– Если бы я и стала покупать, то – вон тот белый особнячок. Он просто сказочный… Но мне это ни к чему. Я всю жизнь прожила в Вултоне и такая роскошь не по мне.
– Энтони, – скомандовал Джон шоферу, – слышал? К тому дому.
– Что ты надумал?! – запротестовала Мими. – Там ведь и люди, наверное, живут…
Джон сделал успокаивающий жест и, натянув на голову кепку, вышел из автомобиля.
Открыв дверь, хозяева опешили:
– Неужели Джон Леннон?!
– Он, – ответил Джон. И добавил тоном, не терпящим возражений: – Я хочу купить ваш дом. Мим! Иди сюда, посмотрим.
Они обошли комнаты, вышли на веранду с великолепным видом на море…
– Нравится?
– Дом, конечно, хороший. Но так же не делается… – глядя на испуганные лица хозяев, сказала она вполголоса.
– Делается, – возразил Джон. – Как раз так и делается. Ну? Если не согласишься, я куплю его себе!
Мими была вынуждена сдаться.
Цена, как ни странно, оказалась приемлемой. Хозяева уступили дом Джону всего в два раза дороже его стоимости.
Новое жилище тети Мими украсили старая фотография Джона, сделанная еще в Гамбурге Астрид Кирхгерр, его орден M.B.E. (над комодом) и подаренная им серебряная доска с выгравированной на ней фразой: «Гитара – это хорошо, как хобби, Джон, но с ней ты на жизнь не заработаешь!»
… – Пора спать, – не дождавшись от мужа ни малейших знаков внимания, сказала Синтия и выключила телевизор. Взяв Джона за руку, она повела его в спальню. Джон послушно плелся за ней.
Сидя на кровати, он вдруг сообщил:
– Я завтра еду в Ливерпуль.
– Что?
– Я еду в Ливерпуль! – повторил он, оживляясь.
– Зачем?
– Да, действительно. Зачем? – снова поскучнел Джон, стянул обувь и улегся в постель…
«Я все-таки уехал», – прочла Синтия в записке, которую нашла утром на его столе.
Пит Шоттон в халате и рваных тапочках открыл дверь своей квартиры.
– Да, я – Свинья, – протянув ему руку, представился Джон. – Извини, что давно не заходил.
– Я, вобщем-то и не ждал, – пожал плечами Пит. – Для свиньи ты слишком хорошо одет, а вот на осла ты в этих очках похож. Это что, мода сейчас такая? – Пит указал на круглые старушечьи очки-велосипеды Джона.
– Наоборот, так меня меньше узнают.
– А-а, понимаю, понимаю. Журналисты, поклонницы и все такое прочее… Извините, сударь, но моя квартира, наверное, слишком проста для такой персоны…
– Ты-то хоть не гадь в душу. Я Джон Леннон, понял? И больше ничего.
– Ничего?
– Ничего.
– Тогда заходи.
Они вошли в неубранную кухню. Пит открыл холодильник и, пошарившись для виду по пустым полкам, повернулся:
– Чего ж ты в гости, и без бутылки? У тебя деньжищи-то есть?
За выпивкой они отправились вместе. Булыжная мостовая гулко отдавалась с детства знакомым стуком под их подошвами. Редкие гудки портовых кранов заглушали крики чаек, и Джону невыносимо хотелось остановиться и оглядеться по сторонам. Но то и дело он ловил на себе любопытные взгляды прохожих и, отворачиваясь, прятал лицо.
– Да, тебе не позавидуешь, – заметил Пит, когда они уже подходили к супермаркету. – Хотя, мне-то – тем более. Я ведь безработный. Ни пенса нет в кармане.
– А кем бы ты хотел работать?
– Продавцом. Вот в таком вот шикарном магазине. – По его тону было ясно, что это – предел его мечтаний.
– Продавцом? А как насчет управляющего?
– Ну, ты загнул…
– Сейчас ты станешь управляющим вот этого самого магазина, – Джон потащил его в дверь.
– Да перестань, – стал отбиваться Пит. – Ты сейчас будешь просить за меня, а я буду стоять рядом и краснеть, как рак… Не надо мне таких одолжений.
– Просить?.. Да я со стыда сгорю! Лучше уж, я куплю этот магазин и назначу тебя управляющим.
– Ты что серьезно? Так не бывает…
– С сегодняшнего дня бывает, – заверил Джон. – Кстати, раз ты сейчас станешь управляющим, то и на выпивку можно не тратиться. Здорово я придумал?
– Ты чертовски хитер, Джон, – отдал ему должное Пит. – Ты умеешь экономить!
…С тех пор, как Джон в последний раз был в родительском доме Сатклиффа, тут почти ничего не изменилось. Может, облупилась, когда-то новенькая, краска на полу и обои стали немного темнее. Или так казалось оттого, что время близилось к вечеру.
– Джон! – воскликнула Милли Сатклифф. – Неужели это ты? Как вырос… Давненько же я тебя не видела. Живем в одном городе, а ты совсем не заходишь…
Джон посмотрел на нее изумленно.
