Как хорошо, что я не пропускала хореографию в колледже. Даже с радостью на нее ходила. Движения танца мне не совсем знакомы, но я легко их схватываю и расслабляюсь, полностью доверившись партнеру. Тело легко и привычно подстраивается под движения Бринэйна, мы, словно всю жизнь танцевали в паре.
– Ты прекрасно танцуешь! – склоняется почти к самому моему уху Бриннэйн.
– Спасибо, – искренне улыбаюсь.
С порхающими, как бабочки, фей-ир мне, конечно, не сравниться, но я вполне довольна собой. И самое главное – получаю искреннее наслаждение от вальса.
После Бриннэйна меня приглашает партнер Рхианнон. А принц приглашает сестру.
– Олесандр Падрейг, – представляется он.
Я хмурюсь, пытаясь вспомнить, где уже слышала это имя. Мужчина совершенно точно мне не знаком. Я бы запомнила кого-то с такой великолепной внешностью – синие глаза, черные вьющиеся волосы, гладкий, совершенно без щетины подбородок с очаровательной ямочкой. Как забыть такого потрясающего молодого человека?
– Анастасия, – представляюсь в ответ.
– Знаю, – хмыкает он и мило улыбается показывая снежно-белые зубы. И я, наконец, вспоминаю, где слышала это имя. Олесандр Падрейг тот самый юноша, перед которым не хотела позориться Рхианнон. Интересно он до сих пор ей настолько нравится. Или между ними уже давно отношения.
– Я вас тоже, – парирую, хитро улыбаясь. Пусть поломает голову откуда.
После Олесандра меня еще несколько раз приглашают. Даже пресловутый лорд Ситли со своей подагрой. Я искренне сочувствую пожилому мужчине. И, похоже, он остается довольным нашим знакомством. По крайней мере, когда танец заканчивается, я удостаиваюсь от него возгласа “милая девочка” и ласкового щипка за щеку. Ненавижу, когда так делают, но Ситли прощаю. Что взять с пожилого фей-ир.
После этого происшествия танцевать больше не хочется. Во-первых, я чертовски устала, а во-вторых, перед следующим снисходительным комплиментом мне явно нужна передышка.
Отхожу в уголок, и, взяв со стола кубок, наполненный ярко-желтым прохладным соком, делаю жадный глоток. Парочки снова кружатся, вальсируют, но теперь я могу со стороны оценить, насколько прекрасны и движения, и мелодия.
Фей-ир воистину, удивительные существа. Пожалуй, мне бы хотелось хоть капельку походить на них. Быть такой же утонченной и грациозной. Но, если откинуть все комплексы и любовь к самобичеванию, я и сама по себе неплоха. Нашел же что-то во мне Сил. Да и зеркало подтверждает мою правоту. Оказывается, чувствовать себя Золушкой чертовски приятно.
– О, Ана! Ну, как тебе наш вечер? – внезапно, словно из воздуха, возникает передо мной Рхианнон. Щечки королевы раскраснелись, а глаза блестят, как звезды.
– Чудесный, – прячу усталую улыбку, поднося кубок к губам.
Обижать гостеприимных хозяев не хочется, и бал прекрасен. Но я и правда чувствую, что соскучилась по своему Атару. Так, словно я его покинула не несколько часов назал, а, по меньшей мере, месяц.
– Ты устала, дорогая, – берет меня за руку Рхианнон. – Еще чуть-чуть, и можно будет удалиться, не нарушая приличий. Но сперва…
Губы королевы трогает загадочная улыбка.
– Сперва, я хочу, чтоб ты мне сыграла.
– Я? – распахиваю в удивлении глаза. Только сейчас понимаю, что Рхианнон ведет меня к музыкантам.
– Поверь, твой талант… Он от демиургов. Спой нам, пожалуйста. Спой, что-то, к чему твое сердце лежит.
Я упираюсь ногами как молодой козленок, но королева даже не замечает. А потом… Потом мне становится не до того.
Я вижу бандуру. Настоящую. Не такую, на которой я играла в Мизелье. Нашу… Она так маняще прекрасна, так изящна, что у меня самой чешутся руки дотронуться до ее полированного белоснежного корпуса. Провести пальцами по тонким серебристым струнам. Услышать, как эхом отдается каждая нотка.
– Хорошо, – едва слышно говорю, чувствуя, как пересохло в горле. А руки уже ласкают изящный гриф.
