Только пока еще не было настоящего рассвета. Солнце еще не взошло. Как только оно покажется, огромный корабль исчезнет. Он будет наполнен людьми, и среди них — Уилл. Он также станет частицей того человеческого самопожертвования, которое утолит голод дракона и заставит его улететь.
А вот и жрецы, пасущие это стадо жертв. Жрецы в обыкновенных костюмах: президенты компаний, ученые, газетчики.
Прямо за ними двигались их пленники. Пять сотен голов, пятьсот пар рук и ног. Настолько одинаковые в своих белых комбинезонах, что не различить.
Один из них что-то сказал. Его имя было Уилл. Он заметил ее. Он сказал…
«Он ничего не знает. Он ненавидит меня. Он думает…» Она не могла вспомнить, что же такое он думает. Что-то очень плохое. Ужасное. Ведь она хотела рассказать ему. Объяснить. Сделать, чтобы все было понятно.
«Что же он мне сказал? Что он проговорил, когда проходил мимо?»
Она закрыла глаза и стала вспоминать его лицо, движения губ, стараясь не слышать ни шума вокруг, ни оркестра, ничего. Стараясь не отвлекаться. Она должна узнать по его губам, что он сказал. Она же знает их малейшие движения, все вместе и каждое в отдельности.
Первое слово было «малыш». Второе — «люблю».
Но этого не могло быть! Он ее ненавидит. Она неправильно соединила произнесенные им звуки.
Заголосила сирена, и воздух наполнился грохотом. И люди закричали:
— Назад!
— Что вы делаете! Назад!
— Взрыв… нуль… назад!
Ее хватали за ноги, сжимали руки, но не могли удержать. Она освободилась. Побежала вперед. Быстрее, быстрее, чтобы ее не догнали.
Но уже никто не пытался ее догнать.
Она должна была сделать так, чтобы он узнал. И узнать самой. Что он сказал… она сказала… можно сказать… нужно сказать.
Малыш… люблю…
— Я люблю тебя, Уилл, — прошептала она, когда взрыв потряс воздух и бетон содрогнулся под ногами, возвещая о прощальном прыжке дракона. Затем пламя омыло ее и бросило на дрожащую землю. Она лежала ничком, устремив взгляд в сторону Уилла, который сейчас, несомненно, мог видеть ее сквозь пламя, на котором стоял.
И последней мыслью была счастливая уверенность: ему скажут. Он узнает.
И последнее, что она еще услышала, были слова, заканчивающие песню:
Свободных и храбрых знамя…
Васил Димитров
Елка для всех
(новогодняя фантастическая шутка по Айзеку Азимову)
Сьюзен Келвин пробудилась ото сна. С годами она становилась все более квалифицированным специалистом по пробуждению — по крайней мере, своему собственному. Сначала она видела какой-то слабый свет, потом ее сознание выплывало из бездны сна, словно водолаз, всеми силами устремляющийся к поверхности. Наконец она открывала глаза и некоторое время не могла сообразить, где находится.
— Стареешь, деточка, — пробормотала Сьюзен, обращаясь к себе самой, и сунула ноги в холодные туфли.
Когда-то пробуждение было одной из немногих ее радостей. В юности, а потом и в молодости Сьюзен просыпалась, полная оптимизма и хорошего настроения, готовая обнять всех ближних. Позже пробуждение превратилось в прелюдию к тяжелому, утомительному дню, редко приносящему что-либо приятное. Трудно было предложить корпорации «Юнайтед Стейтс Роботс энд Микэникл Мен» что-нибудь интересное — разумеется, кроме ее позитронных роботов. Пробуждение давно уже перестало приносить Сьюзен радость — тем более в такой день, как сегодня. Сьюзен мрачно взглянула на календарь. Было 31 декабря 2062 года. Придется вычеркнуть из жизни еще один год, а это не может быть причиной для веселья. Восемьдесят лет — это восемьдесят лет, какими бы оптимистическими ни были прогнозы врачей. Предстоит теперь читать поздравительные открытки, писать ответы, принимать уверения в самых искренних чувствах…
— Чувства, вот еще! — она передернула плечами и отправилась на кухню. День обещал быть неприятным.
В коридоре Сьюзен Келвин вдруг остановилась. Ей вспомнилось, что вчера она встретилась с руководителем научного отдела корпорации «Юнайтед Стейтс Роботс» Альфредом Лэннингом и обедала с ним. Вспомнилась и его несколько странная просьба.
Корпорация освоила новую серию позитронных роботов с углубленной эмоциональной связью и повышенным чувством контакта с человеком. Целая серия из двенадцати роботов стояла в крайней камере, где специалисты фирмы вводили в них последние эмоциональные мнемограммы, а потом ушли, оправдываясь наступающим праздником. С роботами ничего не случится, если они останутся часов на десять одни; но так как для закрепления программ в их мозгу требовалось сравнительно большое время, то могли возникнуть нежелательные флуктуации. Какие именно — Лэннинг и сам не мог сказать толком, но ему нужна была абсолютная уверенность. А потому, зная характер Сьюзен — простите, доктора Келвин, — он попросил ее побыть это время с роботами. Тем более что она бывший Главный робопсихолог корпорации, самый ценный из сотрудников фирмы и так далее и тому подобное…
Сердито прервав Лэннинга, Сьюзен Келвин согласилась побыть с роботами на время закрепления программы. Но теперь она жалела, что согласилась. Если и есть что-нибудь скучнее скучного новогоднего вечера, так это новогодний вечер, проведенный с роботами. Она сняла трубку и сообщила на завод, что через несколько часов придет в крайнюю камеру.
Еще при входе в камеру — в сущности, это была роскошно обставленная комната — у Сьюзен возникло впечатление, что роботы поразительно кого-то ей напоминают, но кого именно, она не могла припомнить. Едва она открыла дверь, как роботы окружили ее и наперебой принялись представляться. И только когда она села в кресло, а они выстроились перед ней полукругом, Сьюзен вспомнила, на кого они похожи. Они были похожи на детей, собравшихся вокруг учительницы. И по росту, и по интеллекту роботы почти не отличались от десятилетнего ребенка. Мысль об учительнице ей понравилась, и глаза у нее заблестели. Она подалась вперед и заговорила:
— Дети… (Келвин едва заметно улыбнулась своему обращению: «Стареешь, деточка»). — Дети, нам предстоит провести вместе десять часов. Имейте в виду, что это — часы новогодней ночи, и то, как они проходят, само по себе отличает их от остальных часов года. Что вы предлагаете?
Роботы зашумели, потом собрались тесной кучкой и тихо заспорили между собой. Через несколько минут они снова выстроились полукругом перед креслом и хором ответили:
— Мы хотим елку и деда Мороза!
Сьюзен Келвин была неприятно поражена. Конечно, она знала, что на Новый год принято устраивать елку с игрушками и украшениями, и даже подозревала, какая роль во всей этой истории предназначена деду Морозу: по всей вероятности, он раздает подарки. Но желание роботов не понравилось ей по двум причинам. Первая была чисто профессиональной. Роботов с подобным эмоциональным характером она видела впервые, и это до некоторой степени ее стесняло. Вторая причина была личная. Сьюзен Келвин, как всякий весьма самостоятельный человек, не любила выполнять чужие желания, тем более желания, имеющие эмоциональную окраску. Она думала, что роботы захотят ознакомиться с некоторыми частными случаями Трех Законов Роботехники, с которыми могут встретиться в дальнейшем. Но их желание было настолько странным, что ей оставалось только подавить свое недовольство и неопределенно кивнуть головой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});