Мюллер радостно хмыкнул и подошел к любимому сейфу. Он достал ключ и вставил его в замок. Ключ застрял, Мюллер стал испуганно дергать за ручку. Бронированная дверца сейфа не открывалась.
Шеф гестапо занервничал. На часах был полдень, в своем сейфе он хранил сэндвичи, чтобы подкрепиться.
— Штирлиц! — прокричал Мюллер в селектор. — У меня сейф не открывается! Ты ко мне не заходил?
— На хрена он мне сдался? — отозвался Штирлиц. — Мы же не в Рейхе.
Сейф у Мюллера был особенный. Даже Штирлиц иногда не мог его открыть, хотя, надо признать, и не очень старался. В кабинет Мюллера завалились Штирлиц и Айсман с банками пива в руках. Все столпились возле сейфа.
Выяснилось, что сейф был кем-то аккуратно взломан, после чего замочные скважины были забиты жевательной резинкой.
— Американская, — определил Айсман, пробуя жевательную резинку на вкус. — «Вриглес Дабл Минт». Без сахара.
Стеная, Мюллер бросился пересчитывать досье. Досье на Кальтенбруннера, на Штирлица, на Айсмана и даже на покойного адмирала Канариса, теперь уже никому не нужного, были на месте. Не хватало только одного.
— Так и есть! — почти заплакал шеф гестапо. — Не хватает самого лучшего досье — на Бормана! Штирлиц, кто это мог сделать? Какая сволочь!..
Штирлиц задумался.
— Пропал Саид, пропало досье, — сказал он. — Как меня учили в школе разведчиков, два таких совпадения так просто не совпадают. Ясный пень, это Саид украл досье!
— Точно! — прозрел Мюллер. — Он же мне и пургена в спирт подмешал! Айсман тоже пил этот спирт, ему хоть бы хны! А я полдня из сортира не вылезал.
Да, в этом чувствовалось чье-то злостное и зловонное дыхание. Штирлиц вздохнул.
— Мне это не нравится!
— Мне тоже, — вставил Айсман. — У нас в подвале прячется Борман.
— Борман — наш человек, — отмахнулся Штирлиц.
— Да, но пропало именно его досье. Возможно, именно он его и украл.
— А тут еще у пастора Шлага какие-то неприятности с его бегемотом, — вспомнил Мюллер.
— Что, бегемоту тоже подмешали пурген?
— Нет, его хотят украсть. Надо бы тебе с ним повидаться.
— С бегемотом? — удивился Штирлиц. — Я его уже один раз кормил булками.
— Нет, со Шлагом.
— Сделаем, — сказал Штирлиц. — Я побеседую с пастором Шлагом, а потом мы все вместе встретимся в «Красной Шапочке» и там за обедом все обсудим.
Соратники Штирлица согласно закивали лысеющими от проблем головами.
ГЛАВА 14. САМЫЙ ЛЮБИМЫЙ БЕГЕМОТ
— Так что же у тебя случилось? — спросил Штирлиц пастора Шлага, который рыдал на плече русского разведчика.
— Они хотят украсть моего бегемота! Самого любимого бегемота советской детворы! Мне за него денег предлагали, а я отказался!
Шлаг снова зарыдал, представив, что теперь он может остаться без бегемота и без денег, которые ему предлагал давешний мафиозный принц.
— С чего ты решил, что бегемота хотят похитить?
— Мне позвонил доброжелатель. Он сказал, что очень любит животных, и добавил: «Банда Бородатого решила украсть вашего бегемота!»
— А кто предлагал деньги? — подозрительно прищурился Штирлиц.
— Сначала какой-то иностранный принц, потом какой-то американец.
— Американец? — Штирлиц вспомнил, что жвачка, испортившая сейф Мюллера была именно американская. — Все ясно! Американец работает на этого принца, и оба они хотят выкрасть твоего бегемота.
— О! — пастор разинул рот от удивления, поразившись проницательности великого разведчика.
— Американец был с бородой?
— Нет.
— Значит, приклеит. Спасем мы твоего бегемота, — пообещал добрый Штирлиц. — Это все?
— Нет, — пастор Шлаг замялся. — Тут приходил один кавказец, он меня пощупал.
— Что значит «пощупал»?
— Как в гестапо, — Шлаг пустил слезу. — Вы ведь знаете, господин штандартенфюрер, как я боюсь щекотки, я не выдержал и раскололся.
— Раскололся? А о чем он тебя спрашивал? Что ты можешь знать?
— Откуда у вас деньги. Я сказал, что их привез из Швейцарии профессор Плейшнер, — виновато ответил пастор Шлаг.
— Ну и что? — удивился Штирлиц. — Кому какое дело, кто мне и откуда привез деньги?
— Они подозревают, что это какие-то «партийные миллионы».