Все исчезает. Стены… Замок… Фей-ир… остается музыка. Песня… Я будто со стороны слышу свой голос. И сердце трепещет, вырывается из груди. Высокие ноты звучат надрывно и тонко. Вздымаются ввысь, теряясь где-то между звезд. Мне кажется, что все мое тело поет, моя душа, мое сердце. Как же я скучала по этому, как же мне не хватало музыки. С тех пор как мы вернулись из Горара, я ни разу не взяла в руки инструмент. Я предала свою первую любовь, предала себя.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Ой у вишневому саду
Там соловейко щебетав.
Додому я просилася,
А він мене все не відпускав…
Я умолкаю… Прикладываю ладонь к струнам, словно впитываю в себя последние звуки песни. Тишина волнами расходится по залу. В этот момент меня совершенно не волнует, что подумают фей-ир обо мне. Я словно энергией напиталась, напилась чистой живительной силой. С каждой нотой становилась сильнее и увереннее. Я это я. Такая как есть. Со своей внешностью, привычками, убеждениями. Со своей музыкой, песнями и бандурой. И другой быть не желаю.
– Это было потрясающе! – восклицает Рхианнон.
– Она и, правда, благословенна Тирейрой. Наша… Наша…
Не ваша, криво улыбаюсь. Своя…
Подходит Бриннэйн и помогает мне спустится с небольшого возвышения, на котором расположились музыканты.
Я растерянно верчу головой, не зная кому отдать бандуру.
– Она твоя, – угадывает мои мысли Бриннэйн. – Это наш с сестрой подарок. На день рождения.
– У меня день рождения в сентябре… – удивленно тяну.
– Но для нас ты родилась сегодня, – подмигивает Бриннэйн.
Ко мне спешат остальные. Делают комплименты, восхищаются голосом. Даже лорд Ситли выдавливает некое подобие улыбки. Но Бриннэйн, будто чувствует, что я хочу побыть вдали от шума, и ловко уводит в сад. Бандуру мы отдаем подошедшему слуге, и принц приказывает отнести ее в покои леди Аны, то бишь мои.
Устало опускаюсь на лавку и запрокидываю голову, вглядываясь в ночное небо. Тоска по дому охватывает все больше и больше. Веселая музыка и смех, доносящиеся сквозь открытые окна, вызывают лишь раздражение.
– Ты скучаешь… – он не спрашивает. Констатирует. И я не считаю нужным отвечать. Все понятно и так.
– А если он откажется от тебя?
– Этого не будет! – уверенно говорю, вдыхая насыщенный ночной воздух.
– Но вдруг! Что ты будешь делать?
Опускаю голову, смотрю Бриннэйну прямо в глаза, пытаясь понять, к чему эти вопросы.
– Не знаю… Петь… Играть… Искать свое место…
– Ана… – он берет меня за руку. – Ты всегда можешь рассчитывать на меня. На Рхианнон. Возвращайся к нам. Выходи за меня замуж.
Я качаю головой.
– Ты не любишь меня. А я тебя. Зачем? – забираю свою руку и откидываюсь на спинку лавки.
– Но ты мне нравишься. Подходишь…
Пожимаю плечами.
– Бриннэйн, если б я хотела жить с тем, кто меня не любит, осталась бы с Силом…
Мы смотрим друг на друга, не отводя взгляд, а потом одновременно улыбаемся. Понимать друг друга у нас получается, а вот любить… как-то не очень.
– Идем, – снова хватает меня за руку принц.
– Куда?
– Увидишь…
Он увлекает меня в глубь сада, все дальше и дальше, и я покорно следую за ним, сгорая от любопытства.
– А теперь, – он останавливается посреди какой-то поляны и берет меня за плечи. – Сосредоточься. Выкинь из головы все мысли. Закрой глаза и попробуй меня почувствовать.
– Что? Зачем? – округляю глаза.
– Ана, пожалуйста… Я хочу помочь.
Прикрываю веки. Делаю глубокий вдох… Затем выдох. Руки Бриннэйна по-прежнему на моих плечах. Я чувствую тепло ладоней. Легкое покалывание. Едва заметное колебание воздуха вокруг нас.
– Подумай, где сейчас венец… Ты знаешь?
– Знаю… – тихо отвечаю.
Венец в наших комнатах. Сил бросил его в ящик стола. Сейчас этот артефакт полностью безвреден. А в королевских покоях прятать его надежнее всего.
– Отлично, – бормочет Бриннэйн.
Сквозь закрытые веки я вижу, как светлеет вокруг. Тело будто накрывает теплой волной, которая, схлынув, оставляет после себя чувство прохлады.