Эйслинн напряглась.
— Ты сказала, что хочешь абсолютной честности. Если мы хотим стать настоящими друзьями, мы должны так и поступить. — Он провел пальцами по траве между ними. Появились крошечные дикие фиалки. — И вот мы здесь. Спроси меня о чем угодно.
— О чем угодно? — Она потянула травинку рядом с собой, наслаждаясь ее силой. Почва была здоровой, растения — крепкими. Под собой и Кинаном она чувствовала паутину корней дерева. Она думала о том, что он предлагал. На ум ничего не приходило, кроме… — Расскажи мне о Мойре. Ты и бабушка — единственные, кого я могу спросить.
— Она была прекрасна, но я ей не нравился. Многие другие… почти все, — усмехнулся он, — за некоторыми исключениями, были уступчивы. Они хотели влюбиться. Она была не такой. — Кинан пожал плечами. — Я заботился о каждой из них. И до сих пор забочусь.
— Но?
— Мне приходилось быть таким, как им нравится, чтобы помочь любить меня. Иногда это означало, что надо было соответствовать сиюминутной моде: новейшие танцы, поэзия, оригами… Приходилось узнавать, что им нравится, и учиться этому.
— Почему бы не оставаться самим собой?
— Порой я пытался. С Дон… — Он замолчал. — Она была другой, но мы говорим о твоей матери. Мойра была умна. Теперь я понимаю, что она была в курсе, кто я такой, но тогда я этого не знал.
— Ты… в смысле… я знаю, ты соблазнял… то есть, это… — Эйслинн покраснела сильнее, чем спелые яблоки у них над головой. Спрашивать своего друга, короля и, возможно, того, кто будет значить для нее нечто большее, спал ли он с ее матерью, было странно по любым меркам.
— Нет. Я никогда не спал ни с кем из Летних девушек, пока они были смертными. — Кинан отвел взгляд, очевидно, смущенный этой темой не меньше ее. — Я никогда не спал со смертными. Целовал некоторых, но не ее, не Мойру. Она относилась ко мне с презрением почти с самого начала. Ни обаяние, ни подарки, ни слова — что бы я ни пробовал, с ней это не срабатывало.
— О.
— Она была чем-то похожа на тебя, Эйслинн. Сильная. Умная. Боялась меня. — Он поморщился. — Я не понимал этого, но она смотрела на меня, как на чудовище. И когда она сбежала, я не мог последовать за ней. Я знал, что если бы она стала Летней девушкой, ей пришлось бы вернуться. Знал, что она не захочет пройти испытание, поэтому отпустил ее.
— И что? Ты просто ждал?
— Если девушка уже избрана, я не могу отменить выбор. — Кинан выглядел огорченным. — Я знал, что она особенная. Как ты. Когда понял, что ты — та самая, я задумался, стала бы она моей королевой, если бы…
— Я тоже об этом думала. — Эйслинн внезапно поняла, что говорит шепотом, хотя поблизости не было фейри, которых она видела в саду. — И еще о том, стала ли я такой потому, что она изменялась, когда носила меня под сердцем.
— Если бы я мог все изменить или вернуть ее назад, сколько всего пошло бы по-другому? Если бы я знал, что она беременна, ты бы выросла при Дворе. Тебе не пришлось бы сопротивляться нашему присутствию, если бы ты росла среди нас. И ты не была бы так привязана к смертным.
Эйслинн точно знала, о каком смертном он думает, но она ни на секунду не задумывалась о том, что ее жизнь была бы лучше, если бы у нее не было смертной жизни. Любовь к Сету была самой прекрасной вещью, которую она знала, и это единственная настоящая любовь, которая будет в ее жизни. О таком не сожалеют, даже если сейчас у нее болело сердце. Разумеется, заявлять такое фейри, с которым она связана навеки, было совсем необязательно — ни ей, ни ему это было не нужно.
— Я рада, что ты не знал об этом, — сказала Эйслинн.
— Когда Мойра ушла и ждала тебя, я весь год провел, пытаясь убедить Дон простить меня. — Он выглядел задумчивым. — Иногда она соглашалась побыть со мной. Как-то мы вместе отправились на праздник… и…
— Становится легче?
— Что именно? — спросил Кинан, взглянув на нее.
— Терять того, кого любишь.
— Нет. — Он отвернулся. — Я думал, что один из ее отказов станет именно тем, который прекратит боль, но когда она не отказывала мне, было еще больнее. Я думал, у нас есть несколько лет, но теперь… Он ушел, Эш, и я не могу не быть с тобой. Ты моя королева. Меня тянет к тебе. Если бы я мог каким-то образом отпустить тебя и сделать Донию своей королевой, я бы так и поступил, но я не могу. И если есть шанс, что между тобой и мной может быть нечто большее, я буду рядом.
— А Дония…
— Не та тема, которую я хочу сейчас обсуждать. Хорошо? — Он посмотрел ей в глаза. — Мне нужно время, прежде чем я смогу говорить о ней.
— Значит, мы пытаемся выяснить, как быть счастливыми с тем, что имеем, — добавила Эйслинн.
Она не чувствовала к нему любви, той самой любви, которую чувствовала к Сету, но между ними была дружба. И было влечение. Она могла убедить себя, что этого достаточно. Если таким должно быть ее будущее, она смогла бы это сделать. Любить кого-то означало чувствовать боль. Разделить страсть с другом было безопаснее. Возможно, это расчет, чтобы обезопасить свое сердце, но в этом был не только эгоизм: Двор мог стать сильнее. И это был весомый довод.
Она не хотела влюбляться снова — и не хотела говорить об этом Кинану. Как сказать, что, даже если вы столетиями будете вместе, ты не хочешь его любить? Кинан заслуживал лучшего.
Они сидели, беседуя о Дворах, о фейри, рассказывали истории из жизни — просто болтали. Наконец Кинан остановил разговор.
— Никуда не уходи, — сказал он и исчез.
Эйслинн прислонилась к дереву, чувствуя спокойствие и пребывая в гармонии со своим миром.
Когда Кинан вернулся, у него в руках было несколько яблок.
— На днях почти дозрели. Я знал, что сегодня они будут просто восхитительны. — Он опустился на колени на землю рядом с ней и протянул яблоко, но не отдал ей в руки, а предложил откусить. — Попробуй.
Эйслинн колебалась всего секунду. Потом откусила кусочек: сладкий и сочный. Все это случилось благодаря ему, это он сделал деревья такими сильными, когда весь мир был в ледяной ловушке. Несколько капель сока потекли у нее по подбородку, когда Эйслинн надкусила яблоко, и она рассмеялась.
— Замечательно.
Кинан пальцем поймал каплю сока, стекавшую по ее коже, и отправил каплю в рот.
— Могло бы быть.
Но все было не так. Не по-настоящему. Этого недостаточно. Он не Сет.
Она отвернулась, стараясь не замечать боли в его глазах.
Глава 26
Посреди приемного зала Сорчи с мрачным видом стоял Ниалл. Тени пульсировали вокруг него, словно лучи абсолютной тьмы, исходящие от черной звезды. Он не шевелился, хотя было очевидно, что он готов сорваться в любой момент, стоило только посмотреть на его руки, крепко сжатые в кулаки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});