Читать интересную книгу Горит восток - Сергей Сартаков

Когда всем стало ясно, что облава закончена и кругом спокойно, Лебедев выбрался из своего убежища. Разминая затекшие ноги, он заметил:

А под сучьями, оказывается, прятаться лучше, чем под сеном: воздуху больше.

Клавдея, словно в чем-то оправдываясь, спросила:

Не поранились вы об сучки?

Нет, — сказал Лебедев и засмеялся. — А ловко вы нам утром дорогу запутали. Молодец! Спасибо!

Клавдея смущенно улыбалась: гляди-ка, хвалит еще!

А нам не пора домой, Вася? — спросил Алексей Антонович.

Тебе пора, — подумав, сказал Лебедев и поощрительно посмотрел на Мирвольского: правильно «Васей» при людях его называет. — Ты иди, а я сегодня здесь переночую. Будет вернее. Неизвестно, что сейчас происходит в городе. Пустите ночевать, хозяева?

Порфирий радостно согласился, Клавдея начала разогревать приготовленный еще к приходу Порфирия обед. Хлопоча у печки, она рассказывала Лебедеву, что произошло в избе, пока тот лежал под сучьями. И, повернувшись к доктору, поклонилась ему и сказала:

Спасибо вам, Алексей Антонович, не растерялись вы, а то не миновать бы беды Порфирию. Однако, забрали бы его.

Алексей Антонович готовился уже уходить, но, услышав слова Клавдеи, задержался. Ему было и неловко от этой искренней похвалы и радостно. Он стоял, помахивая своим саквояжем. Ему хотелось знать, как к этому отнесется Михаил. Лебедев глянул па Мирвольского, словно отгадав его мысли.

Важно не потерять спокойствия в самый критический момент, а равновесие — несколько позже, — сказал он с неожиданной для Алексея Антоновича сухостью.

И Мирвольский сразу же почувствовал, что скромное, как ему казалось, умолчание о своем находчивом и мужественном поступке очень ясно написано на его лице. Потерял-таки, выходит, он равновесие! Никак не отозвавшись на замечание Лебедева — не оправдываться же еще! — Алексей Антонович попрощался с хозяевами и ушел.

Поставив на стол большую глиняную чашку с похлебкой и пригласив гостя, Клавдея сама села в стороне. Она уловила, с каким уважением говорили с Лебедевым и Порфирий и Мирвольский, — значит, это особенный человек, нельзя к нему запросто. Задумалась: где и как на ночь ему постелить?

Клавдия Андреевна! — позвал Лебедев. Он успел спросить ее имя у Порфирия. — А ведь я не барин, чтобы мне прислуживать, — черные глаза его лучились сдержанным смешком. — Вы вот поставили обед и сами отошли. И выходит, я пришел не в семью к товарищу своему, а все равно что…

Он остановился, умышленно не докончив фразу, а Клавдея про себя ее завершила: «…все равно что в трактир пообедать».

Так принято в народе, — стеснительно пробормотала Клавдея. — Кого уважают…

…а за своего не считают! — шутливо продолжил Лебедев. — Так, Клавдия Андреевна?

Порфирий сидел, покручивая кончик уса. Конечно, Клавдея верно говорит: по обычаю хозяйке так и положено. Но и Плотников тоже крепко ответил: как свой к своим он пришел, а от него отодвигаются.

Садись с нами, Клавдея, — сказал Порфирий, — не чурайся человека. Он наш.

И не хозяйкой в доме будьте, — закончил Лебедев, — а просто старшей в семье. Согласились?

Сразу как-то словно теплее и светлее стало в избе. Нашлось о чем говорить — о горе и о нуждах своих, не думая, ладно ли при чужом скажешь. И за угощение плохое Клавдее стало не стыдно: что есть!

В постоянных поездках, все время тесно общаясь с рабочими, Лебедев привык запросто входить и в их семьи, деля с ними все домашние в радости и беды. Эти посещения были для него душевной потребностью, заменяли хоть на какой-то час или вечер свою семью. И когда, распрощавшись с хозяевами, Лебедев в ночь, в дождь или в снежный буран уходил от них, чтобы отправиться в новую, почти всегда опасную и трудную поездку, — его долго еще грели воспоминания о приятно проведенных часах.

Пообедали весело и дружно. Клавдея задумалась: после того, как рухнуло их с Ильчей маленькое хозяйство, сам Ильча умер и потерялась надежда снова жить независимо, казалось, что и радости в жизни больше не видеть. Скитайся по богатым людям, прислуживай им — хозяева найдутся. А угодным хозяину слугой станешь только тогда, когда себя вовсе забудешь: нет для тебя никого, кроме хозяина! Какая уж будет радость в жизни этому человеку? Так, может, сломилась бы и опа, Клавдея. Да хорошо, что встретилась она с Порфирием и в рабочий круг они теперь вошли, — видит и слышит Клавдея, как рабочие разговаривают (ее не остерегаются, доверяют!), как хозяевам уже грозить хотят, — сила! И когда сила эта крепнет, как не радоваться? Вот и этот новый человек — Василий Иванович Плотников — еще огонек в душе зажег, надежды прибавил. О том, о сем, казалось, за обедом, разговаривал, а как-то вроде и подсказал, чего им, Порфирию с Клавдеей, надо делать, как жить.

