Читать интересную книгу Мастер-арфист - Энн Маккефри

— Миннарден сказал, что будет аккомпанировать мне. Тебе ведь будет не до этого… — и Мерелан пылко сжала сына в объятьях, — Твоя Касия — просто прелесть, и она без ума от тебя! Вы с ней будете счастливы, Роби! Я точно знаю!

— Я уже счастлив, — отозвался Робинтон, глуповато улыбаясь. — И еще, мама: у меня тут есть одно сочинение, и я хочу, чтобы ты на него взглянула.

— Что, вправду? Ну, прямо совсем как раньше! — рассмеялась Мерелан. Робинтон нырнул в ящик стола и принялся копаться, разыскивая записанную сонату. — Я почти ревную тебя к тем, кто теперь видит твои сочинения раньше меня.

— Но я же всегда посылаю…

— Я знаю, милый. Но это так приятно — видеть их первой…

Мерелан развернула свиток и удивленно прищурилась, увидев начало. Потом она начала тихонько напевать вступительную часть. Потом, чуть склонив голову набок, Мерелан принялась с нотами в руках расхаживать по комнате. Она то напевала отдельные отрывки, то просто кивала головой в такт музыке, но взгляд ее неотрывно был прикован к пергаменту.

Робинтон следил за матерью, чувствуя, как у него сжимается сердце, а к горлу подступает тошнота. К счастью, он уже успел перебраться в отведенные им с Касией покои. Они располагались на самом верхнем этаже холда, вдали от крыла, где проживали старые дядюшки и тетушки. Будущим молодоженам отдали две комнаты, к которым примыкала небольшая умывальня — Касия обзывала ее стенным шкафом. Но гостиная была достаточно большой, чтобы Мерелан могла свободно по ней расхаживать.

Внезапно Мерелан остановилась, зачарованно взглянула на сына, взяла гитару, уселась, подстроила инструмент и принялась играть.

Робинтон писал свою сонату с таким расчетом, чтобы ее могла играть первая скрипка, или гитара, или арфа и свирели, а время от времени должен был вступать барабан. Соната была не такой уж и длинной: она состояла из трех частей. Четвертую Робинтон добавлять не стал — хотя тот же Петирон непременно бы это сделал. Но Робинтон считал, что ему здесь нужно лишь аллегро, адажио и рондо. Скерцо лишь разрушило бы атмосферу произведения.

Но вот Мерелан сыграла завершающие аккорды — и так и осталась сидеть, прижав пальцами струны. Потом она нервно встряхнулась и подняла взгляд на сына. В глазах у нее стояли слезы.

— Роби, это лучшая из твоих вещей. Касии она нравится? Ты ведь написал это для нее, правда?

Робинтон сглотнул вставший в горле комок.

— Я еще не показывал ей сонату. Я… я не знал, достаточно ли она хороша, — пробормотал он.

— Достаточно ли она хороша! Достаточно ли хороша! — Мерелан негодующе поднялась с табурета и спрятала гитару в чехол. — Робинтон, ты никогда в жизни не писал плохой музыки, а это, — она указала на свиток с нотами, — лучшее из всего, что ты написал до сих пор. Да как ты посмел не отдать Касии эту сонату? Ты же говорил, что она играет на арфе! Это же самая романтичная вещь, какую мне только доводилось слышать. Это даже лучше, чем… — Мерелан сжала губы. — Нет, ее просто не с чем сравнить. У тебя, милый мой сын, душа романтика. — Она обняла Робинтона за талию. — Если ты сегодня же не покажешь Касии эту вещь…

— Но когда, мама? Сегодня уже почти закончилось!

Робинтон прижал мать к себе, вдыхая знакомый с детства запах трав, которыми Мерелан перекладывала свою одежду.

— В общем, сделай это как можно быстрее, — сказала Мерелан. — Касия никогда тебе не простит, что ты прятал от нее… разве что, конечно, ты ее только что закончил.

— Нет, я написал ее летом.

У Мерелан вырвался возглас смятения.

— Но если, ты так мучался из-за этой вещи, почему ты не прислал ее мне? Я бы успокоила тебя.

Робинтон, честно говоря, и сам не знал, почему он не отправил сонату матери — но теперь, услышав отзыв Мерелан, он успокоился и почувствовал себя гораздо увереннее. Он знал, что мать никогда не стала бы хвалить его с таким пылом, не будь эта вещь действительно хорошей. В таких вопросах Мерелан не сделала бы поблажки даже родному сыну.

— Роб, а у тебя есть копия этой сонаты? Мастер Дженелл наверняка захочет играть ее на других свадьбах. Она такая… такая лиричная. Такая романтическая. Ах, Робинтон, как ты меня порадовал!

Внезапно настроение Мерелан переменилось.

— Знаешь, милый, я так устала… Проводи меня, пожалуйста, в мою комнату. Боюсь, я сама не найду дороги.

