– Видели?! – крикнул Гюнтер, потрясая ещё дымящимся оружием. – Так будет с каждым, кто пойдёт к нашему арсеналу.
Большинству коммандос было уже за двадцать, остальным около того, и все они выбрали себе девушек, самых красивых, стройных, и заставили жить с собой. Гюнтер привёл в свой дом Илону. Прежде она дружила с Йозефом, тем самым парнем, которого он погубил. Илона, девушка необыкновенной красоты, долго противилась, но Гюнтер сумел сломить её.
С этого времени посёлок ещё туже затянул пояса, так как надо было кормить не только коммандос, но и членов их семей. Своим жёнам поработители запретили участвовать в общих работах и ограничили круг их обязанностей только приготовлением пищи и другими домашними делами.
Грюненсдорфцы же трудились от зари до зари. Тяжелее всех приходилось тем, кто был занят на ловле рыбы. Особенно доставалось в зимние месяцы. Все без исключения рыбаки – и мужчины, и женщины – страдали простудными заболеваниями, у многих развился ревматизм, девять человек умерли.
Однажды коммандос обложили появившуюся в лесу стаю собак. Часть взрослых животных перестреляли, остальные разбежались, несколько щенков удалось поймать. Их вырастили, воспитали и стали использовать на охране жилого комплекса. В сопровождении собак коммандос наведывались в посёлок, где не реже одного раза в месяц проводили обыски. Этих злобных тварей они брали с собой и на реку, и в лес при проверке рыбаков и сборщиков грибов и ягод. Собаки были натасканы на людей, и их боялись пуще самих охранников. При малейшем неповиновении невольников матёрых хищников спускали с поводка. Они набрасывались на свою жертву, валили с ног, запускали зубы в человеческое тело, и тогда страшные крики несчастного заглушали рычание зверей. Когда поверженный наземь человек был уже достаточно искусан, собак оттаскивали.
Две семьи, не выдержав мучений, устроили побег. За ними пустились в погоню и настигли на другой день. Одну беглянку застрелили при преследовании, главу другого семейства насмерть затравили собаками на глазах жены и детей. Их даже не дали похоронить, и оба скелета до сих пор лежат в лесу. Всех остальных беглецов избили и пригнали обратно в посёлок.
Этот случай навёл коммандос на мысль устраивать своеобразные «спортивные игры». Каждую неделю они выбирали кого-нибудь из мужчин или целую семью и приказывали предстоящей ночью бежать из посёлка. Правила «игры» состояли в том, что «беглецам» давали фору до утра, а затем по их следам отправлялись несколько человек с собаками. Если участников «побега» настигали в течение первого дня, то каждый из них получал по двадцать розог. Если погоня затягивалась на два-три дня, то количество розог снижалось до пятнадцати или десяти. Гюнтер говорил, что подобные «игры» заставляют его людей находиться в хорошей физической форме.
Между тем дочь Винтерманов подрастала и превращалась в настоящую красавицу. Ей было шестнадцать, когда глаз на неё положил сам Гюнтер. Он предложил ей сожительствовать с ним, но она отказалась, сославшись, что у него есть жена.
– Илона нам не помеха, – сказал начальник коммандос. – Кому будет плохо, если ты станешь моей?
– Мне будет плохо, – ответила Эмма. – Я не люблю вас.
– Полюбишь, когда начнёшь жить со мной.
– Нет, нет и ещё раз нет. Лучше камень на шею и в воду.
– Ах так!
– Да, так.
– Ну что ж, в воду так в воду, – и Гюнтер распорядился, чтобы девочку направили на ловлю рыбы. – Потом сама придёшь ко мне, – сказал он ей, – будешь умолять на коленях.
Эмме достался самый тяжёлый промысел: она должна была работать с корзиной, то есть с наименее продуктивным орудием лова, и постоянно находиться по колено, а то и по пояс в воде. На дворе была уже середина мая, тем не менее вода в реке оставалась ледяной. Рыбаки жалели девчонку, и часть своего улова отдавали ей, чтобы она поскорее выполнила назначенную норму. Но надсмотрщики быстро поймали их на этом. Рыбаков избили и пригрозили ещё более жестокой расправой.
Норма же была высока, и для выполнения её приходилось находиться в реке чуть ли не целый день. Эмми была постоянно простужена, вскоре у неё начались ревматические боли, а потом стало пошаливать сердце. С каждым днём девочка чувствовала себя всё хуже, и у неё не стало хватать сил, чтобы работать с прежним напряжением. Трижды её секли розгами, и однажды она сказала отцу, что больше не выдержит и лучше бы ей умереть.
