Ведьма уже привычно склонила голову на бок, немного нахмурилась. Рэтар поцеловал её в нахмуренный лоб.
— Здесь, начало мира, — начал он. — Здесь восходят Изар и Тэраф и двигаясь по небосводу озаряют мир своими благодатными лучами. Изар всегда восходил лицом к Тэраф, своей сестре и возлюбленной. Для него не было никого лучше неё. А эта часть мира, пустая и тёмная, принадлежала Ране. Она любила Изара, но он никогда не смотрел никуда, кроме своей Тэраф. И тогда Рана решила поразить его, создав что-то настолько удивительное и красивое, чтобы это встречало его, когда он появляется на небе. И она трудилась всю темень, а когда Изар взошёл, то его лучи озарили невообразимую красоту — там где не было ничего, появились горы, река, леса, поля. И это было полно жизнью. Богиня тлена, тьмы, холода, создала жизнь. И она была внутри всего этого. Но Изар не увидел, что внизу что-то изменилось. Зато увидела Тэраф. И ещё она увидела Рану. И поняла, зачем та создала всё это. Изменения Изар заметил только, когда закончил свой путь по небосводу. А Тэраф от злости, зависти и ревности стала невыносимо горячей и попыталась уничтожить всё, что создала Рана. Но ничего не вышло, потому что скованные льдом поля, леса, даже горы стали покрываться листвой, цветами, травой. Всё расцвело и стало ещё прекраснее, чем было создано. И когда Изар взошёл в следующий раз, он впервые отвернулся от сестры и посмотрел вниз. Он увидел всё это, увидел Рану. И его поразила и богиня, и то, что она сделала. Он не отрывал своего взгляда от неё, пока был в небе. Тэраф не могла этого простить. И она стала ещё злее. И Ране не осталось ничего другого, как снова покрыть всё снегом и льдом, в надежде спасти от гнева ревнивой сестры Изара. Спасая своё творение, Рана истратила всю себя. Она исчезла. А когда Изар взошёл, он уже её не нашёл, и только мир под его лучами, скованный снова льдом и укрытый снегом, сказали о том, что случилось. Сожаление и печаль бога были неизмеримы. Он разгневался на сестру. И дал слово покрыть заботой этот край. А сестра с тех пор всё пытается вымолить его прощение. Так возникла Изария. Как дар богини Раны богу Изару. Посмертный дар. Это “песнь камня”, потому что имя Рана означает “камень”, драгоценный камень, камень, что можно найти в горах.
— Гораны не просто так Гораны? — прошептала догадку Хэла.
— Нет, — ответил Рэтар. — На древнеизарийском “горриат” или приставка “го” — это хранитель. Го-Ран — хранитель Раны. Считается, что мой род охраняет покой богини. И Зарна. Это “зария Рана” — сердце Раны. И считается, что эта скала, на которой расположена Зарна, — это плечо богини, что здесь она умерла и стала частью своего мира.
— Плечо? — переспросила ведьма.
— Да, — Рэтар провёл пальцем по изгибу от шеи Хэлы по плечу и дальше перешёл на предплечье, поцеловал само плечо.
— Очень красиво и очень грустно, — проговорила она.
— Да, — кивнул феран и поцеловал её, утягивая в бездну желания.
Почти весь следующий день Хэла сидела в одной сорочке на диване рядом с ним, с накинутым на плечи плащом и рисовала. Она была тихой и смирной, иногда тихо пела под нос песни. И Рэтар поймал себя на мысли, что выходить отсюда не хочет ещё очень долго.
— Рэтар? — спросила Хэла, когда они обедали. — Тебя действительно не заботит, что разговоры о нас пойдут ещё сильнее, после того, как ты заказал такие женские сорочки в корте ткачей?
— Нет, — ответил феран и улыбнулся. — Я заказал их не здесь.
— Не здесь? — удивилась она.
Рэтар отрицательно покачал головой.
— Стой, ты заказал где-то. Где? — она была удивлена, такое живое милое удивление.
Феран усмехнулся:
— Там, где такие ткани не редкость и с ними умеют работать, — развёл руками Рэтар, — наши не смогли бы их прокрасить, не испортив. А там покрасят в любой цвет. И там это просто цвет ранры, а не цвет ферана Изарии.
— То есть, — она повела бровью, — если я не собираюсь ходить в одних только сорочках?..
— Именно, — ухмыльнулся мужчина. — Хотя я и платье на тебя надел бы такого цвета.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Платье ферины? — уточнила Хэла и уставилась на него в нескрываемым озорством.
