Воспылав справедливым негодованием на оскорбление святыни, Господь восхотел защитить достоинство храма, без сомнения, «не для того, чтобы поддержать храм, которого скорое падение Сам Он предсказал, но для того, чтобы сохранить и в христианстве мысль о святости храма Божия и о должном к нему благоговении» (свт. Филарет Московский). Взяв бич, Он изгнал из священного места всех бесчинников, а также овец и волов, а у меновщиков рассыпал деньги и опрокинул столы. Между жертвенными животными голуби были жертвою бедных, не имевших достатка приобрести более ценное приношение, а посему милосердый Господь, как бы смягчая гнев Свой при виде бедности, указав на клетки с голубями, сказал: воз-мите сия отсюду и не творите дому Отца Моего дому купленаго. Ученики, окружавшие Иисуса Христа, увидали в этом исполнение древнего пророчества: ревность дому Твоего снеде Мя (Пс. 68, 10). Эта ревность так ясно выражалась во всем внешнем виде Господа, что никто из низких и своекорыстных людей, приютившихся под кровом храма, не посмел Ему противиться. В скудном остатке затуманенной грехом совести они как-то невольно почувствовали, что этот Ревнитель славы Божией прав и требование Его свято. Все пространство двора вскоре очистилось, и священная тишина сменила прежние нестройные крики.
Когда первое впечатление необыкновенного действия прошло, иудеи приступили к Иисусу Христу с вопросом: кое знамение являеши нам, яко сия твориши? Моисей, Илия и другие посланники Божий, возвещая волю Божию, подтверждали свое посланничество чудесами: иудеи теперь требовали и от Господа какого-либо чудесного знамения в доказательство того, что Он имеет право распоряжаться в храме, как пророк, и даже еще более – как Сын Божий. «О, крайнее безумие! – восклицает святитель Иоанн Златоуст. – Им нужно знамение, чтобы отстать от худых дел и освободить дом Божий от такого уничижения! А возыметь столь великую ревность о Доме Божием разве не есть величайшее знамение добродетели?» Не расточая чудес перед родом неверующим и лукавым, Иисус Христос указал иудеям на величайшее чудо, свидетельствующее о Нем как о Мессии – чудо воскресения из мертвых: разорите церковь сию, и треми денми воздвигну ю. Об этом же чуде всемогущества Своего Он говорит им и после, хотя под другим образом (Мф. 12, 38–39). Всеведущий знал, что злые и завистливые враги Его беззакониями своими не только доведут храм до конечного разорения, но поднимут руки и на Того, Кто больше храма, а посему в Своих словах, которые были, по замечанию святителя Иоанна Златоуста, «некоторым пророчеством», предрек Свою смерть и славное воскресение, и при этом назвал Тело Свое Церковию «для того, чтобы показать, что в Нем обитает Бог». Евангелист повествует, что по воскресении Его из мертвых ученики вспомнили, что Он говорил; но иудеи, не поняв слов Господа и истолковав по-своему, впоследствии обратили их в обвинение Ему (Мф. 26, 61; Мк. 14, 58) и в укоризну (Мф. 27, 40). Четыредесятъ и шестиюлет создана быстъ церковь сия, – возразили они, – и Ты ли треми денми воздвигнеши ю? Они отнесли слова Господа к храму в собственном смысле и сделали Ему вопрос, на который не получили ответа, потому что, говорит святитель Иоанн Златоуст, «они не приняли бы слов Его, ибо, если даже ученики Его не были тогда способны разуметь сказанное, то тем более – народ». Перестройка храма и внутренних портиков, начатая Иродом в 18-й год его правления, была окончена в 8,5 лет, но перестройка внешних портиков продолжалась и по смерти этого царя и была завершена не ранее, как при Ироде Агриппе, в 64 г. по Рождестве Христовом (Иосиф Флавий). Насчитывая сорок шесть лет строения храма, иудеи разумели, без сомнения, еще продолжавшуюся перестройку внешних отделений его.
Пребывание Господа Иисуса Христа в Иерусалиме во время праздника пасхи ознаменовалось несколькими благотворными и разительными чудесами, так что многие начали веровать, что Он есть ожидаемый Мессия. Но потому ли, что вера их соединялась с мечтами о земном благополучии и о мнимых правах чад Авраама, или же потому, что «гораздо вернее были те ученики, которые не знамениями только были привлекаемы ко Христу, но и учением Его», – Господь не вверял Себя им и не приближал их к Себе. Как всеведущий, Сам зная, что в человеке, Он «не обращал внимания на одни слова, ибо проникал в самые сердца и входил в мысли; ясно видя только временную их горячность, Он не доверял им, как уже решительным ученикам, не проповедовал им всего учения, как бы уже сделавшимся твердыми в вере» (свт. Иоанн Златоуст).
