло его, сбруя и висевшие у седла стрелы и лук были так хороши, что таких еще не приводилось никогда видеть человеку, и хан невольно подумал: «Что за богатырь! Откуда он приехал? О небо!» Ему было невмочь оставаться в неизвестности, и он толкнул дверь в юрту-дворец богатырей. Там сидел вчерашний красавец, сегодня он был еще прекрасней, и хан, не в силах вымолвить ни слова, опустился у двери, да так и остался там сидеть.
Когда наконец наступило время больших состязаний в борьбе и вышел Отгек Джуман в борцовском наряде, от восхищения его красотой все забыли про свои дела. Боровшиеся с ним юноши безуспешно пытались схватить его за руки.
Когда хан награждал его, младшая из стоявших тут трех дочерей хана опять оставила на Отгек Джумане свою мету.
По пути домой он снова, произнося заклятие, подул на прекрасного коня, седло и узду, на сапоги, платье и оружие и, спрятав все это, вернулся к своей юрте и уселся в телячьем загоне.
На следующее утро Майышгак и Шойушгак опять сказали:
— Мы уходим.
Когда же Отгек Джуман сказал: «И я ухожу», старшие братья запихнули его под черный казан и ушли. Выждав, пока Майышгак и Шойушгак перевалят за седловину, Отгек Джуман опрокинул черный казан и освободился. Он подошел к расщелине длинного черного ущелья своего отца и сказал:
— Мое длинное черное ущелье, отворись! Это пришел я, Отгек Джуман, тот, что должен отправиться на большие ханские состязания!
Заглянул он внутрь длинного черного ущелья, а там было столько черно-пестрых коней, что они там едва умещались. И был среди них черный конь с удлиненным телом и ушами длиной в две пяди. Поймал он этого коня и, подойдя к своему четырехугольному черному камню, молвил:
— Золотой черный абдыраа, откройся!
Когда камень открылся, он натянул черные сапоги, надел шапку с шариком, подобающим только ханам, и халат из собольих и бобровых шкур. Он положил на коня подходящее черное седло и узду из кожи, украсил его золотыми и серебряными нагрудником и подхвостником, и стал конь выглядеть совсем по-иному.
Несясь в полете меж черно-пятнистых облаков, приблизился Отгек Джуман к земле хана. Слез у его коричневой юрты-дворца. Повесил на коня, крепко-накрепко перевязав их, свои стрелы длиною в девяносто саженей и лук вместе с колчаном. Вошел в коричневую юрту-дворец, и, сколько в ней ни было людей, все заговорили с ним:
— О, кто вы такой? Пройдите на почетное место!
И когда он уже сидел на почетном месте, вышел на этот шум из своей белой юрты-дворца хан, стал восхищаться стоящим у бурой юрты черным конем и вошел в юрту, чтобы посмотреть на его хозяина.
А там сидел прекрасный юноша, величественнее, чем сам хан, с чистым молодым лицом.
— Чей ты сын? Откуда приехал? Где твоя земля? — спросил он его.
— Зовут меня Отгек Джуман, я сын Джагыр Мергена, который дожил до ста лет. А теперь я один-одинешенек на свете. Вот прослышал, что будут состязания в стрельбе по ремням [88], и приехал принять в них участие. Позвольте мне участвовать в этих играх, досточтимый дедушка! — ответил он.
И сказал великий хан:
— Конечно! Участвуй! Есть ли вообще юноша достойней тебя?
Собрался народ из всех хошуунов. Собрались юноши, чтобы сплести четыреста, пятьсот ремней. И поднялся большой шум и спор о том, кто положит начало. Милый наш Отгек Джуман скатал плетеный аркан длиною в двенадцать саженей, привязанный к его седельным ремешкам [89], и крепко-накрепко скрепил его, так что стал он величиной с маленький казан.
Когда перед стрельбой по ремням поднялись шум и суета, Отгек Джуман спросил хана:
— С расстояния во сколько лет и месяцев пути мы станем стрелять по ремням?
И хан ответил:
— Не с расстояния лет и месяцев и даже не с расстояния в шесть часов. Мы будем стрелять только с расстояния, на котором можно услыхать крик.
Так он и приказал.
Стреляли юноши, которые сплели по пятьсот, по шестьсот ремней, а Отгек Джуману пришлось стрелять последним. Никто из стрелявших не выбил ни одного ремня. Тут вынул Отгек Джуман свой длинный желто-пятнистый лук, взял одну за другой три стрелы и сказал:
— Мало здесь места, чтобы натянуть лук в полную силу, поэтому для стрельбы по ремням я сделаю выстрел средней силы.
И еще он сказал:
— Я пущу три стрелы из лука, сразу исполнив три тайных желания мужчины! Делать нечего, ведь я — самый последний.
И, выстрелив трижды тремя стрелами, он выбил три главных ремня.
Все подданные ханских хошуунов совсем приуныли и просто онемели, ибо Отгек Джуман подряд тремя выстрелами выбил ремни, в стрельбе по которым полагалось состязаться весь день, и сразу стал победителем.
— Этот юноша по имени Отгек Джуман, выигравший в стрельбе по ремням, стоящий парень, — говорили все.
Подданные же царства — хлоп! — жители хошуунов — бух! — на том и разошлись.
Когда же начался праздник великого хана и стали пить арагы и кумыс, младшая из бывших тут трех дочерей хана, которую хан любил и берег как зеницу ока, в восхищении так кинула Отгек Джуману свое золотое кольцо, что оно попало ему прямо на палец. А потом ее хан-отец пометил его своим знаком, чтобы, где бы он ни был, узнать его.
Когда прошло семь дней праздника, он велел всему своему на- роду собраться еще раз. «Пусть все они пройдут мимо моей дочери, — думал он, — а я узнаю нужного мне человека».
Три дня шли люди мимо хана. В последний день, когда Отгек Джуман хотел во что бы то ни стало пойти туда и спорил с Май- ышгаком и Шойушгаком, они сказали ему:
— На такого несчастного, нищего и оборванного, как ты, хан вообще не обратит никакого внимания. Лучше уж пойти туда черной собаке, чем тебе, понимаешь?
— Вы, братья, провели уже шесть-семь дней на празднике хана, я же, бедный, не был там ни разу. Как выглядит хан? Хотелось бы хоть разок взглянуть на его лицо, — сказал Отгек Джуман.
— Ну, коли так, то по крайней мере не говори никому, что ты младший брат Майышгака и Шойушгака! Скажи: «Я несчастный сирота, бродяга». Не ходи за нами! — приказали братья.