Читать интересную книгу Великая огнестрельная революция - Виталий Пенской

Однако к середине XV столетия ситуация изменилась. Завершилась русская «война Роз» между Василием II и его племянниками Юрьевичами, и Москва окончательно превратилась в сильнейшее и влиятельнейшее среди всех северо-восточных русских княжеств государство. Золотая Орда давно миновала вершину своего могущества и разваливалась на глазах, Великое княжество Литовское после смерти князя Витовта вступило в пору внутриполитических неурядиц. У Москвы появилась реальная возможность начать экспансию. С переходом же московских князей от обороны к наступлению неизбежно должны были измениться тактика и стратегия ведения войны. Это должно было неизбежно стимулировать перемены и в остальных составляющих военного дела.

Характеризуя процессы изменений в военном деле Российского государства в последующие два с половиной столетия, П.Н. Милюков предложил оригинальную и вместе с тем, на наш взгляд, не устаревшую до сих пор периодизацию развития вооруженных сил России в конце XV – начале XVIII в., вполне укладывающуюся в рамки концепции военной революции. По его мнению, в истории России в этот период можно выделить пять основных этапов военных преобразований: 1490-е гг. (формирование поместной конницы и отрядов пищальников); 1550-е гг. (создание стрелецкого войска и вместе с ним введение более или менее постоянного налогообложения и усложнение вслед за этим аппарата центральной власти); 1620-е гг. (начало создания полков нового строя, дальнейшее совершенствование государственного аппарата и налоговой системы); 1680-е гг. – создание разрядов, и, наконец, военные реформы 1-й четверти XVIII в., завершившиеся созданием постоянной, регулярной армии589.

Примечательно, что более чем полустолетием позже в том же ключе рассматривал историю развития русского военного дела и Р. Хелли, один из немногих западных историков, обративший внимание на своеобразие протекавших в России в конце Средневековья – начале Нового времени процессов коренных преобразований в военной сфере. Он отмечал, что «…пороховая революция в Московии состояла из трех этапов. На первом этапе наблюдалось широкое внедрение артиллерии, которое стало причиной перестройки большей части крепостей… На втором этапе с внедрением ручного огнестрельного оружия появился элитный корпус пехоты – стрельцы. Эта пехота успешно действовала в связке с набираемой из числа мелких и средних служилых людей конницей, появление которой было обусловлено не результатами технологических новшеств, а скорее возможностями примитивной сельскохозяйственной экономики… Третий этап состоял во внедрении целиком и полностью заимствованной на Западе военной технологии и тактики…». Общий итог этой «пороховой революции», по Хелли, выразился в замене всадника поместной конницы, вооруженного саблей, луком и стрелами, на пехотинца с кремневым мушкетом в руках590. Предложенную ими периодизацию в дальнейшем будем использовать и мы, лишь слегка ее скорректировав.

§ 2. «Ex Oriente lux»: «ориентализация» русского военного дела в конце XV–XVI вв.

Итак, первые серьезные перемены в военной организации Руси были связаны с деятельностью Ивана III, создателя Российского государства. Завершение процесса собирания русских земель вокруг Москвы и претензии на «наследство Ярослава Мудрого» обусловили переход от обороны к активной внешней политике, к экспансии и в Поволжье, и на западном направлении, против Казани и Литвы. В специфических условиях восточноевропейского ТВД (с его неразвитой инфраструктурой, редким и бедным населением, огромными просторами) и вполне вероятным одновременным ведением войны на нескольких направлениях Иван нуждался в армии «числом поболее, ценою подешевле». Классическая «ренессансная» армия ему не подходила ни по военным, ни по экономическим соображениям. В XVI в. существенных преимуществ ренессансная военная система над традиционной восточной не имела. Сама жизнь диктовала русским, как нужно было реформировать вооруженные силы для того, чтобы успешно бороться со своим главным противником, литовцами и татарами. Для победы над ними нужно было отказаться от остатков прежней средневековой европейской традиции и, заимствовав тактику и стратегию кочевников, модернизировать ее с учетом последних технических и технологических новинок, в особенности в сфере фортификации и огнестрельного оружия. Овладение новейшими военными технологиями должно было дать русским неоспоримое преимущество над старинными врагами татарами и усилить позиции в конфликте с Великим княжеством Литовским, правители которого также претендовали на власть над «всею Русью». С обретением огнестрельного оружия, писал П. Кеннеди, «…Москва могла утвердить себя как «пороховую империю» и приступить к экспансии»591.

