К вечеру измученные лошади дотащили цыганские телеги до окраины Смоленска. Впереди, за рекой, уже видны были низкие, почерневшие домишки Цыганской слободы, где с незапамятных времён зимовали таборные цыгане. Оставалось только перейти по мосту маленькую, но вредную и довольно глубокую речонку, устремлявшуюся неожиданно сильным течением к Днепру. Табор спустился по дороге с невысокой, скользкой от грязи горки, телеги не спеша подкатили к реке… и поросший камышом и осокой берег внезапно огласился дружной цыганской бранью. От знакомого широкого моста, который они из года в год переходили со всеми телегами и лошадьми, осталось лишь несколько рассохшихся досок, едва держащихся на осклизлых столбах, которые торчали из чёрной, водоворотами закручивающейся вокруг свай воды.
– Тьфу, холеры, чтоб им всем по такому мосту на тот свет переходить! – выругал неизвестно кого Илья, спрыгнув с телеги и подходя к остаткам моста. – Столько лет стоял, столько лет по нём ездили – а теперь вот вам!
Остальные цыгане тоже подошли к берегу и мрачно уставились на бегущую мимо них воду. Сенька тем временем не спеша вошёл на мост, походил по доскам, попрыгал на них. За ним полез Мардо.
– Пушки, что ли, гаджэ тут возили?
– Может, и пушки… Батарея на шесть орудий прошла – и готово дело.
– Если орудия прошли – так и телеги пройдут? – предположил Митька, пиная сапогом крепкую на вид, влажную от брызг доску.
– Надо попробовать… Если пару лесин вон там срубить да положить, так, может, и переберёмся.
Скоро в ближнем леске было срублено и кое-как обтёсано несколько молодых осинок. Их положили на перекладины моста рядом с досками, и, к общей радости, получилось на удивление крепко. Осторожности ради сначала по мосту пустили разгруженную телегу. Она прошла хорошо. Следом проехал Илья на уже нагруженной повозке, а за ним, понукая лошадей и придерживая со всех сторон тележную кладь, потянулись остальные.
– Диночка, надо перебираться, – сказала Мери, обхватывая её за талию и с тревогой чувствуя, что подруга качается, как былинка на ветру. – Немножко осталось, милая, уже почти приехали. Сейчас только мост перейти… Смотри, телега наша уже проехала, сейчас и мы с тобой следом, и опять ляжешь…
– Меришка, да что ж ты меня упрашиваешь… Я сейчас, – Дина, у которой жар сменился ознобом, судорожно куталась в материну шубу. Сама Дарья шла рядом с телегой, следя, чтобы колёса не застряли в щелях между досками. Мокрый крупный снег уже сплошь залепил её полушубок и чёрный платок. Обернувшись через плечо, она хрипло прикрикнула:
– Чяялэ, живо! Одни вы остались!
– Идём, Диночка, – Мери потянула подругу за собой.
Дина кивнула, глубоко вздохнула и пошла рядом с ней. Ноги казались чужими, она словно не чувствовала ни земли, ни досок моста под собой, горящая голова отчаянно кружилась. «Только бы не упасть… – устало билось в висках. – И так все измучились, надо идти… ещё немножко – и всё, вон даже Мери держится… Надо идти…»
– Диночка, что с тобой? – встревоженно спросила Мери, когда подруга вдруг остановилась посреди моста и тяжело навалилась спиной на его перила. – Ты не можешь идти?
– Могу… Я сейчас… Меришка, я почему-то ничего не вижу! – растерянным, тонким голосом произнесла Дина, неловко хватаясь рукой за перила.
– Дина, это обморок! Стой, не падай! – вскричала Мери, видя, как закатываются глаза подруги, и торопливо хватая её за руку. Но в это время раздался громкий треск. Старые, прогнившие насквозь перила моста разломились пополам, как картонные, и Мери, слабо ахнув, увидела, что Дина летит в чёрную, стремительно уносящуюся прочь воду и сразу же уходит под неё с головой. Брызги взметнулись до моста, ноги Мери окатило ледяной волной.
– Дина!!! – истошно завопила она. – Диночка!!!
С берега заорали цыгане – и Мери ещё слышала этот многоголосый испуганный крик, когда, сбросив шаль на обломки перил, кинулась с моста вслед за подругой в стылую тёмную жуть.
В первый миг девушке показалось, что она умирает: таким страшным, давящим, ледяным кольцом обхватило грудь. Со всего тела словно разом содрали кожу, вода не охладила, а обожгла, пронзив миллионом игл до самых внутренностей. Мери не могла вздохнуть и, лишь уйдя под воду, отчаянно замолотила руками и ногами. Её тут же выкинуло на поверхность, и она увидела в двух шагах коричневый, встопорщившийся мех Дининой шубы. Часто, с трудом дыша в ледяной воде, Мери погребла к ней.
– Сбрасывай! Сбрасывай шубу! – отчаянно закричала она, не подозревая, что из горла у неё вырывается только слабый писк. Вцепившись в мех, Мери потянула его на себя. Рывок… Ещё рывок… Какая тяжёлая эта шуба… Какая холодная вода, как тянет вниз… Мери казалось, что целую вечность она провела в этом ледяном киселе, вытягивая из воды шубу, в которой, к своему ужасу, никак не могла нащупать Дину. Руки уже перестали слушаться, превратившись в чужие, почти неподвижные обрубки, ног Мери давно не чуяла, сердце, казалось, вот-вот остановится, когда неожиданно прямо у неё из-под руки вынырнуло мокрое, пугающе серое, запрокинутое лицо Дины.
– Диночка!!! – закричала Мери, собравшись с последними силами и отталкивая прочь тянущую их обеих на дно шубу. – Диночка, помогай, я не вытащу нас! Двоих нас… не вытащу!
Но Дина не могла ей помочь, это было понятно сразу. «Я тону…» – со страхом подумала Мери, чувствуя, как тяжёлые, словно валуны, ноги неумолимо тянут её на дно. И тут – вода рядом словно взорвалась, взметнулась фонтаном брызг, и прямо перед девушкой вынырнула оскаленная, мокрая физиономия Сеньки.
– Мардо!!! – заорал он себе через плечо, одновременно толкая Мери в спину так, что она задохнулась от боли. – Ракли здесь, Динку держи! Голову держи ей!
– Где Дина? Где Дина?! – кричала Мери, упрямо оглядываясь, пока Сенька волочил её к берегу. – Ей надо дышать, она в обмороке, она…
– Держись за меня, дура, и заткнись!!! – рявкнул Сенька так, что Мери в самом деле умолкла и намертво вцепилась в его рукав.
Через минуту десяток рук подхватил девушку и вытянул на скользкий, глинистый берег. Она тут же села торчком и увидела в воде, в нескольких шагах от берега встрёпанную голову Митьки, который тащил за собой Дину. Сенька с берега кинулся снова в воду, и вдвоём с Мардо они выволокли девушку на берег.
Позднее Мери сама удивлялась, откуда у неё тогда взялись силы. Она словно не замечала мокрой, отяжелевшей одежды, облепившей ноги юбки, бегущих по лицу капель, смертного холода, от которого тряслись все поджилки. Вместе с другими цыганами Мери стояла возле Сеньки, который, перегнув через своё колено неподвижную Дину, нажимал ей между лопаток резкими сильными толчками – до тех пор, пока изо рта её с шипением не полилась вода и девушка не закашлялась – хрипло и глухо.