Проводив мать и вернувшись к себе, Робинтон тоже собрался лечь спать: было уже поздно, а завтрашний день обещал стать более чем насыщенным. Робинтон рассмеялся, стащил с себя одежду и улегся на широкую кровать — очень скоро она должна была стать их с Касией супружеской кроватью. Ночи стояли слишком теплые, чтобы надевать ночную рубашку, — да Робинтон все равно редко ею пользовался. Слишком уж он любил спать, обняв Касию и всем телом чувствуя ее близость; это было так уютно… Робинтон глубоко вздохнул — и понял, что слишком возбужден, чтобы уснуть.

А потому он отбросил легкое одеяло, встал и разыскал длинную рубаху. Новый наряд, пошитый специально ко дню свадьбы — ну, ко дню Встречи; нечего считать себя главной шишкой, — висел на дверце шкафа. Робинтон провел рукой по парче, выбранной по настоянию Клостана. Наряд действительно был хорошо пошит, и теперь Робинтон понимал, как важно правильно скроить и подогнать одежду по фигуре.

— Арфисты что, носят вместо одежды мешки? — язвительно поинтересовался Клостан, когда Робинтон собрался наконец заказать ткачам Тиллека новый наряд.

Мастер-целитель был высоким, как сам Робинтон, темноволосым и красивым; его тонкие, изящные руки были достаточно ловки, чтобы зашивать раны, и достаточно сильны, чтобы вправлять поломанные кости. Клостан работал в Тиллеке вот уже семь лет, с тех самых пор, как получил звание мастера. Тиллеку необходим был опытный целитель, и Клостан не жалел сил, справляясь с любыми задачами, какие только могли встать перед врачом в рыболовецком холде.

— Клянусь Первым Яйцом, парень! За что ты себя так не любишь? У тебя широкие плечи… — Клостан ткнул пальцем в своего собеседника. — У тебя тонкая талия… — Он ущипнул Робинтона за бок, но щипать было особо не за что — жир там действительно отсутствовал. — Длинные ноги. Ну так покажи это все в выгодном свете!

Брюки самого Клостана плотно облегали сильные, мускулистые ноги целителя — так плотно, что еще чуть-чуть, и это показалось бы непристойным.

— Речь ведь идет о твоей свадьбе! Покажи всем девицам, что они упустили! Пусть Касия тобой гордится.

— Чем? Тем, что я выделываюсь перед всеми? — возмутился Робинтон.

— Боюсь, Роб, выделываться ты никогда не научишься, — сказал Клостан и в притворном отчаянии покачал головой.

Он улыбнулся, продемонстрировав белоснежные зубы, — и даже темные глаза целителя, казалось, от этой улыбки засверкали ярче. Потом он вновь сделался серьезен и принялся перебирать ткани, предложенные портным. Клостан поочередно разворачивал отрезы и смотрел, какой цвет придется к лицу Робинтону, изрядно загоревшему за время летнего путешествия.

— Хм, да. Я знаю, как будет одета Касия, так что нам надо подобрать что-нибудь такое, что гармонировало бы с ее платьем. Хм. Пожалуй, вот эта парча будет в самый раз. Красновато-коричневый, теплый оттенок — в самый раз…

— Парча?!

Робинтон пришел в ужас. Он всегда был бережлив, когда речь шла о расходах. Сейчас он прихватил с собой достаточную сумму — достаточную, на его взгляд. Но парча…

— Ну не можешь же ты явиться на собственную свадьбу в обносках, как ты считаешь? — негодующе поинтересовался Клостан. — Подойди к этому вопросу с другой стороны: ты получишь праздничный наряд, который потом не стыдно будет надевать на Встречи, и истреплется он не скоро.

Целитель сжал ткань в кулаке, проверяя, сильно ли она мнется, потом потянул кусок, пробуя его на прочность.

— Вряд ли ты найдешь что-нибудь того же качества — чтобы наряд служил тебе много Оборотов. Хорошая одежда — это разумное вложение денег.

— И ты их вкладываешь во множестве, — парировал Робинтон.

Клостан лукаво усмехнулся.

— Возможно. Но все мои наряды подобраны с умом, и я могу менять их так, чтобы они подходили к любой погоде и любому случаю. А кроме того, когда я хорошо одет, это успокаивающе действует на пациентов.

Робинтон бесстрастно — ведь речь шла об его бракосочетании с Касией — пощупал отрез, потом еще раз приложил к себе, отметив попутно, что глубокий красновато-коричневый оттенок выгодно сочетается с цветом его кожи.

— Если пошить вещь правильно, — Клостан жестом подозвал портного, чтобы тот снял мерку, — ты не пожалеешь о затраченном времени и усилиях. Подумай, кстати, не пора ли тебе заказать несколько новых рубах, — добавил целитель, указав на другие отрезы. — У тебя их всего три.

Робинтон — он как раз стоял, раскинув руки, а портной его измерял — почувствовал сильнейшее искушение дать Клостану затрещину. А потом он принялся хохотать. Над собой.