– Только не ври, что у тебя не было времени. Всегда можно найти минутку, зайти к старым друзьям… Ну, так чем же ты сейчас занимаешься?
– А вы разве не знаете? – осторожно спросил Джон.
– Откуда? Ты же не заходишь…
– Ну… Мы по-прежнему играем рок-н-ролл, – запинаясь начал Джон.
В глазах миссис Сатклифф мелькнула жалость:
– Разве на это можно жить?..
– Вообще-то, можно. Мы добились кое-каких успехов… Пластинки записали… – Он вдруг почувствовал, что готов заплакать.
– Что-то не так? – забеспокоилась Милли.
– Да нет, все нормально… Все нормально… – он замолчал. Тактично молчала и миссис Сатклифф.
– Я… – начал он. – Я… Простите меня. Простите…
– За что, Джон? – она ласково погладила его волосы.
– Пожалуйста… За Стюарта… Он должен был… – Джон задохнулся, не в силах произнести больше ни слова.
– Я сейчас принесу воды, – засуетилась она, – посиди, посиди…
Милли Сатклифф вышла из комнаты, и Джон тихо застонал, вложив в этот звук все нахлынувшие на него чувства. И тут же, взяв себя в руки, вытер глаза, выпрямился и посмотрел в окно.
И увидел небо. Впервые за тысячу лет. Он уже давно привык смотреть только сверху вниз. А ведь небо намного больше, чем все то, что можно увидеть на земле.
Вскочив на ноги и отряхивая с себя солому, Патти возмутилась:
– Ну, все! Я так больше не могу! Твоя хижина не только плавучая, но и вонючая! Мы живем тут… Нет, мы прозябаем тут уже целую неделю! Надоело! У меня, кажется, началась морская болезнь, меня все время тошнит!
– А, может, ты беременна? – спросил Джордж, садясь в позу лотоса.
– Еще чего! Только не здесь!
– Я тебя и не заставлял ехать в Кашмир. Оставалась бы в Лондоне. С Эриком.
– Неужели ты вообще не умеешь ревновать?
– К Клэптону? Он же тебе нравится.
– И что, если бы я с ним… То ты бы…
– Я же тебя люблю.
– Если бы не это, я бы уже давно вернулась в Лондон.
Патти вздохнула и легла обратно на циновку рядом с Джорджем.
– И все-таки, я не понимаю, Джордж, – сказала она уже более миролюбиво, – зачем тебе сдалась эта Индия? Рави Шанкар, конечно, очень добрый человек, но ведь он смотрит на тебя как на бестолочь. Ты никогда не научишься играть на ситаре. А если и научишься, то зачем?
– Дело не в ситаре. Ты видела, какое здесь чистое небо? Мириады звезд. Нас часто называют звездами. Я нашел место, куда падать. Сейчас, здесь, я к Нему ближе, чем кто-либо.
– Вообще-то мне иногда тут тоже нравится, – сменила гнев на милость Патти. – Но эти ламы не доведут тебя до добра. Они творят с собой ужасные вещи. Просверливают в черепе дырки, рисуют на себе какие-то кружочки и крестики… А главное, они не хотят иметь детей. Это же неправильно.
– Ты слишком много думаешь о плоти, – отметил Джордж.
– А ты, как будто, не думаешь? По десять раз на день…
– Грешен, грешен, – потупился Джордж. – Однако, все в руках Божьих. А? – И он придвинулся к Патти поближе. – Если бы Он этого не хотел, то я бы, наверное, тоже?..
В Ливерпуле Джон получил приглашение от Дика Лестера на участие в съемках фильма «Как я выиграл войну». Роль чудаковатого солдата Грипвида, совсем не желающего воевать, приглянулась ему. А главное, тут он мог показать себя не как «один из „Битлз“», а как некто вполне самостоятельный. И, со съемочной группой, он отправился сначала в Западную Германию, а затем в Испанию, в местечко Алмерия.
Однажды, в разгар съемок, в треллер Джона постучали. Отперев, он увидел до боли знакомую носатую харю.
– Какими судьбами?! – поразился он.
– Да вот, решил тебя навестить, – добродушно улыбался Ринго. – Джордж – в Индии, Пол пишет музыку к какому-то кино, а ты, как я погляжу, стал заправским актером?
– О! И Морин тут, – Джон помахал стоявшей в отдалении, под навесом, жене Ринго, – а где сыночек Зак? В приют сдали?
– В Ливерпуле, – пропустив дурную шутку мимо ушей, ответил Ринго. – У родственников.
Морин подошла к ним, прикрывая глаза от солнца.
– Слышь, женушка, – повернулся к ней Ринго, – надо мне такие же очки, как у Джона, купить. Они сейчас самые модные.
– С каких это пор? – удивился Джон, в тайне гордившийся тем, что имеет смелость носить на лице такую неказистую вещь.
– Да, с тех пор, как ты их надел, – пояснил Ринго.
– Писаки… – процедил Джон. – Ну, а вы-то что здесь делать собираетесь?