Отлично сегодня прошла массовка, — говорил Лебедев. — И охрана правильно была поставлена, вовремя предупредить успела. Ну, а как ты считаешь, Порфирий Гаврилович, хорошо бы почаще сходки рабочие собирать?

Зима настанет — в лесу за городом не соберешься, — сказал Порфирий, — теперь до весны всякие сходки откладывай.

А зимой собираться и надобности нет разве? Что, зимой жизнь останавливается? Или на зиму рабочим правительство все права дает? — Лебедев посмеивался.

У Клавдеи становилось весело и легко на душе от уверенности этого человека, — выходит, знает он наперед, как жизнь должна повернуться и как повернуть ее надо, коли твердо так говорит.

В цехах не соберешься, — с сомнением сказал Порфирий. — Там, как в мышеловке, захлопнут!

Пять человек — захлопнут, а сто — не захлопнут, — возразил Лебедев.

Схватят тех, которые выступать будут.

А их оберечь надо, не допускать к ним.

Тогда крепкую охрану ставить придется. Как иначе-то? — спросил Порфирий.

Правильно. И поставим, — ответил Лебедев. — Сил у рабочих не хватит, что ли?

Сил-то, пожалуй, и хватит, — задумался Порфирий, — да ведь ежели в охране?.. Всех тех людей тогда надо как-то соединять… вроде командовать ими.

А почему бы и нет? — повторил свой вопрос Лебедев.

Он быстро встал, поставил ногу на поперечную распорку табуретки, руками оперся о колено, наклонился к Порфирию.

Как ты думаешь, Порфирий Гаврилович? Если у царя против рабочих есть организованное войско, полиция, почему у рабочих против полиции не должно быть организованных Отрядов, дружин? И тоже связанных боевой дисциплиной… Не все же нам убегать от полиции! Защищаться надо! Сопротивляться, а потом и самим переходить в наступление. Без таких организованных дружин разве это сделаешь?

Тогда и оружие доставать для них нужно? — оживился Порфирий.

Мысль Лебедева ему очень понравилась: конечно, если вооружиться рабочим…

Обязательно, — подтвердил Лебедев. — Дружины рабочие, Порфирий Гаврилович, организовывать уже сейчас пора. Оружия ящик нам никто не пришлет. Надо его самим доставать и людей в дружины начинать теперь же готовить. По российским заводам уже много их есть, в Томске нынче весной создали. Я думаю, необходимо иметь бы и в Шиверске. Но, — добавил Лебедев, значительно посмотрев на Порфирия, — это дело должно быть особо тайным. Понимаешь?

Как не понять! Против царя с оружием…

Надежному человеку поручить это надо.

Очень надежному, — сдвинул брови Порфирий и пощипал кончик уса.

Вот ты бы и взялся за это, — сказал Лебедев и подошел к Клавдее, которая тем временем, убрав посуду со стола, мыла ее возле печи. — Клавдия Андреевна, а чем я показался тебе подозрительным, что ты отправила нас по ложной дороге?

Клавдея отряхнула воду с пальцев, вытерла руки об тряпицу.

Да ведь как же, — сказала она, — знала я, что на лужайках рабочие собираются. А тут доктор и опять же ты, человек незнакомый, туда дорогу спрашиваете. Нет, думаю…

Правильно! — перебил ее Лебедев. — А меня больше всего интересовало: сознательно это у тебя получилось или так, как бывает, неожиданно, нечаянно пришло?

Нет, подумала я.

Да я теперь уже вижу, — весело сказал Лебедев и покосился на глубоко задумавшегося за столом Порфирия. — В своей деревне часто бываешь, Клавдия Андреевна?

Нет, не бываю вовсе, — неохотно сказала Клавдея; горькие морщинки собрались у нее между бровями. — Ничего там у меня не осталось. Только сердце бередить — столько я там всякого горя пережила. Вот в Рубахину деревню хожу иногда.

Ну и прихватила бы с собой туда листовочки, — как продолжение какого-то давнего разговора об этом, сказал Лебедев. — Поди, не к богатеям в гости ходишь, а к таким, как сама. Им тоже почитать листовки полезно, знать, кто у них настоящий враг.

Снесла бы я. Только взять их где? В верные руки всегда передам.

В следующий раз приеду сюда — привезу листовок таких, для крестьян-бедняков написанных. Отнесешь в Ру-бахину, Клавдия Андреевна?