Тогда Курт Винтерман и задумал совершить побег. Риск быть пойманными был чрезвычайно велик, но иного выхода не оставалось. Благоприятный момент выпал на другой же день – когда начался сильный дождь. Они все трое были на реке. Курт и Луиза занимались сетями, а Эмми в сотне метров от них мучилась возле берега со своей корзиной.
Никого из коммандос не было видно. Подав знак жене, Курт оставил сеть, и они направились к дочери. Ни слова не говоря, отец отбросил корзину, взял Эмми за руку и вывел на берег. Быстро одевшись, они побежали вниз по течению реки. Они надеялись, что дождь помешает собакам выйти на след.
– И вот мы здесь, – сказал он Игорю.
– Но всё же коммандос почти нагнали вас. Скажите спасибо Тарзану, сумевшему увести преследование в сторону. Слава богу, и нам не пришлось вступать в бой. Спасибо тебе, Тарзан! Не понимаешь?! Не понимает. Ну и чёрт с тобой.
Ещё сутки они оставались возле притока, ожидая, пока спадёт вода. Наконец река вошла в своё русло, и начались приготовления к переправе. Свернули палатку, навьючили лошадь, Игорь и Ник водрузили на себя рюкзаки. Казбека с восседавшей на нём Эмми подвели к броду.
– Я вот о чём всё думаю, Курт, – сказал Игорь, остановившись у кромки воды. – Что если нам вдвоём отправиться к вашему посёлку?
– Зачем? – недоумённо спросил Курт Винтерман.
– Затем, чтобы освободить ваших соплеменников!
– Освободить?! Но… это исключено!
– Почему?
– Ну-у, мы там просто погибнем!
– Неужели погибнем?
– Да. Там много вооружённых коммандос и…
– Ну и пусть много.
– Как это у вас легко выходит. Они нас пристрелят!
– Не пристрелят, если всё делать аккуратно. Меня интересует, какие сейчас настроения в посёлке…
– Какие могут быть настроения? Все давно доведены до предела терпения! От бунта людей останавливает только полная беспомощность перед дулами автоматов. При вашей поддержке, конечно, они могут подняться, но…
– Говоря об освобождении, я не имел в виду открытый бунт.
– А что тогда?
– Массовый побег.
– Массовый побег? Он тоже невозможен.
– Почему?
– Потому что коммандос бросятся в погоню, и дело закончится жестоким наказанием и опять-таки смертями. Настигнуть толпу людей им будет проще простого. Не забывайте – там есть и малые дети.
– Я не забываю. И всё-таки, мне кажется, нельзя оставлять Грюненсдорф в том положении, в каком он сейчас находится. Вы сами говорили: Йозеф умер от раны, двоих убили при попытке к бегству, одного застрелили для назидания, несколько человек умерли от непосильной работы, вашу дочь Гюнтер подвел к краю могилы, – последние слова он произнёс шёпотом, на ухо отцу семейства, чтобы не слышала Эмми. – Чего ждать ещё?
Курт Винтерман задумался.
– Понимаете, эти коммандос… В них исчезло всё человеческое. Они ни перед чем не остановятся. Они уничтожат всех, лишь бы восторжествовать самим.
– Давайте не допустим этого. Сколько километров до вашего посёлка?
– Сколько? Ну, до того как встретиться с вами, мы прошли километров тридцать-тридцать пять. Примерно столько же занял переход сюда. Вот и считайте.
– Сосчитал, – сказал Игорь и сбросил рюкзак со спины. – Ник, ты слышал наш разговор? Мы с Куртом идём к Грюненсдорфу. А ты отправляйся с Луизой и Эммой. Доставишь их на «Ирландию». Отвечаешь за них головой. На судне захвати побольше продовольствия и сразу сюда. Если успеешь раньше нас, жди по ту сторону переправы. Да, карабин и патроны к нему оставь нам. Тебе достаточно будет одного револьвера. И смотри, чтобы Казбек был в полном порядке.
Он помог Нику и Эмме, восседавшей на лошади, переправиться через приток Дуная. Затем вернулся за Луизой, подсадил её в седло и снова пошёл в воду.
Перед тем как сесть на лошадь, Луиза повернулась к мужу, и губы её страдальчески сморщились.
– Мой дорогой, мы будем ждать тебя!
– Не бойся за меня, я буду осторожен.
– Ну вот и всё, они в безопасности, – сказал Игорь, вновь оказавшись рядом с Куртом. Он взял карабин, оставленный Ником, и подал его своему новому напарнику.