Штирлиц начал тревожно ходить по кабинету. Кажется, агенты ГКЧБ снова вышли на его след и интересуются партийными миллионами. Ну, ничего, он разделается с ними, как однажды разделался с пуэрто-риканским шпионом — в два счета. «Раз, два», — сказал он тогда следящему за ним латиноамериканцу и сбросил его с девятиэтажки.
— Да. Очень странная история, — сказал Штирлиц, обдумав сообщение пастора Шлага. — Какие партийные миллионы? Это просто мое наследство, которое мне завещал брат профессора Плейшнера перед тем, как выпасть из окна.
Штирлиц справедливо опасался, что загадочный кавказец разместил в кабинете директора некоторое количество скрытых микрофонов. В таком случае, считал профессиональный разведчик, лишняя дезинформация не повредит.
— Понятия не имею, — плакался пастор Шлаг, которому было наплевать на миллионы, когда могли похитить бегемота. — Если моего бегемота украдут, меня могут запросто уволить с работы. И кому я потом буду нужен?
— Только о себе и думаешь! — возмутился Штирлиц. — Ты хоть понимаешь, что заложил меня какому-то кавказцу, и теперь мне грозит смертельная опасность? Наедут рэкетиры, попросят поделиться, придется их убивать. Ты, как священник, должен знать, что убивать грешно. Это на тебе будет мой грех!
— Но я же не знал, что это так серьезно!
— «Серьезно», — передразнил Штирлиц. — Совсем уже от рук отбился. Хватит, Шлаг, поработал ты под прикрытием, теперь пора потрудиться непосредственно в моей фирме ШРУ.
— ЦРУ?
— Нет, ШРУ!
— А как это переводится?
— А тебе-то не все равно?
Пастор Шлаг вздохнул.
— Штирлиц, я на все согласен, готов туалеты мыть в вашем ШРУ, только помогите мне спасти бегемотика. Пусть он умрет от старости на своей Родине, в моем зоопарке.
— Ладно, что-нибудь придумаем. Кстати, туалеты помыть после отравленного пургеном Мюллера нам не помешает. Берем тебя на полставки уборщицы.
— Штирлиц, вы уж постарайтесь. Этот бегемот — любимец московской детворы, если «Бородатые» его похитят, дети будут безутешны. И у них уже не будет счастливого детства.
Глаза пастора Шлага наполнились неподдельными слезами.
— Разберемся. Хватит тебе канючить, я же обещал! Считай, что твой бегемот уже плавает в твоем бассейне! Потом прикупим еще штук шесть, они начнут размножаться, и у тебя будет целое стадо бегемотов. Будешь устраивать бегемотовые бега.
— Правда?
— Я же тебе говорю, — бросил Штирлиц, зевнул и вышел из здания дирекции.
Он сел в «БМВ» и позвонил в офис.
— Наташа? Как там Айсман? Пусть приготовит три ящика динамита и побольше патронов. Кажется, в зоопарке назревает небольшое, но кровавое дельце… Потом приезжайте в «Красную Шапочку».
— Хорошо, босс! Только берегите себя, вы знаете почему.
— Нет, — честно ответил Штирлиц. — А почему?
— А что вам подсказывает ваше сердце?
— Что оно работает без перебоев. Так отчего же я должен себя беречь?
— От пуль, яда и кинжалов.
— А почему?
— Потому что вы — общенародное достояние, Максим Максимович, — ответила Наташа. — И много маленьких девочек будут горько плакать, если вас пристрелят, как какого-нибудь музыканта. И я — одна из них.
— Ах, вот оно что! — догадался Штирлиц. — Как же я об этом раньше не догадался?
Но Наташа, не отвечая, повесила трубку.
ГЛАВА 15. ПРИТОН «КРАСНАЯ ШАПОЧКА»
Ресторан «Красная Шапочка» можно было смело назвать притоном, но ни один журналист из боязни получить на вечерней улице по голове не решился бы этого сделать. А кроме того журналистов не пускали в этот ресторан.
Три фронтовых товарища и две секретарши расселись за удобным столиком и скромно заказали покушать.
— А пиво мы будем пить? — забеспокоился Айсман. За годы жизни в Германии он привык выпивать в день литров пять пива.
— Лучше три раза «да», чем один раз «нет», — ответил Штирлиц, протирая скатертью руки.
— А давай на спор, кто больше выпьет? Кто проиграет, того стошнит!
— Айсман! Сиди спокойно, мы пришли в приличное место, не забывай, что мы теперь деловые люди!
Как уже упоминалось, место действительно было приличным, сюда пускали только видных коммерсантов и надежных деловых людей, потому что на сцене танцевали совершенно голые девушки. Раньше сюда пускали только проверенных партийных товарищей, а сейчас партийные лидеры предпочитали отдыхать у себя на хорошо охраняемых дачах, а ресторан начали посещать банкиры, кооператоры и адвокаты. От «красных» времен осталось только название — «Красная Шапочка».