В соответствии с этими требованиями и развивалась военная машина Российского государства в конце XV – начале XVII в. Примерно с середины XV в. в русском военном деле начинает набирать обороты процесс его постепенной «ориентализации», который практически завершается в середине следующего столетия оформлением классической московской военной машины. Принятая последними Рюриковичами на вооружение модель строительства вооруженных сил имела так много черт сходства с той, что именно в это время успешно функционировала в Османской империи, что ее можно даже условно назвать «османской».

Основу этой «османской» модели составила легкая иррегулярная поместная конница. Она дополнялась пехотой, оснащенной огнестрельным оружием (ее ядром стал знаменитый стрелецкий корпус, несший постоянную службу), и «нарядом», т. е. артиллерией. Последняя в России того времени быстро стала одним из наиболее развитых родов войск. Русские воеводы окончательно отказались от стремления решить исход войны в генеральном сражении и сделали упор на ведение «малой» и осадной войн. Характерной чертой русской тактики того времени стало стремление вести дистанционный бой и уклонение от рукопашной схватки.

Но выдерживались ли при этом основные требования военной революции? Попытаемся ответить на этот вопрос и начнем прежде всего с характеристики количественного измерения русской военной мощи. К сожалению, из-за чрезвычайно плохой сохранности архивов московских приказов этого времени точных данных относительно того, как изменялась численность русских ратей, нет. Однако сохранившиеся отрывочные и косвенные свидетельства позволяют представить себе в общих чертах динамику изменения как общей численности вооруженных сил Московского государства в эту эпоху, так и в отдельных сражениях и кампаниях.

Если попытаться в общих чертах охарактеризовать именно этот аспект, то, по нашему мнению, в 60–70-е гг. XV в. войско, которым мог располагать Иван III, составляло порядка 20 тыс. ратников. После осуществления 1-го этапа поместной реформы к концу его правления численность русского войска могла вырасти примерно до 40 тыс. и составить к концу правления Василия III до 70–80 или несколько более тыс. чел. Внутриполитические неурядицы, последовавшие после смерти Василия, привели к некоторому проседанию общей численности московского войска к концу 40-х гг. Однако в результате военной реформы конца 40-х – начала 50-х гг. XVI в., осуществленной правительством так называемого «Избранной рады», к началу 60-х гг. Иван Грозный на пике своего могущества мог располагать армией примерно до 100 тыс. или даже несколько больше конных и пеших воинов. Не случайно именно на это время приходится и максимум его внешнеполитических успехов. Однако последовавший вслед за временем практически непрерывных побед на всех фронтах период неудач, способствовавший углублению общего кризиса, затронувшего в том числе и военную сферу, неизбежно должен был привести к серьезному сокращению реальной численности вооруженных сил до 40–50 тыс. (прежде всего за счет резкого уменьшения численности послужильцев) во 2-й половине 70-х – начале 80-х гг. XVI в. Лишь к концу столетия ситуация стала несколько исправляться – во всяком случае, до конца 80-х г. английский дипломат Дж. Флетчер сообщал, что московский государь располагает войском из 96 тыс. ратников592.

Заметим, что его сведения выглядят достаточно правдоподобно, особенно если сравнить их с сообщениями других иностранцев, побывавших в России в XVI в., о «тьмочисленном» московитском войске. Иоганн Фабри в 1526 г. доносил Карлу V, что «за короткое время [великий князь] может собрать двести или триста тысяч или иное огромное число ратных людей, когда он намеревается вести войско против своих врагов». Более чем в 300 тыс. пеших и конных воинов исчислял московское войско в своем послании римскому папе Клименту VII итальянец Альберто Кампензе. О 200-тысячном конном войске, не считая пеших, сообщали венецианцы М. Фоскарини и Ф. Тьеполо и англичанин Р. Ченслер593. Однако все эти цифры представляются совершенно мифическими, если принять во внимание хотя бы численность населения России того времени, которая, по оптимистическим подсчетам Ц. Урланиса, равнялась в 1500 г. примерно 5,8 млн. чел., а в 1650 г. – 11,3 млн. чел.594.