Беседа с Никодимом
Ин. 3, 1-21
К числу уверовавших в Иисуса Христа принадлежал один из начальников иудейских – фарисей Никодим. Но вера его, вначале не простиравшаяся далее представления о Христе как премудром Учителе, просвещенном свыше, нуждалась в прояснении и дополнении. Чудеса, совершенные Господом, свидетельствовали, что в Нем действует сила Божественная, – это было ясно; но признавать ли Его за Мессию – этого Никодим не мог решить сам собою и положил обратиться для разрешения своих недоумений к Самому Иисусу Христу. Проповедь Иоанна Предтечи возбудила таившееся в сердцах народа ожидание Мессии: ученый фарисей, без сомнения, наряду с другими, и особенно соучастниками секты, ожидал скорого, видимого явления Мессии в блеске земного могущества и желал услышать от Иисуса Христа нечто более определенное о лице Мессии.
Никодим пришел к Иисусу ночью, потому что хотел скрыть свое посещение от посторонних взоров во мраке ночи, чтобы не подать повода к неблагоприятным толкам и подозрению со стороны своих завистливых товарищей, или же потому, что в ночное время, наедине, рассчитывал беспрепятственнее беседовать с Господом и полнее слышать учение Его. Но если это был страхпред фарисеями, удерживавший и впоследствии многих от явного обнаружения веры во Христа (Ин. 12, 42–43), то все же Ни-кодим, по замечанию святителя Иоанна Златоуста, «еще подверженный иудейским слабостям», был достоин снисхождения: «человеколюбец Бог и при этом не отверг его, не укорил и не лишил Своего учения, а с великою кротостью беседует с ним и открывает ему весьма высокие предметы веры, хотя и гадательно». Первые слова, обращенные Никоди-мом к Иисусу Христу, показали, что он «еще долу вращается, еще человеческое понятие имеет о Христе и говорит о Нем, как о Пророке, не предполагая в Нем ничего особенного по знамениям». Равви! вем, яко от Бога пришел вси Учитель, никтоже бо может знамений сих творити, яже Ты твориши, аще не будет Бог с ним. Здесь нет истинной веры во Христа как Сына Божия, а только признание Его человеком необычайным, Учителем, посланным от Бога, и это признание разделяли с Никодимом в то время многие. В ответе Своем Господь показал, что Никодим «еще не достиг и преддверия истинного ведения, не стоит даже и пред вратами его, но блуждает где-то вне царствия – и он сам, и всякий, кто стал бы говорить таким образом, – что еще не проник в истинное ведение тот, кто имеет такое понятие о Единородном» (свт. Иоанн Златоуст). Вместе с тем, ответ Свой Иисус Христос направил и против мечтательных представлений ученого фарисея о земном царстве Мессии, а также и против горделивого чаяния его – занять место в этом царстве единственно в силу плотского происхождения от Авраама. Учитель Израилев, занятый буквою писания и строгим исполнением внешних предписаний закона и отеческих преданий, должен был выслушать от Небесного Учителя, что для участия в духовном Царстве Мессии требуется нечто другое – решительный переворот в душе, новое рождение свыше: аминь, аминь глаголю тебе, аще кто не родится свыше, не может видети Царствия Божия. С постепенностью, вполне сообразной с мерою приемлемости собеседника, Иисус Христос открывает ему тайны Своего Царства, «незаметным образом возводя его к высшему разумению» (свт. Иоанн Златоуст). Хотя понятие о возрождении не было совершенно чуждым Никодиму, потому что у иудеев оно было прилагаемо к прозелитам из язычников, принимавшим обрезание, а иногда обозначало перемену образа мыслей и поведения, но ему трудно было понять слова Иисуса Христа о новом рождении свыше – без видимого знака, каким служило для язычников обрезание, и о возрождении людей, мнимо праведных, какими считали себя фарисеи. Никодим, по выражению святителя Иоанна Златоуста, «понял, что сказанное относится и к нему; оттого смущается, колеблется, приходит в затруднение, – слыша нечто вышечеловеческое, чего еще никто никогда не слыхал, он, с одной стороны, возвышается до высоты предлагаемого учения, с другой окружается мраком и не знает, на чем остановиться, – потому и продолжает представлять это, как дело невозможное, дабы вызвать Иисуса Христа к яснейшему изложению учения: како может человек родитися стар сый? еда может второе внити во утробу матере своея и родитися?»