Я вдруг вспомнила о недавних неудачах Эркюля.
– Что это за выражение лица, графиня Жанна? – спросила мадам Лебрюн. – Позвольте мне догадаться. Эркюль больше не удовлетворяет вас?
Ее проницательность поразила меня.
– Мадам, вы умеете читать мысли? – воскликнула я.
– Я наблюдаю, – ответила мадам Лебрюн. – Я вижу, как внимателен к вам Эркюль, как много он делает для вас. Ни одна женщина не может похвастаться столь обходительным и столь почтительным отношением, как любовница мужчины, ослабленного возрастом, тревогой или снисходительностью.
И здесь мадам Лебрюн попала в точку.
– Забота Эркюля, его слова и поступки, поцелуи и ласки разжигают огонь, который у него нет сил поддерживать, – продолжала великолепная Лебрюн. – Но благие намерения мужчины – слабая замена его способности довести дело до конца. Он сам толкает вас в объятия другого, того, который сможет закончить то, что он начал.
От восхищения наблюдательностью мадам Лебрюн и меткостью ее замечаний я потеряла дар речи. Уверенная в своей правоте, она не нуждалась в моих подтверждениях и продолжила рисовать меня, не развивая тему далее.
Около полудня мы с мадам Лебрюн отправились завтракать во флигель, где с удивлением обнаружили, что утром прибыли посланники от султана Майсура. У султана возникли проблемы с англичанами, и он хотел вмешательства Франции. Посланники пытались убедить Эркюля повлиять на короля. Эркюль предложил им остаться на несколько дней, пока он будет искать способы помочь им. Один из них, Лакшмон Бхоз, имел тонкие царственные черты лица. От него исходил экзотический аромат с коричным оттенком. Он одарил меня туманным, полным обожания взглядом. Я пригласила его сесть рядом со мной за обедом. Пока остальные обсуждали политические вопросы, мы говорили о палящем зное и ядовитых змеях Майсура.
На следующее утро мадам Лебрюн поддразнила меня:
– Я знала, что вы покривили душой, когда сказали, что храните верность одному мужчине. Видела, как вы пытались очаровать того иностранца прямо под носом у Эркюля.
– Вздор! – возразила я. – Месье Бхоз привлекателен, но мне от него ничего не нужно.
– Ах, да! Совсем забыла! Вы же простая деревенская девочка, которая остается со своим мужчиной, несмотря ни на что.
За ужином я, пытаясь опровергнуть догадки мадам Лебрюн, старательно делала вид, что полностью поглощена разглагольствованиями месье Бандара о вторжениях британцев в Индию. Когда Эркюль предложил мужчинам съездить днем на охоту, пальцы моей ноги скользнули по лодыжке Лакшмона, и тот отказался, сославшись на чрезвычайную усталость. Проницательная мадам Лебрюн подмигнула мне, понимающе улыбаясь.
После обеда я отправилась в домик у пруда и принялась за стеганое одеяло. Словно паук в паутине, я затаилась в ожидании жертвы. Как только все уехали, Лакшмон нашел меня. Отбросив все правила этикета, я бросилась в его объятия.
За обедом мое прекрасное настроение омрачали лишь уколы совести. Эркюль сказал, что я выгляжу чудесно – отдохнувшей и расслабленной. Мадам Лебрюн, внимательно оглядев меня, кивнула:
– Да, я полностью с вами согласна. Теперь я наконец вижу ту графиню дю Барри, о которой так много слышала, признанную красавицу. Полагаю, мадам, за ваш цветущий вид надо благодарить деревенский воздух!
Спустя несколько дней Лебрюн закончила работу над портретом. Мы с Эркюлем сгорали от желания увидеть его. Портрет оказался весьма реалистичным. Мадам Лебрюн не пыталась изобразить меня моложе, чем я была: все отпечатки возраста остались при мне. Кожа казалась истонченной, фигура – несколько тяжеловесной, подбородок – обвисшим, а в волосах серебрились тронутые сединой пряди. Но в глазах светилась уверенность роковой женщины. Если мужчины могут использовать все доступные им средства на пути к власти и господству, почему женщины должны себе в этом отказывать? Если мужчин возраст красит, чем женщины хуже их?
Осенью 1778 года старуха с косой явилась за моей матерью. Неделю спустя скончался мой старый друг, герцог Ришелье. По слухам, он испустил дух в объятиях пятнадцатилетней девочки.
Я была на похоронах Ришелье, на которые съехались многие правительственные чины. Ришелье пережил всех своих ровесников. Он стал олицетворением старой гвардии. Казалось, с его смертью закончилась целая эпоха. Старый порядок заметно пошатнулся. Запах гниения системы, при которой богачи были освобождены от налогов, а народ оплачивал все дорогостоящие прихоти правящего сословия, донесся даже до короля. Когда Эркюль поинтересовался, какие меры можно принять для решения проблемы, король пожал плечами и подлил в наши бокалы шампанского. Мы выпили за упокой души Ришелье.
Аристократию охватила всепоглощающая апатия. Мы знали, что в этом некого винить, кроме нас самих. Инфляция вышла из-под контроля. Франция морально и экономически обанкротилась, но придворные продолжали устраивать пышные балы и бездумно сорить деньгами.
Неделю спустя король приказал создать комиссию для изучения степени антимонархистских настроений. Эркюль, один из тех немногих политиков, которые руководствовались скорее идеалами, нежели амбициями, попросил, чтобы его включили в состав этой комиссии. Ему отказали, и он впал в задумчивость и меланхолию.
– Да забудь ты об этих людях с их дурацкой политикой, – сказала я. – Иди ко мне!
Я пыталась успокоить его, но он не мог перестать думать о том, как помочь стране.
На Рождество мы с Эркюлем отправились на пышное торжество в Париже. Мы случайно встретились с мадам де Грамон, которая к тому времени уже разменяла шестой десяток. С годами ее ненависть ко мне не ослабела. Она прошла мимо, не поздоровавшись. Я рассмеялась и сказала Эркюлю:
– Если бы эта женщина могла убить меня, она бы сделала это не раздумывая!
И вдруг из толпы появился таинственный незнакомец, который преследовал меня много лет. Казалось, он совсем не постарел. Охваченная ужасом, я словно окаменела. Мне хотелось позвать Эркюля, но я не могла вымолвить ни слова.
– Нет, мадам, – сказал он тихим голосом. – Мадам де Грамон вас не убьет. Вас с ней постигнет одна и та же участь от руки палача. Когда мы с вами встретимся в следующий раз, вы будете прощаться с радостями этого мира.
Мужчина исчез в толпе, и я начала приходить в себя. Мне было очень страшно. Я спросила Эркюля, видел ли он этого человека, слышал ли он его, но он не понял, о чем я говорю. Я рассказала ему, что произошло.
– Этот человек никогда не ошибается! – воскликнула я.
Эркюль поцеловал меня и сказал, что я выпила слишком много вина.
– Никто тебя не казнит, – заверил меня он. – Обещаю, я буду защищать тебя.