— Что бы ты, — он откинулся на спинку дивана и прищурился, — сказала, если бы сделал тебе предложение обвязаться со мной?
— Сказала бы, что ты безумен, — ответила ведьма, улыбаясь. — У нас встречаются хотя бы год, перед свадьбой.
— Год? — переспросил Рэтар, вспоминая её объяснения. — Тир в смысле?
— Да, — подтвердила она, и повела головой всё так же хитро улыбаясь.
— Ты здесь почти тир, — заключил феран. — В самый раз.
— Ты не понял, — хихикнула Хэла, потом стала нарочито серьёзной. — Встречаться — это свидания, подарки, немного пожить вместе.
— Так, — усмехнулся Рэтар.
И ведьма рассмеялась, прикрыв глаза рукой, потом убрала локоны за уши.
— Хорошо, — кивнула она и сделала вид, что стала серьёзной. — Дай я подумаю. Мне делает предложение властный, суровый, авторитарный, не терпящий возражений, ревнивый до чёртиков, готовый чуть что запереть меня в четырёх стенах, жуткий на вид тиран и деспот. Конечно я скажу "да", не раздумывая. Разве может быть другой ответ?
— Я так ужасен? — ухмыльнулся феран.
Хэла скользнула к нему на колени:
— На деле намного хуже! — руки её обняли его шею. — Просто я старалась использовать понятные слова.
— Я ещё и не очень понятливый, — заключил Рэтар, обнимая ведьму в ответ.
— Просто невыносимо тяжёлый, да, — ответила Хэла и слегка его поцеловала.
— И что ты во мне нашла? — стараясь быть серьёзным спросил феран.
— Хм, — он прищурила глаз. — Все, ну за ооочень редким исключением, кто наблюдал бы нашу церемонию бракосочетания, разделились бы на два лагеря — одни сказали бы, что я просто сумасшедшая, а другие — что я меркантильная, бессовестная и ушлая.
— Выходишь за мою казну? — улыбнулся он.
— О, да! — и Хэла погладила кулон и озорно глянула на Рэтара. — Но в целом пусть думают, что хотят. И чем ужаснее они думают, тем лучше.
— Почему? — сдерживаясь от смеха, нахмурился феран.
— Потому что я знаю какой ты на самом деле, а им не обязательно.
— И какой я на самом деле?
— Ты справедливый, упорный, надёжный, щедрый, — она повела головой, поёрзала на нём и добавила, — и ты шикарен в постели.
Рэтар рассмеялся и поцеловал Хэлу.
— И, — она оторвалась от него, — мы без ума друг от друга.
— Определённо, — прохрипел он в неё и их снова унесло грехом.
— А ты знаешь, что мы с тобой ни разу не напивались друг с другом? — спросила ведьма на следующий день, когда зашёл Изар.
— Что? — он поднял на неё глаза от работы и нахмурился.
— Мы с тобой живём вместе и ни разу не пили, и не напивались друг с другом. Нельзя так — напиться вместе это святое! — ведьма кажется была серьёзна.
— Я не буду пить с тобой, — проговорил Рэтар. — Ты хоть представляешь, сколько нужно цнели, чтобы я стал цнельным, то есть напился?
— Ваш сидр пейте сами, — фыркнула она. — Мне тоже этой вашей бадьи нужно полбочки.
— Твою жуткую пьяную воду я пить не буду, — ответил феран.
— Почему? — она приподняла бровь и присела на стол.
— Потому что я не знаю точно, как она на меня может влиять.
— Вот и узнаем. Или ты боишься?
— Не надо, ведьма, этим меня не взять, — отрезал Рэтар. — Но я боюсь. За тебя боюсь.
— Я с тобой справлюсь, — ответила она. — Если что заставлю протрезветь.
— Заговором, — выдал феран последний довод против.
— Да, ты сказал без заговоров, но тогда я мылась бы в ледяной воде. Так что, — Хэла поставила на стол кувшин с водой, но что-то говорило, что там уже вовсе не вода. — И да, простой воды здесь только в кадке для мытья теперь, но я и там могу подправить.
— Ты пытаешься загнать меня в угол, женщина? — Рэтар перевёл взгляд с ведьмы на кувшин и обратно.
— Ты меня в четыре стены загнал — развлекаюсь как могу, — парировала Хэла.
Через какое-то время они сидели на диване друг напротив друга и пили уже третий кувшин этой пробирающей до потрохов жидкости.